Франт 4

Солин Иван

— Заткнись, дура! — вовремя пнула своим острым локотком под ребра голубоволосая Клемен, прислушавшуюся-таки к ней подругу, как я помню, весьма артистичную красноволосую Милен, которая бросилась было поприветствовать уж нежданного меня своим традиционными ехидством, но тут узрела мою висюльку, а точнее, в пренебрежение статуту не саму медаль, как было положено носить с парадным или повседневным облачением, а лишь, как предписано с полевой формой, её ленту продетую во вторую сверху пуговичную петлю, по случаю проделанную в моем беспуговичном студенческом мундире на «липучке».

— Приношу свои извинения, студент Франт, — чуть поклонилась резко посерьезневшая, подозреваю принявшая свое естественное выражение

лица, и как видно вовсе не старшая в этом дуэте, Милен Горская, избавив тем самым от необходимости жестоко убивать её, то ли и впрямь настолько не дружащую с башкой, то ли намеренно спущенную с поводка своей голубоволосой хозяйкой для целенаправленной провокации меня, который и без того не рад обязательному требованию носить эту, пусть и почетную здесь, но очевидно же, врученную мне с целью унизить, побрякушку, да еще и едва не охарактеризованную только что столь нелестным для любого уважающего себя мужчины образом.

— Ваш рот, Милен, столь щедро одаренный природой достойным фасадом, полагаю гораздо лучше покажет себя в других целях. Рекомендую открывать его в следующий раз исключительно для них, — нанес я откровенное оскорбление, не столько из-за того что меня взбесили слова, пусть и не произнесенные до конца, но вполне понятные, сколько дабы начать череду дуэлей, преимущественно бескровных студенческих, но это не точно, которые я давно уже запланировал и имеющих целью показательно заткнуть всех тех, кто может своей возней отвлекать меня от дел, а заодно восстановить свою репутацию после того моего «выступления» на Журавле, по дороге в Белосолье. Лучше, как говорится, день потерять, неустанно вырезая дураков, зато потом за пять минут долететь, пока те что поумнее, убравшись с дороги, сотрясают от страха все окрестные кусты.

— Молчи! — проскрежетала сквозь зубы голубоволосая, вцепившись а руку красноволосой, сначала побледневшей, затем покрасневшей, а после действий «хозяйки» даже чутка позеленевшей. — Благодарим за совет, Герд. Студентка Горская непременно прислушается к мудрым речам того, чьи отважные действия, бесспорно заслуженно, оценены командованием. Прошу прощения, но нам нужно отойти: Милен не здоровится.

И эта порочная особа, а также, как теперь отчетливо видно во Взоре, настоящая садистка и вообще жестокая девочка поволокла куда-то в кусты безропотно последовавшую за ней на своих негнущихся деревянных ногах Горскую — определенно мазохистку, что наряду с непомерной похотью, были чуть ли не единственными, но поистине всепоглощающими пороками этой, на удивление организованной, и по-видимому вынужденно сдержанной, а следовательно и артистичной натуры. Я даже представляю, каким образом голубоволосая будет приводить её сейчас в чувства. Там, как раз, и прутики подходящие растут. Жесть.

Так вот значит, какая ты на самом деле, очаровательная глупышка Клемен? Надо же, опасная особа, любительница подавлять и доминировать над… Хм, да хрен там, Милен слабая! Тут уж скорее подойдет: нездоровая.

Что-то любование чужими пороками и состоянием их душ меня изрядно расстраивает и ввергает в тоску из-за утраты веры в человечество. Мда. Воздержусь я, пожалуй, пока от этой своей возможности. Теперь только по делу!

Нет, не то чтобы прям все встречные были поголовно монстрами, но почти у каждого, даже у милашки Лузин, душа вся пронизана нехорошим разноцветием, и это, можно сказать, норма. Беда же, когда кто-то не держит себя не то что в узде, но хотя бы в руках. Вот тогда эта аппетитная демонам цветастая мерзость, лелеемая, поощряемая и тренируемая, так сказать, своим владельцем, настолько разрастается, что рвет им всю «мякотку», превращая душу в привлекательные нам лохмотья.

