Френдзона: Выход
Шрифт:
Он резко встал и принялся собирать документы.
— Как только будут какие-то новости — я тебя проинформирую.
— Хорошо, — безучастно кивнула Марфа. Она явно ждала, когда он уйдет.
Ну что же. Уйду. Сегодня уйду. К тому же, дел еще сегодня куча по подписанным только что бумагам.
А в прихожей, когда Марфа уже расслабилась — резко подался вперед и обнял. На краткое время прижал к себе — и отпустил.
Не смей забывать мои объятья, слышишь?! Как я прикасаюсь к тебе. А у меня в этот момент почти перестают колоть
Марфа устроила дома генеральную уборку. Перетряхнула гардероб и отнесла два пакета в пункт приема ненужных вещей, который находился в торговом центре рядом с ее домом. Испекла яблочный пирог и зазвала в гости братьев — правда, явился только один.
— У Петруччо в кои-то веки какое-то интересное дело, — Пашка шумно прихлебывал чай и жмурился от удовольствия. — Он интенсивно шевелит извилинами и на все вопросы отвечает матом.
— Он им всегда разговаривает, — усмехнулась Марфа, отрезая молодому растущему организму третий кусок пирога.
— Не, он иногда может как человек говорить, — не согласился Павел. — Но сейчас явно не тот случай. Он живет на работе. А ты что, пока тунеядец?
— Тунеядец, — согласилась Марфа. — Завтра планирую начать поиски работы.
— Да можно и потунядничать слегка, — Пашка откинулся спиной на стену. — Чем как Петро или вон как Ракитянский — я его звал с собой к тебе на пирог, а он «Я занят, мне некогда».
Марфа вздрогнула. Господи, ей никуда от него не деться! Никуда!
Пашка стрельнул в нее косым взглядом и пальцем двинул по столу чашку.
— Налей-ка еще чаю, сестрица, — а когда Марфа встала и повернулась к нему спиной, вдруг спросил: — Чего не зажилось-то в Мюнхене, Марфут?
Марфа оценила, как задан был вопрос. И что отвечать можно, не глядя в глаза брату. Так соврать легче.
Прокуратура умеет спрашивать.
— Скучно там.
— Зато пиво вкусное.
— Не пивом единым, Пашенька… — Марфа поставила перед братом чашку.
— Тоже верно. Хотя Петька считает иначе. Он уже планов настроил, как приедет к тебе с твоим мужиком пить пиво.
Марфа вздрогнула. Она вспомнила. И шляпу, и кожаные шорты, и гольфы. И рвотные массы у себя под ногами.
Все это, вкупе с тем ее сообщением из двух слов, вдруг сделало груз стыда чуть-чуть легче.
— Ой, можно подумать! — Марфа демонстративно безмятежно принялась пить чай. — Вот устроюсь на работу, с первой заплаты приглашу вас пить пиво. Чем я хуже какого-то баварского мужика?!
— А луковых колец в кляре сделаешь?
— И даже сырный соус.
— Круто! Надо будет только Ростиславовича заранее упредить — чтобы он в своем графике напряженном время выкроил.
Марфа удалось сдержать вздох. Ну да, куда же без Ромы.
Везде он.
Марфа сдержала обещание, данное Павлу. И занялась поисками работы. Уже два собеседования прошли. И Марфа точно знала, что ей не перезвонят. Она бы сама такому соискателю не перезвонила. И никакой послужной список и даже фамилия папы тут не поможет. Марфа просто проваливала собеседования — вялостью, нерасторопностью, неуместной резкостью в ответах.
Это она делала неосознанно, но, тем не менее, с конкретной целью. Марфа только сейчас осознала, как именно она себя вела во время собеседований. А еще поняла, что ничего не сможет изменить в своем отношении к поискам работы. Ее мысли были где-то… где-то не с процессом управления рестораном.
Ну что же. Можно подождать, когда состояние придет в норму. Просто подождать. Подушка финансовой безопасности сформирована, жить есть на что. Марфа усмехнулась. Если бы она только намекнула отцу… Но работа на отца — совсем не то, что ей сейчас нужно. Марфе еще и это — не вытянуть. Ей бы себя как-то в одно целое собрать. То, что разорвано сейчас между чувством вины перед Клаусом, жалостью к себе и… любовью к Ромке.
Она никуда не делась.
Он каждый день просыпался с ощущением, что горит. Земля под ним горит. В груди горит. И время горит. Что-то уходит, исчезает. Сгорает кислород, оставляя после себя пепел.
Роман понимал, что Марфа винит его. Да только в чем моя вина, Мрысечка? Не силой же взял тебя. Вместе. Вместе улетели.
Он не знал, на что рассчитывал, когда поцеловал ее. Сделал это от бессилия, от отчаяния. И вдруг…
До сих пор дыхание сбивалось, когда вспоминал. Как целовала. Как притягивала к себе жадно. Как двигалась навстречу, как стонала, как кричала от наслаждения. Как шептала сбивчиво «Рома, Ромка, Ромочка». Ну не приснилось же это ему? Хотя теперь иногда казалось, что да.
Потому что теперь он без вины виноватый. Теперь он враг. Он приезжал к ней еще раз, нужно было еще кое-что подписать. Марфа не стала слушать его, когда Роман стал рассказывать о том, что предпринято по процедуре развода. Отмахнулась.
— Скажи, где подписать. И делай, как считаешь нужным.
Он так хотел ее обнять. Он теперь знал, каково это, когда она обнимает — жарко, крепко, так, будто дороже него у нее никто нет. И это знание отравляло. Невозможностью повторить.
Едва Роман двинулся к Марфе — она выставила перед собой руки. И не сказала ни слова. И так все понятно.
Он виноват. Он враг. Но это не значит, что Роман отступит.
Просто надо подождать.
Только вот каждый день начинается с ощущения, что все горит. Время, земля под ногами, в груди.
И больно. И уже не по фиг.
Только судьбе пофиг, что ему не по фиг.
Ничего. Кишка тонка заставить отступить Ракитянского.
Марфа впала в какое-то мутное состояние, в котором оказалась впервые. Как это говорят сейчас — не в потоке, не в ресурсе?
Не в себе.