Французский поход
Шрифт:
— Что вы, ваше высокопреосвященство! Наоборот. Готов отправиться сию же минуту.
— Характер вашего поручения — инструкции вам будут даны полковником д'Эрвилем из военного министерства — должен держаться в тайне.
— Париж сойдет с ума, теряясь в догадках относительно того, куда исчез лучший мушкетер его величества.
Гвардейский лейтенант, стоявший чуть позади и справа от д'Артаньяна, незаметно подступил поближе к нему и, звякнув шпорами, выразительно кашлянул, напоминая о себе. Он имел все основания предполагать, что
— Вы все еще здесь, Морсмери, — пробормотал мушкетер себе в усы, не сводя благодарных глаз с его высокопреосвященства.
— Но ведь приказа уходить не было, — точно так же пробормотал гвардеец.
— Что касается де Мореля, то после истории с дуэлью он даже не смел предположить, что его земляк-лейтенант соизволит вспомнить о нем. А если и вспомнит, то лишь для того, чтобы продолжить дуэль.
— Кстати, лейтенант, — вдруг оживился кардинал, — вы, наверное, будете настаивать, чтобы вместе с вами в это путешествие отправился и ваш друг граф д’Атос, держащий в страхе всех дуэлянтов Парижа и его окрестностей?
— Благодарю вас, ваше высокопреосвященство, за столь уместное упоминание о моем друге Атосе. Я действительно настаивал бы на его поездке, если бы не одно прискорбное для парижских дуэлянтов происшествие: несколько месяцев назад граф погиб во время единственной своей неудачной дуэли — случается и такое.
— Рано или поздно, — с прискорбием согласился кардинал, думая при этом о чем-то своем. Возможно, об одной из тех дуэлей, которые ему приходится выдерживать каждый день. Тяжелых дуэлей, несмотря на то что обходится без шпаг и пистолетов, и в одной из которых он неминуемо падет.
— Его тело нашли у рва близ рынка Пре-о-Клерк.
— Чье тело? — поползли вверх брови кардинала. — Ах да… Пре-о-Клерк, излюбленное место дуэлянтов, — только и смог сказать Мазарини. — Припоминаю, припоминаю. И весьма сожалею. Утверждают, что граф д’Атос был одним из лучших фехтовальщиков Франции. Вам, конечно, трудно будет признать это…
— Почему же? Лучший. Признавал это и при его жизни. Говорить о превосходстве Атоса имеют удовольствие все, кому посчастливилось не скрещивать свой клинок с его клинком. Те же, кто скрестил, возразить уже не смогут.
Мазарини устало посмотрел на д'Артаньяна и направился к карете.
— В таком случае можете взять с собой любого из двух уцелевших во время ваших дуэлянтских игрищ друзей-мушкетеров.
— Это тоже невозможно, ваша светлость. Недавно шевалье д'Эрбле Арамиц, если вы имеете в виду именно его; известный так же, как мушкетер роты серых мушкетеров Арамис, — осуществил мечту своей юности: вернулся в лоно церкви. Теперь он — боголюбивый аббат д'Эрбле.
— Ну?! Страсти господни! Вот уже не подумал бы…
— А между тем прихожане находят его идеальным слугой Божьим.
— Ах, да-да, припоминаю, — остановился Мазарини, не дойдя нескольких шагов до кареты. —
— Другого Франция попросту не знает.
— Вот почему его посвящение в сан вызвало бурные протесты со стороны некоторых пастырей нашей церкви. Они выражали такое яростное неприятие его в качестве будущего слуги Господня, что появилось опасение, как бы наши служители культа не взбунтовались. Во всяком случае, была опасность, что некоторые из епископов обратятся с жалобой к самому папе и даже к коллегии кардиналов. Слишком уж этот человек казался им далеким от дел Христовых.
— Теперь они могут убедиться, как глубоко и не по-пастырски заблуждались.
Мазарини деликатно промолчал; у него на сей счет было другое мнение.
— Третий тоже пал жертвой церкви? — поинтересовался он, решив, что с Арамисом уже все ясно.
— Что же касается Портоса, то сейчас шевалье Исаак де Порто — таково настоящее имя этого бравого мушкетера — любуется видом цветочных клумб, выпестованных им в родовом имении, кажется, где-то неподалеку от Руана.
— Тот самый, неукротимый Портос? Любуется цветочками? Непостижимо!
— Поэтому, с вашего позволения, нелегкий путь до Варшавы со мной разделит мой юный друг виконт де Морель, — вежливо указал он шляпой на опешившего от такой всемилостивейшей доброты гасконца.
— Я? Вы избрали меня? — пробубнил виконт, совершенно забыв об элементарном приличии и сдержанности.
— Если в излюбленном месте варшавских повес вы желаете оставить тело именно этого юноши, — бросил Мазарини, даже не взглянув в сторону де Мореля, — то я не возражаю. Еще двоих спутников подберете без моего ведома. Сообщите о них секретарю. Он знает, как поступать в таких случаях.
— Но они уже перед вами. Этот гвардейский лейтенант и его солдат.
— Да? Лейтенант мушкетеров берет себе в спутники гвардейского офицера? Что-то неслыханное. Очевидно, Франция и ее королевский двор действительно приходят в упадок, как в этом пытаются убедить нас парижские газетчики. Однако вы не против, лейтенант гвардии?
— Лейтенант Морсмери, — поспешил представиться гвардеец. — Как прикажете, ваше высокопреосвященство, — вытянулся тот в струнку.
— Приказываю, — все так же устало махнул рукой Мазарини. — С этой минуты подчиняетесь лейтенанту первой роты мушкетеров господину д'Артаньяну.
— Вы, как всегда, удивительно добры, монсеньер, — отвесил легкий реверанс своей широкополой шляпой д'Артаньян.
Мазарини подошел к карете. Слуга открыл дверцу и помог ему сесть. Но прежде чем дверца закрылась, кардинал высунулся и присмотрелся к приблизившемуся де Морелю.
— Позвольте, так это вы и есть виконт де Морель?
— Так точно, ваше высокопреосвященство.
— Сын погибшего при осаде Ла-Рошели капитана де Мореля?
— Вы правы, ваша светлость. Капитан Жорж де Морель был моим отцом.