Франклин Рузвельт

Чернявский Георгий Иосифович

Любители острого словца сочинили немало анекдотов по поводу президентской кампании Рузвельта, его противоречивых обещаний. Один из них, например, рассказывал, что советники по ошибке дали Рузвельту для выступления два проекта речи — один в защиту свободной торговли, другой с требованием усилить протекционизм, и Рузвельт якобы ухитрился произнести их оба — то ли один за другим, то ли перемежая. Скорее всего это была злая выдумка. Но утверждение, что в одних выступлениях кандидат отстаивал «новый национализм», а в других «новую свободу» и обе концепции преподносились под флагом «Нового курса», соответствует действительности.

Вещая о необходимости разработки и осуществления широкого плана помощи фермерам, Рузвельт оговаривался,

что эта программа ничего не должна стоить государству. В других речах он обещал сократить государственные расходы не менее чем на четверть; но тотчас же после этого звучали посулы ввести общественные работы, начать финансируемое государством жилищное строительство, призванное покончить с трущобами и тем более «гувервиллями», предпринять, опять-таки за счет государства, строительство крупных промышленных объектов в долине реки Теннесси, где последствия кризиса оказались особенно катастрофическими. Ясно, что эти планы были несовместимы. Рузвельта, однако, слушали со всё большим вниманием, игнорируя противоречия, упрощения, несбыточные обещания, которые звучали в изобилии. Все они покрывались магическим выражением «Новый курс», хотя, казалось, ни у самого Рузвельта, ни у его «мозгового треста», ни у менеджеров избирательной кампании не было сколько-нибудь ясного представления о том, что же это такое.

Впечатление это было обманчивым, так как немедленно после вступления Рузвельта на высший государственный пост законодательные предложения, содержавшие конкретные меры «Нового курса» во всех жизненно важных областях, посыпались как из рога изобилия. «Мозговой трест» и весь аппарат кандидата потрудились на славу.

Во многих своих речах Рузвельт повторял понравившиеся ему выражения: что необходимо позаботиться о «забытом человеке, находящемся в основании социальной пирамиды» (оно неизменно вызывало бурную реакцию одобрения на левом фланге и ненависти на противоположном), что надо смело и настойчиво экспериментировать. «Здравый смысл подсказывает необходимость обратиться к какому-нибудь методу и испытать его. Если же он не оправдает себя, надо это честно признать и найти что-то другое», — вновь и вновь повторял он с незначительными вариациями ^{271} .

Постепенно в его выступлениях стали звучать мысли о необходимости перестроить Демократическую партию, придать ей подлинно либеральный характер. По его поручению Моли подготовил обширный меморандум с призывом к демократам превратиться в подлинную партию прогрессивных реформ путем привлечения в свои ряды рабочих, фермеров, представителей средних городских слоев. «В стране нет места для двух реакционных партий», — провозглашалось в меморандуме ^{272} .

Для каждой группы слушателей Рузвельт и его советники стремились выбрать тему, которая в наибольшей степени их волновала. В городе Топека (северная часть штата Канзас), само название которого в переводе с индейского наречия означает «копать хороший картофель», он советовал собравшимся окрестным фермерам, как контролировать сбор урожая. В Солт-Лейк-Сити (штат Юта), быстро обраставшем пригородами, демократический кандидат обещал в случае своего избрания государственную помощь строительству сети пригородных железнодорожных линий, которые сократили бы жителям время, затрачиваемое на то, чтобы добираться на работу и домой. Во многих выступлениях подвергалась критике республиканская администрация за чрезмерные расходы. Как мы уже знаем, Рузвельт обещал по крайней мере на 25 процентов сократить средства, затрачиваемые на содержание федеральной бюрократии, умалчивая о том, что для дорогостоящих государственных проектов она была необходима.