Вот, например, Вольская. Из мучащих ту пороков, пожалуй, стоит выделить обжорство, с которым девочка

никак не может совладать, хоть и уделяет борьбе с ним, по-видимому, титанические усилия. Причем настолько, что об этой беде Вижон я узнал лишь впервые взглянув на её душу. Я ни разу не видел, чтобы наша изобильная красавица переедала или тем более сидела на диете. Настолько она умеет контролировать себя, прилагая немалые старания, причем даже не подавая вида. Да то же высокомерие, судя по всему, Вижон гораздо проще обуздать, а это, к слову, вторая её беда, перестань которую она сдерживать, и тогда легко может стать желанной мне… еще и как демону. Мда. Так что именно под натиском обжорства, толстый жгут которого сейчас едва прорастает в её душу и заметно уступает даже жиле высокомерия, но только попади девочка в спокойную жизнь и разместись в зоне комфорта, и тогда перестав себя сдерживать наверняка не то что раздобреет, полагаю приизрядно, но и гораздо стремительнее, чем от чего бы то ни было другого, станет весьма и весьма аппетитным лакомством в демоническом смысле. Предрасположенность, что поделать.

Что ж, вся эта ситуация произошла почти уже на площади, где я когда-то проходил публичное испытание перед зачислением в академию, а сейчас вот, должна была начаться торжественная церемония наподобие линейки и своего рода переклички, чтобы руководство могло поздравить успешно преодолевших учебную практику и зафиксировать не явившихся. Ну и куда я неспешно следовал, пока случайно не встретил на подходах эту язвительную парочку. Сам. Крольц я отправил другой дорогой, так как решил явиться и поприветствовать прочих дезертирок самостоятельно, заодно и укрепить мистический, так сказать, эффект, сбивая с толку на предмет того, как я вообще мог оказаться в столице и поспеть к началу занятий.

Лузин, к слову, после нашей близости словно податливый воск, и пусть она не станет терпеть моих явных похождений на сторону, но теперь стала очень понятлива и покладиста относительно моих планов и действий. О последних событиях в Белосолье язык пообещала держать за зубами и решений не оспаривала, даже без обсуждения и убеждения, а лишь безропотно приняв к сведению мои указания. Золото, а не девочка. Знает, когда стоит пообсуждать, а когда лишь довериться. Жаль всё-таки, что я не пылаю к ней чувствами. Хотя может быть так даже и лучше.

Двойняшек я также не брал с собой. Во-первых, для начала им необходимо легализоваться. Пусть у них и были уже бумаги, изначально выправленные у нечистого на руку Белосольского стряпчего на «левые» личности, да еще и под гримом, с которым, напомню, ловкие двойняшки мастерски обращаются. Но так как всё же не был уверен, что такие коррупционеры не на карандаше у местной «конторы», то в последствии я, умеющий подделывать любые магические печати разных типов, опираясь на полученные образцы сделал девочкам чистые бумаги, пусть они и не выдержат более глубокой проверки из-за отсутствия регистрации в книгах и прочих архивах. Поэтому сегодня Лу и Ло с моим письмом отправились в столичный особняк прибывшей уже после решения проблем в провинции баронессы Чернохолмской, у которой и получат все необходимые и безупречные документы, став «из Чернохолмских».

Ну а во-вторых, для того чтобы иметь возможность содержать при себе свиту не из числа студентов, мне понадобится официальное разрешение ректора, поэтому сначала нужно решить этот вопрос с Ровской, а уж потом тащить с собой в академию Лу и Ло.

Но вот, я пришел и вижу обращенные к себе ошарашенные взгляды студентов почти всего своего курса. Тех, которые уже, очевидно, узнали о причинах моего отсутствия на Журавле, пока летели на нем совместно с моей поредевшей группой, понесшей столь существенные потери входе вроде бы не призванной подвергать серьезным опасностям студентов учебной практики.