Франкский демон
Шрифт:
— И мы желаем вам здравия, — с поклоном ответил Святой Дух и жестом показал Барнабе, чтобы тот убрался из комнаты.
Амальфиец так же склонил голову и произнёс слова приветствия.
Бывалые люди, ни в грош не ставившие жизнь человека — случалось им убивать и ради кошелька с несколькими жалкими денье и презренными оболами [22] , — внезапно сробели перед своим визитёром, и уж, конечно, происходило это не из-за его внешности — чёрный так чёрный, мало ли кто как одевается? — и не из-за того, что не показывал он своего лица, хотя и ясно — не было на нём кошмарных язв — опять же, его дело, —
22
Серебряные и бронзовые монеты.
Занятые всем этим, они даже не заметили, как в руке у чёрного человека оказался внушительный кошель зелёного шёлка, расшитый бисером, — явно работы арабского мастера. Заказчик, подкинув на ладони, швырнул деньги прямо на стол и предложил:
— Проверьте, всё ли тут.
Марко развязал кошель и, высыпав золотые прямо на столешницу, принялся быстро пересчитывать их. Время от времени они с напарником хватали одну-другую монету и, точно не доверяя логофетам герцога Гвискара и базилевса Парапинаца, пробовали металл на зуб. Судя по всему, экспертиза удовлетворила неаполитанца и его товарища. Заказчик не обманул и на сей раз — звонкой деньгой расплатился он за смерть ненавистника. Звонкой и яркой — даже здесь, в полумраке убогой каморки, золотые горели, как маленькие солнца.
— Чем они у тебя перемазаны? — с довольной усмешкой торговца, завершившего выгодную сделку, обратился Губастый к чёрному человеку. — Натёр, чтобы ярче блестели?
Тот кивнул:
— Да.
— Зря старался! — хрюкнул амальфиец. — Елеем ты их вымажи, сахарным варом или ослиным дерьмом, они не станут иными. Золото — есть золото! — заявил он, тем самым лишний раз подтверждая правоту императора Веспасиана, уверявшего, что деньги не пахнут. По мнению Губастого, деньги не могли пахнуть... дурно, равно как и иметь неприятный вкус. Он пихнул товарища в бок: — Я был не прав, Марко. Дерьмо и правда снится к богатству!
Однако неаполитанец, казалось, не разделял его радости.
— Тот человек, господин, — начал он, поворачивая к гостю хмурое лицо, — был очень важным сеньором. Он стоил больше, чем пять сотен безантов. Мы, конечно, уже договорились, но... добавить бы?
— Сколько?
— Сто... Нет, двести... двести пятьдесят безантов!
— Да! — немедленно подхватил Бордорино. — Мы здорово рисковали.
— Но вы же согласились и получили за риск пятьсот золотых? Да в придачу ещё и кошелёк зарезанного вами сеньора. Теперь он мёртв, и не всё ли вам равно, кем он в действительности был? Какая разница? Ведь вы рисковали, когда убивали его, и с тех пор риск не стал больше. За что же вы хотите получить дополнительную плату?
— Ну нет, — Марко покачал головой и отошёл от стола, сделав два-три шага, но не прямо к визитёру, а чуть в сторону, оказавшись сбоку от него. — Так не пойдёт.
Чего-чего, а взаимопонимания парочке было не занимать. Не успел неаполитанец заговорить, как напарник его, так же забывая о рассыпанных безантах, двинулся вперёд, выразительно положив ладонь на рукоять кинжала.
Чёрный человек, как выяснилось, к числу храбрецов не принадлежал, он немедленно пошёл на попятную.
— Хорошо, хорошо, друзья мои, вы меня совсем не так поняли, я-то думал, что
— Верно, — согласился Дух, уже откровенно оттесняя гостя от двери. — Мы отдадим тебе это дерьмо. Богатый кошель, а было в нём всего-то каких-то двадцать безантов. Да к тому же половина из них отчеканены Комнинами — вот уж, что вор, что грифон — одно и то же.
Чёрный человек достал ещё один кожаный мешочек и протянул его Марко. Однако от зоркого взгляда неаполитанца не укрылся тот факт, что на поясе заказчика не оказалось ни меча, ни кинжала. Дух и Губастый перемигнулись и мгновенно поняли друг друга. Если бы чёрный человек был поумнее, он сообразил бы, что его не выпустят живым, какие бы деньги он ни посулил своим наймитам. То, что при нём, и так их добыча, а обещаниям, пусть хоть самым соблазнительным, здесь грош цена.
— Давай сюда всё! — рявкнул Бордорино. — Живо!
— Слышал, что сказали?! — поддержал напарника неаполитанец. — Гони все деньги! Хотел нажиться на нас, мерзавец?
В полумраке каморки зловеще блеснули кинжалы убийц.
— Я всё отдам вам, всё отдам! — запричитал чёрный человек. — Только пощадите. Не убивайте!
— Конечно, пощадим, — плотоядно улыбаясь, пообещал Губастый и вдруг вскрикнул испуганно: — Что такое? Эй, Марко! Что с тобой?!
Неаполитанец остановился как вкопанный. Он выронил оружие и, схватившись за горло, захрипел:
— Холод... но...
Больше ничего Дух не сказал, поскольку, если позволительно будет выразиться подобным образом, испустил дух.
Не успело тело несчастного неаполитанца рухнуть на грязные доски убогого пола комнатушки, которой Бог судил стать его последним земным пристанищем, как настал черёд Губастому Бордорино оценить по достоинству все пережитые напарником ощущения.
— Дьявол... — простонал амальфиец, глядя в угольки глаз чёрного человека. — Дья... я...в...
Перешагнув через его труп, гость подошёл к столу и, бросив взгляд на рассыпанные там монеты, позвал:
— Барнаба. Ко мне, быстро.
Вид распростёртых на полу тел привёл мальчика в замешательство. Однако он довольно быстро справился с собой и даже пнул не способного уже больше ни за что его наказать Губастого:
— Сдох, ублюдок?!
Отрок несомненно бы проделал то же самое и с благодетелем, но чёрный человек строго прикрикнул на него:
— Но-но! Мне не до сантиментов. Тащи их провизию.
— Вот она. — Точно крепкий белый кочан из подгнивших капустных листьев, Барнаба извлёк из своих лохмотьев обглоданную кость и остатки хлеба — если бы только знал чёрный человек, чего стоило удержаться и не съесть всё это его маленькому голодному помощнику?!
Вдвоём они подняли и посадили отравленных убийц за стол, положив перед ними окорок и хлеб. Срезав с их пояса мешочки с деньгами, заказчик приказал:
— Ищи кошель.
Отрок не заставил его ждать. Он быстро исполнил распоряжение.
— Эти деньги, — чёрный рыцарь указал на разбросанные по столу тари и безанты, — твои. — Увидев, как вспыхнули глаза мальчишки, он добавил: — Только не пробуй их на зуб, по крайней мере, до вечера. Ты мне ещё понадобишься живым. И не вздумай кому-нибудь похвастаться своей удачей. Лучше молчи, да закопай деньги так, чтобы никто не видел.