Выступления перед собиравшимися толпами перемежались деловыми завтраками, обедами, приемами, жаркими рукопожатиями с местными боссами, имена которых надо было во что бы то ни стало запомнить. Одновременно Фарли

встречался с лидерами местных организаций Демократической партии тех штатов, которые не были охвачены во время первой поездки, вел телефонные переговоры с национальными и местными авторитетами. Так установилась легендарная сеть, «паутина» личных, чуть ли не интимных связей, охватывавшая тысячи людей, которая сделала Фарли признанным главным аналитиком настроений и намерений избирателей на протяжении всех тридцатых годов и позволила вносить быстрые коррективы в предвыборную тактику на протяжении первой, а затем и следующих президентских кампаний Рузвельта.

Сторонники Гувера, разумеется, отбивались, но и форма, и содержание их нападок на Рузвельта свидетельствовали о растерянности, отсутствии или, по крайней мере, нехватке встречных аргументов. Как правило, дело ограничивалось оскорблениями или ругательствами. Рузвельта называли «заурядным лжецом», «фальшивым, раскрашенным богом» и просто сумасшедшим. Но пренебрегать даже такими выпадами было невозможно, и демократический кандидат, используя всё свое красноречие и остроумные изобретения своего штаба, отвечал на них спокойно, без ругани, что привлекало к нему новых сторонников, в том числе из числа тех избирателей, кто обычно поддерживал республиканцев.

Гувер, политик опытный и дальновидный, постепенно стал понимать, что обречен. Сам себя он называл старым бойцом, вступившим в неравную битву, чтобы в ней достойно отдать жизнь. Даже сторонники республиканского кандидата отмечали неизбежность его поражения. На одном из собраний появился плакат с рифмованной надписью: In Hoover we trusted; now we busted(«Гуверу мы доверяли; теперь мы всё потеряли»).

Согласно опросам общественного мнения, ко второй половине октября за Рузвельта высказывались избиратели 44 штатов и только четыре штата предпочитали других кандидатов. Гувер стал настолько непопулярен, что в Детройте во время его выступления конная полиция вынуждена была рассеивать возбужденную толпу.

* * *

Согласно американской традиции президентские выборы проводятся во вторник после первого понедельника ноября очередного високосного года. На сей раз они происходили 8 ноября 1932 года.

Рузвельт, находившийся с женой в Гайд-Парке, утром отправился голосовать. Хорошо знакомый ему представитель избирательной комиссии задал два обязательных вопроса: «Какова ваша фамилия?» и «Каков главный характер ваших занятий?» Ответ на второй вопрос оказался совершенно неожиданным: «Выращивание деревьев», Именно так будет отвечать Рузвельт на этот вопрос и во время всех следующих основных (каждые четыре года) и промежуточных (каждые два года) выборов.

После голосования кандидат от Демократической партии выехал в Нью-Йорк, где в отеле «Билмор» разместился его избирательный штаб. Когда стало ясно, что за Рузвельтом полная победа, он появился в бальном зале отеля и обратился к собравшимся с краткой речью благодарности, особенно выделив заслуги Луиса Хоува и Джеймса Фарли. Другие члены штаба почувствовали себя несколько уязвленными, особенно Раймонд Моли, который с недавних пор считал себя правой рукой Франклина. Но такова уж была натура Рузвельта — он легко находил новых соратников, охладевал к прежним, хотя никогда не порывал с ними, оставляя их как бы в резерве для возможного использования в будущем.

Моли, правда, оказался исключением. Вскоре после вступления на президентский пост Рузвельт направил его в Государственный департамент в качестве заместителя госсекретаря. Однако Моли не смог найти общего языка со своим непосредственным начальником Корделлом Халлом, который счел его надсмотрщиком и даже шпионом Белого дома и поставил президенту ультиматум. Выбор оказался на стороне Халла, и вконец обиженный член «мозгового треста», сделавший очень много для того, чтобы Рузвельт был избран, навсегда ушел с общественной арены.