Френдзона: Выход
Шрифт:
— Не, только панкреатит.
В этот раз средний палец был продемонстрирован гражданином следователем уже брату. Брат и по совместительству помощник прокурора на этот жест не обратил ровным счетом никакого внимания и тоже принялся пить кофе.
— Мне чай закажите, — пробормотал Петр, по-прежнему не отрывая взгляда от бумаг.
— Ты насчет панкреатита серьезно? — Рома махнул официанту.
— Нет, так будет, — хмыкнул Павел.
— У вас больше тем для разговора нет? — Петр наконец оторвался от бумаг, со стоном выпрямился
Ромка смотрел на братьев Тихих. Эта парочка — две огромные рыжеволосые детины под два метра ростом и под погонами — неизменно вызывала к себе повышенный интерес общественности, особенно женского пола. Вообще-то, Роман и сам считал себя их братом — третьим, пусть не рыжим, без погон и с другой фамилией. Не зря же он называл отца Петьки и Пашки «Папа-два», а тот его, в свою очередь, «Сын-три». Эти люди были частью его семьи. И за взаимными подколками скрывалось настоящее беспокойство за этих оболтусов. Хотя… кто-то же должен выполнять их работу — непростую и зачастую неблагодарную.
— И куда только Варвара Глебовна смотрит, — Ромка решил поухаживать за гражданином следователем — а вдруг пригодится? — и принялся наливать Петру чай. — Почему не следит за здоровьем младшего сыночки?
— Я старший.
— Размечтался!
Спор о том, кто старше, а кто младше, сопровождал братьев Тихих всю их жизнь. И чхать они хотели на то, что написано в медицинских документах о рождении разнояйцовых близнецов Петра и Павла Тихих.
— Матушке не до нас сейчас, — хмыкнул Павел. — Мне тоже чаю налей. Она отца откачивает и Марфу пытается урезонить.
— А что случилось? — Рома взял в руки чайник. — Из-за чего сыр-бор?
— Марфа замуж собралась.
Соревнование можно было устраивать — кто громче и витиеватее ругается матом — прокуратора или следственные органы. После того, как Ромка выпустил из рук чайник. Петька при этом еще умудрялся бумаги спасать.
В общем, когда им навели порядок на столе, Рома мог более-менее связно говорить. А вот мыслить — нет. Никак. Что значит, Марфа замуж собралась?!
— Да она не собралась, эта прокуратура вечно формулирует как попало, — Петька схватился за чашку с остатками чая. — Она, собственно, уже… того.
— Как это — того?!
— Ракитянский, ты орешь прям как наш батя. Он тоже на весь дом ревел: «Как — замуж вышла?!». А вот так.
— Следственные органы, выражайтесь членораздельно!
— А, кстати, есть у нас такая любимая история про члено-раздельно…
— Петя!
Но Петру уже позвонили и он, махнув рукой, быстро пошел прочь от столика к окну, на ходу принимая вызов. Роман уставился на Павла.
— Ну?!
— Таким тоном с прокуратурой не разговаривают, Роман Ростиславович.
— Паша, объясни толком, что у вас там происходит! — уже взмолился Роман.
— А я, думаешь, знаю? — засопел носом Павлусь. — Мать вчера звонит, говорит, поздравляю, ваша сестра замуж вышла. Я думал, шутка такая.
— За Михаила?! —
— Да если б за Михаила, — вздохнул Павел. — За Клауса.
— Какого, на хрен, Санта-Клауса?!
— Вот и мы задали аналогичный вопрос. А это такой дядя из Мюнхена. Которого никто, кроме Марфы, не видел.
— Чей дядя?! — опешил Ромка.
— Да чей-то, наверное, — меланхолично включился в разговор вернувшийся Петр. — Нам, думаешь, объяснили?
— А вы Марфу спрашивали?!
— У нее, попробуй, спроси, — хмыкнул Петр — Не лезьте, младшие, в мою личную жизнь. Вот и весь сказ.
— А рыло ему начистить?!
— Так свалил уже, — кровожадно усмехнулся Пашка. — Заявление подали в посольстве, и он укатил в свой Мюнхен. Марфу ждать, она к нему уже чемоданы пакует.
— Слушайте… — Рома переводил совершенно ошалевший взгляд с одного брата на другого. — Вы меня разыгрываете, да?
— Сам у Марфы спроси, — шевельнул погонами на широченных плечах Павел.
— И спрошу!
Настроение у Ромки было для расспросов самое что ни на есть неподходящее. Ему вежливо и корректно спрашивать не хотелось. Ему хотелось орать.
Что значит — замуж?! Как Мрыся вообще могла выйти замуж?! Тем более, за какого-то Клауса, которого никто не видел. Откуда они вообще у нее все взялись — и Михаил этот, и Не-Санта-Клаус?! Чума на оба дома ваших — и Новосибирск, и Мюнхен!
Нет, там что-то неладно. Это какое-то недоразумение. Марфа не могла, просто не могла так поступить. Ромка едва удерживался от желания позвонить папе-два и спросить: «Батя-два, ты как вообще такое допустил — чтобы дочь твоя в какой-то сраный Мюнхен собралась?!» Останавливала Рому только вероятность того, что испепелить его могут и по телефону. Тихон Аристархович может. Особенно в настроении рева.
И что Роман не приехал к ней раньше?! Но дела навалилась кучей, и потом, Ромке было на самом деле стыдно за свое поведение. Нет, о том, что выкинул этого хорька — не жалел. А вот чувство стыда не пойми за что — присутствовало. И то, что Марфа на него наорала — неожиданно сильно задело. Марфа над ним подшучивала, могла прикрикнуть, но такой неприкрытой злости от нее он раньше никогда не видел. И это… это тоже. Рома давал время — ей, себе. Зашибись время дал. А она замуж вышла!
Во дворе у Марфы не припарковаться. Понаставили машин как попало. Ромка бросил машину на углу, весьма затруднив проезд во двор. А нефиг парковаться как олени, порядочному адвокату встать негде! И Ромка бегом бросился к подъезду.
Марфа не открывала долго. Если там опять… кто-нибудь… Рома сжал кулаки, зажмурился, но под веками все равно вспыхивали какие-то алые всполохи. И дверь наконец открылась.
— А, это ты, — равнодушно бросила Марфа и повернулась спиной. А Роман торопливо шагнул в квартиру.