Фрегат Звенящий (сборник)
Шрифт:
«Вася, подходи к Славе круто в бейдевинд! Наветренным бортом!.. Растрави паруса…»
Я увидел борт «Звонка» рядом с собой, вскинул руки, вцепился. Меня ухватили за жилет, потянули вверх. С трудом, но все-таки втащили в кокпит. И мы пошли к берегу.
На берегу Яков Платонович поздравил нас с первым перевертыванием и стал «разбирать ситуацию». Сказал, что действовали мы правильно, только мне надо было не отпускать мачту, а придерживать ее за ванту. Тогда я сам оказался бы у борта, когда «Звонок» встал на ровный киль.
«Ну, ничего, — успокоил он меня. — В следующий раз все получится лучше».
«Какой
Я подумал, не выбрать ли мне в жизни какую-нибудь совершенно сухопутную профессию: например, погонщика верблюдов в пустыне, подальше от моря. Но Антошка, который оказался самым храбрым из нас, заорал «ура». Нам что оставалось делать?
Про тренировочные киляния писать долго нечего. Мы продрогли, зато научились поднимать перевернувшуюся яхту и забираться в нее за одну минуту. Только не сразу научились, не обошлось без синяков.
Один раз, когда перевернулись, Ксеня решила отсидеться в кокпите и залезла там на швертовый колодец, как на полку. «Звонок» плавал на боку, у него есть водонепроницаемые отсеки, которые не дают корпусу погрузиться глубоко. Но это он сперва так плавал, а потом под Ксениной тяжестью стал переворачиваться вверх днищем. Ксеня еле успела выскочить. А «Звонок» мачтой воткнулся в дно озера. Тут уж нам на помощь пришел Яков Платонович — зацепил за шверт буксирный конец и потянул на моторке. А когда яхту поставили, он сказал, что оставаться внутри яхты при переворачивании нельзя ни в коем случае.
Парус пришлось стирать, потому что фаловый угол перемазался в иле.
Котам Василисе и Синтаксису Ксеня сшила маленькие пояса с кармашками, которые набила пенопластом. Коты сперва старались соскрести с себя эти пояса, но потом привыкли. Они часто ходили с нами на «Звонке». Один раз даже перевернулись. Василиса тут же поплыл к яхте обратно, забрался на швертовый колодец (как в прошлый раз Ксеня) и спокойно сидел там, пока яхту не поставили. Он не мешал, потому что легкий. А Синька перепуганно залез мне на жилет, на плечи. Так вдвоем нас и вытащили из воды.
Сначала Яков Платонович не разрешал нам далеко отходить от берега. Или сопровождал на моторке. Но однажды нам пришлось наконец отправиться в самостоятельное плавание.
Виноват в этом был Синтаксис.
Примерно в половине мили от лодочной станции есть островок Петух. На нем любят загорать купальщики, которые плавают туда на лодках. В тот день был довольно крепкий ветер, мы ходили долго. Побывали и на Петухе, искупались, пообедали бутербродами и чаем из термоса. Вернулись на станцию мы уже вечером. Все устали, хотелось поскорее оказаться дома, поужинать и улечься на диван.
Но тут оказалось, что нет Синьки. Василиса в своем спасательном поясе ходил по пирсу и жалобно мяукал, но его друг не откликался.
Мы искали Синьку по всей лодочной станции. Нигде его не было. Все ужасно расстроились, а Ксеня стала всхлипывать.
«Наверно, он остался на Петухе, — сказала она. — Мы думали, что он в носовом отсеке, вместе с Василисой, а он, наверно, выскочил, когда мы поднимали парус…»
Мы посмотрели на Петух. Сперва просто так, а потом в бинокль. На островке было уже пусто, потому что лодки полагалось сдавать на станцию на позднее восьми часов. У самого берега на Петухе белела полоска песка, а дальше зеленел низкий березняк. На песке мы Синьку в бинокль не увидели.
«Все равно он там, я знаю, — говорила Ксеня и плакала уже по-настоящему. — Дедушка, поехали!»
Но Яков Платонович развел руками. В бачке мотора кончился бензин. А гараж, где хранилось горючее, был уже заперт, и начальник унес ключ.
«Тогда пойдем на «Звонке»!» — крикнула Ксеня.
«Ну что же, — сказал Яков Платонович, — идите. — Может быть, Синька и правда там, нельзя оставлять беднягу».
«А ты? Разве ты с нами не пойдешь?»
«У меня спина разболелась, пользы от меня никакой, только лишний вес. Мы с Василисой подождем вас здесь. А вы будьте осторожны, дует-то вон как…»
По озеру шли белые гребешки. Мы одни еще никогда в такую погоду не ходили.
Вася шепотом сказал:
— Давайте Антошку оставим. Зачем всем рисковать?
Антошка услышал, сказал, что мы бессовестные предатели, и заревел. Пришлось его взять. Он, по-моему, один из всех нас почти не боялся.
Ух как мы летели к Петуху! Ветер был южный, Петух на западе, получился галфвинд левого галса. Вася сидел на руле, Антошка — на стаксель-шкотах, а я держал гика-шкот. Ксеня сидела рядом и готовилась помочь, если я шкот не удержу. Мы с ней откренивали — вывешивались далеко за наветренный борт, цепляясь ногами за ремни в кокпите. На нас летели брызги, мы скоро стали мокрые. Но чем мокрее мы делались, тем больше прибавлялось уверенности. Яхта была послушная, и мы справлялись с парусами и рулем. Теперь наш главный страх был за Синьку: что с ним, с бестолковым, сделалось?
Мы вовремя подняли шверт и с размаха въехали на песок пологого берега. Антошка выскочил на берег первый, ухватил швартов и закричал:
«Синька! Синтаксис! Кис-кис-кис!»
Мы тоже повыскакивали на берег и тоже закричали. А потом прислушались. Было тихо на берегу. Но вот из кустов послышалось:
«Мяу…»
Мы кинулись в березняк. Там, сжавшись в комок, сидел перепуганный дикой природой Синька.
Ксеня схватила Синьку, и он прижался к ней, как спасшийся от всех страхов маленький ребенок.
Обратно мы шли уже совсем без боязни. Антошка громко сочинял новые стихи:
Как мы мчались во весь дух Курсом прямо на Петух! А теперь мы веселимся — Синька едет к Василисе! Снова в жизни красота: Отыскали мы кота!Яков Платонович на пирсе встретил нас обрадованно и помог ошвартовать «Звонок». А Синьке сказал: