Франклин Рузвельт
Шрифт:
Столь же верной помощницей являлась Элеонора. Она давно уже вела свою, отдельную от супруга, личную жизнь, но оставалась его близким другом. Пользовавшаяся влиянием и авторитетом в прогрессивных кругах, в частности в организациях женщин и афроамериканцев, Элеонора служила крепким связующим звеном с теми слоями, которые новый президент стремился привлечь на свою сторону, не вступая с ними в непосредственное общение. Позже, когда ее супруг приступит к исполнению президентских функций, она станет вести ежедневную газетную рубрику «Мой день», которая будет перепечатываться многими газетами и окажется авторитетной для массы американцев.
Еще одним заранее предсказуемым членом группы личных помощников стала секретарь Рузвельта еще с 1920-х годов Мисси Лихэнд. Исправно выполняя технические функции, Мисси — пожалуй, к удивлению других помощников и тем более «мозгового треста» — играла и более серьезную роль. Теперь уже женщина средних лет, но сохранившая красоту и обаяние, хотя и рано поседевшая, жившая в доме Рузвельтов с 1928 года и пользовавшаяся полным доверием не только Франклина, но и Элеоноры, Мисси была и приятной собеседницей в непродолжительные минуты отдыха, и советчицей в политических вопросах. Рузвельт, по единодушной оценке работавших у него людей, прислушивался к ее мнению, считая, что она выражает позицию «обычного человека».
Наряду с этими людьми в состав личного кабинета президента вошли журналисты Стив Эрли и Марвин Макинтайр, которые при освещении в прессе избирательной кампании Рузвельта проявили себя как умелые и верные исполнители.
Затем начался подбор членов правительства. Особое внимание Рузвельт уделил посту государственного секретаря, учитывая, что кризис привел к обострению международной обстановки, а внутренние экономические дела невозможно было решить без учета внешних факторов. Новый президент рассматривал госсекретаря как своего реального первого помощника, пренебрегая тем, что формально таковым по Конституции США должен был являться вице-президент. Несколько кандидатур было отброшено, прежде чем Рузвельт согласился выдвинуть на этот пост Корделла Халла. Поначалу этот выбор казался странным, так как у Халла не было значительного внешнеполитического опыта.
Однако уже в ближайшие месяцы полностью подтвердилась правильность прогноза президента и его советников — Халл продемонстрировал умение видеть развитие мировых событий, по крайней мере в ближайшей перспективе, объединять сами события и реакцию на них США в единый комплекс, в котором увязывались наиболее целесообразные с точки зрения администрации подходы и решения и здоровое упрямство в отстаивании своей позиции, от которой Халл отказывался только тогда, когда его убеждали, что он допустил просчет. Примером такого рода просчета была долголетняя установка министра на сохранение курса свободной торговли, которая в предвоенных условиях приходила в противоречие и с государственными интересами США, и с личными намерениями президента. Скрепя сердце Халл был вынужден согласиться с принципом жесткого государственного контроля внешнеторговой деятельности, на котором настаивал Рузвельт.
Халл отлично понимал, что в критических условиях 1930-х годов, как и позже, во время Второй мировой войны, основные внешнеполитические решения принимаются не в Госдепартаменте, а в Белом доме. Халл оказался самым большим «долгожителем» среди руководителей внешнеполитического ведомства США, прослужив на этой должности почти 12 лет.
Пост министра финансов был вначале предложен известному эксперту Демократической партии по валютно-денежным вопросам сенатору Картеру Глассу Занимая по монетарным делам ортодоксальную позицию, Гласе поставил вопрос, не намеревается ли новая администрация встать на путь инфляции. Рузвельт, несколько раздраженный тем, что ему ставят предварительное условие, дал инструкции Моли для разговора с Глассом: «Что касается инфляции, можете сказать, что мы не собираемся выбрасывать идеи в окно только потому, что их обозвали инфляцией. Если Вы чувствуете, что старикан не желает идти вместе с нами, не давите на него» {276} .
Гласе действительно не поступился принципами и отказался войти в правительство. Пост министра финансов был предложен Уильяму Вудину — богатому нью-йоркскому бизнесмену, щедро финансировавшему избирательную кампанию Рузвельта. Помимо того, что он хорошо знал проблему изнутри, его назначение укрепило контакты президента с Уоллстрит и было благожелательно встречено почти всеми демократами, связанными с крупным капиталом.
Продолжая балансировать между консерваторами и прогрессистами, Рузвельт сделал министром сельского хозяйства Генри Уоллеса — республиканца из штата Коннектикут, который был известен радикальными взглядами и даже высказывался за те или иные формы коллективной обработки земли. Помимо того, что таким образом Рузвельт протягивал руку левым аграриям, он демонстрировал готовность решать вопросы внутренней политики на межпартийной основе. Впрочем, формально республиканцем считался и Вудин, по существу уже давно отошедший от этой партии.
