Франклин Рузвельт
Шрифт:
В следующие дни велись телефонные переговоры с правительствами двадцати пяти государств (а не двадцати шести, как пишет А. И. Уткин {588} , ибо двадцать шестым были сами Соединенные Штаты), подготавливался текст документа, в него вносились коррективы. Важное уточнение было сделано по настоянию советского Наркоминдела: вместо общих усилий стран, находящихся в состоянии войны с агрессорами, решено было записать: против тех стран, с которыми каждая подписавшая сторона находится в настоящее время в состоянии войны. Причина была понятна: СССР на тот момент с Японией не воевал, и официальный документ не должен был содержать его обязательств включиться в эту войну.
Именно в это время в США прибыл новый советский посол М. М. Литвинов, около десяти лет возглавлявший советское внешнеполитическое ведомство и снятый Сталиным с этого поста перед подписанием пакта с Гитлером. Дело, разумеется, было не в том, что Литвинов, верный сталинский чиновник, выступал против пакта; просто его, еврея по национальности, было неудобно использовать для подписания договора с гитлеровской Германией.
Теперь Литвинов, вроде бы вновь оказавшийся в милости у диктатора, должен был служить живым воплощением верности Сталина союзническим обязательствам с Соединенными Штатами. Рузвельт принял посла тотчас после его прибытия и обсуждал с ним идею и текст исключительно важного многостороннего документа.
В первый день 1942 года в Вашингтоне была подписана Декларация Объединенных Наций. В ней говорилось:
«Правительства, подписавшие сие, ранее присоединившись к общей программе целей и принципов, воплощенной в общей Декларации Президента США и Премьера Великобритании от 14 августа 1941 года, известной под названием Атлантической Хартии, будучи убеждены, что полная победа над их врагами необходима для защиты жизни, свободы, независимости и религиозной свободы и для сохранения человеческих прав и справедливости как в их собственных странах, так и в других странах и что они теперь заняты общей борьбой против диких и зверских сил, стремящихся покорить мир, заявляют:
1) Каждое Правительство обязуется употребить все свои ресурсы, военные или экономические, против тех членов тройственного пакта и присоединившихся к нему, с которыми это Правительство находится в войне.
2) Каждое Правительство обязуется сотрудничать с другими Правительствами, подписавшими сие, и не заключать сепаратного перемирия или мира с врагами.
К вышеизложенной Декларации могут присоединиться другие нации, которые оказывают или могут оказывать материальную помощь и содействие в борьбе за победу над гитлеризмом» {589} .
Под декларацией поставили свои подписи Рузвельт, Черчилль, Литвинов, министр иностранных дел Китая Сун Цзы-вэнь, ведший в это время переговоры в США о предоставлении займа его правительству Их страны рассматривались как «большая четверка». Вслед за ними документ подписали представители британских доминионов Австралии, Канады, Новой Зеландии, Южно-Африканского союза и колонии Индии (Рузвельту пришлось потратить немало усилий, чтобы уговорить Черчилля согласиться на участие Индии — ведь это юридически уравнивало ее с доминионами), девять стран Центральной Америки и Карибского бассейна, восемь находившихся в изгнании правительств оккупированных европейских государств. В 1942—1945 годах к Декларации Объединенных Наций присоединилась еще 21 страна.
Новым выражением решимости стать в полном смысле слова «арсеналом демократий» стало послание президента «О положении страны», с которым он выступил на объединенном заседании обеих палат конгресса 6 января 1942 года.
Это было его первое послание в условиях, когда США воевали. Военному противостоянию оратор придал не просто идеологический, а морально-эпический характер: «Этот конфликт не в состоянии окончиться компромиссом. Между добром и злом вообще не может быть удовлетворительного компромисса. Только полная победа будет достаточна тем, кто выступает за терпимость, достоинство, свободу и веру».
Однако эти этические принципы, реализация которых была бы не чем иным, как завершением войны на основе полной капитуляции агрессоров, дополнялись весьма впечатляющими наметками грандиозного развития американской военной экономики, которую Рузвельт назвал «программой победы». Давно ли его слова о производстве 50 тысяч самолетов в год воспринимались как откровенная утопия? Теперь же речь шла о выпуске в 1942 году 60 тысяч самолетов и сборке 45 тысяч танков, а в 1943-м — соответственно 125 тысяч и 75 тысяч. Водоизмещение спускаемых на воду военных кораблей определялось на эти же годы в шесть и десять миллионов тонн. Это были грандиозные планы, для реализации которых необходимы были огромные капиталы, столь же гигантские производственные мощности, рабочая сила миллионов людей. «Я очень надеюсь, — говорил Рузвельт спокойным, размеренным тоном, — что все цифры, которые я привел, будут усвоены населением Германии и Японии» {590} .
Американский президент обращался здесь именно к населению, а не к правителям агрессивных держав, предупреждая, что наказание понесут не только главари преступных шаек, но и народы, которые допустили к власти политических бандитов, если у них не найдется смелости и сил низвергнуть тех в пропасть.
Рузвельт тогда, разумеется, не знал, в какие конкретные формы воплотится его предостережение: в ковровые бомбардировки Берлина, Гамбурга, Дрездена и Токио, в атомные бомбы, низвергнутые на Хиросиму и Нагасаки.
По инициативе Рузвельта в том же январе был образован Совет военного производства, являвшийся, по существу дела, центральным государственным хозяйственным органом, обладавшим правами принимать решения, обязательные для исполнения не только всеми государственными, но и частными организациями. В него наряду с уполномоченными администрации вошли представители крупнейших корпораций Форда, Моргана, Рокфеллеров. Частное промышленное производство, включая деятельность крупнейших корпораций, частный капитал, вся предпринимательская активность страны оказались под строжайшим государственным контролем.
Американцы мирились с таким положением, сознавая, что трудятся на войну, во имя выживания нации и в то же время во имя усиления позиций своей страны в мире. Немалую роль в воспитании такого сознания играл авторитет президента Рузвельта.
Хотя «программа победы» была выполнена далеко не полностью, перевод экономики США на военные рельсы завершился к концу 1942 года. Уровень производства по сравнению с аналогичным средним показателем за 1935—1939 годы составил в мае 1942-го 191 процент, а в четвертом квартале — 219. Основные расходы взяло на себя государство, покрывая их за счет увеличения налогов, выпуска государственных займов, сокращения госаппарата, экономии на зарплате. В то же время нельзя не отметить, что высокая доходность военного производства обеспечила добровольный перевод предприятий на выпуск вооружения и боевой техники. Число рабочих увеличилось за счет безработных, женщин и подростков. Весной 1942 года в военной промышленности было занято 7—9 миллионов человек, летом — более 12, а осенью — 15 миллионов.