По сходным причинам — для расширения политической базы правительства — министром труда была назначена Френсис Перкинс, старая знакомая Рузвельта еще со времени расследования пожара на швейной фабрике в Нью-Йорке в 1911 году. Так впервые в правительстве США появилась женщина. В широких кругах о ней сохранили добрую память. Ныне министерство труда США располагается в здании, носящем имя Ф. Перкинс.
В отличие от Перкинс, с которой Рузвельт был на короткой ноге, пост министра внутренних дел был предоставлен ранее никогда не встречавшемуся с новым президентом члену Республиканской партии, чикагскому адвокату Гарольду Икесу (1874—1952) — по рекомендации чикагских сторонников, знавших его как прогрессиста и борца за права индейцев. В США, в отличие от многих других стран, министерство внутренних дел является не репрессивным органом, ведающим полицией и организацией внутренней безопасности, а ведомством, управляющим природными богатствами страны [20] , то есть не относится к ведущим. Но Рузвельт, с молодых лет заботившийся о сохранении природы, озеленении и развитии сети национальных парков, считал Икеса одним из своих верных помощников. Став лично близким к Рузвельту, тот смог значительно усовершенствовать дело охраны природы, использование естественных ресурсов, лесное хозяйство, деятельность национальных парков, причем продолжал эту работу и в условиях Второй мировой войны, «выгрызая» из финансовых ведомств необходимые средства.
20
Не зная этого, некоторые российские авторы в публицистике называют Икеса «американским Берией».
Только Икес и Перкинс являлись членами правительства на протяжении всех двенадцати лет пребывания Рузвельта на президентском посту (чуть раньше, за полгода до смерти Рузвельта, ушел в отставку по состоянию здоровья Корделл Халл).
Все подобранные Рузвельтом министры были людьми либо опытными, либо способными, либо обладали обоими этими качествами. Но среди них не было звезд первой величины, которые могли бы впоследствии претендовать на высший государственный пост. Именно так Рузвельт сознательно формировал состав своего правительства, в котором ему по всем вопросам должна была принадлежать партия первой скрипки и никто не мог сравниться с ним по качествам государственного деятеля.
Чуть забегая вперед отмечу мнение Р. Тагвелла, относящееся к поведению Рузвельта уже в качестве действующего президента, но вполне применимое и ко времени формирования его кабинета: «Ни один президент не имел более тонкого понимания сложной механики отношений между людьми. Он всматривался в то, как его подчиненные вели свои игры, останавливал их в случае необходимости, помогал, когда это было надо, наказывал невниманием и вознаграждал, делился с ними своими самыми потайными мыслями. Каждый член администрации был в курсе, что Гарольд Икес, Генри Уоллес или Джесс Джонс [21] приглашены к обеду с президентом, и думал, как это отразится на его интересах» {277} .
21
Джесс Джонс, техасский предприниматель и политик, являлся руководителем Реконструктивной финансовой корпорации, а затем министром торговли в правительстве Рузвельта.
Еще до вступления на президентский пост Рузвельт пережил сильный стресс. 4 февраля он отправился в десятидневное морское путешествие на яхте своего хорошего знакомого Уинсента Астора. 15 февраля, по прибытии в Майами, штат Флорида, избранный президент выступил в городском парке перед 20 тысячами жителей города и окрестностей. На эту встречу приехал и мэр Чикаго Антон Сермак, который на партийном съезде выступал против Рузвельта, а теперь пытался наладить с ним отношения.
Как раз в тот момент, когда Франклин завершил свою речь, в него пять раз выстрелили из пистолета. Стрелявший — анархист, итальянец по происхождению, рабочий-каменщик Джузеппе Зангара, к счастью, целиться не умел. Ни одна пуля не задела президента, но Сермак случайно был смертельно ранен и скончался через две недели [22] . Арестованный на месте преступления Зангара заявил, что с детских лет мечтал убить какого-нибудь короля или президента.
22
Путешествовавшие по США в 1935 году Илья Ильф и Евгений Петров, не упоминая обстоятельств гибели Сермака, писали со злорадством: «Чикагский рэкет — самый знаменитый рэкет в Америке. В Чикаго был мэр, по фамилии Сермак. Он вышел из рабочих, побывал в профсоюзных вождях и пользовался большой популярностью. Он даже дружил с нынешним президентом Рузвельтом. Они даже называли друг друга первым именем, так сказать, на “ты”: он Рузвельта — Фрэнк, а Рузвельт его — Тон ни. Рабочие говорили о нем: “Тонни — наш рабочий человек. Уж этот не подведет”. Газеты писали о трогательной дружбе президента с простым рабочим (видите, дети, чего может достичь в Америке человек своими мозолистыми руками!). Года два или три тому назад Сермака убили. После него осталось три миллиона долларов и пятьдесят тайных публичных домов, которые, оказывается, содержал расторопный Тон ни. Итак — мэром Чикаго некоторое время был рэкетир» (Ильф И., Петров Е.Одноэтажная Америка: Письма из Америки. М.: Текст, 2003. С. 152). Откуда советские писатели взяли версию, что Сермак был другом Рузвельта, а также рэкетиром или мафиози, мне неведомо; она ни в малейшей мере не соответствует действительности.