Фреон
Шрифт:
Слепые псы при нашем приближении подняли морды, оскалились и глухо заворчали, послышался злобный взвизг тушкана, похожий на звук ножа по стеклу, но мутанты тут же и успокоились, потеряв к нам почти весь интерес. Только один из псов лениво подошёл поближе, обнюхал, тихо гавкнул и вернулся к хозяйке. Пенка посмотрела на нас, отчего я в очередной раз поразился размеру её громадного чёрного глаза, так сильно выделявшегося на ярко-белой коже, поднялась и проследовала в полумрак котельной, не сказав ни слова.
— Эй… — Я прислушался к счётчику, тихое потрескивание которого немного усилилось возле поваленных ворот. — Здесь нам долго нельзя. Радиация.
— Идите за мной, — послышался
Вздохнув, я пожал плечами и вошёл в здание, стараясь не обращать внимания на усилившийся треск счётчика. Близость с «грязным» озером сказалась определённо… с другой стороны, здесь недалеко заправка, может, и повезёт договориться со «Свободой» о ночёвке. Спать я здесь точно не буду.
Пенка остановилась возле лестницы в подвал. Когда-то здесь был вход в подземные комплексы Тёмной долины, которые, собственно, эта котельная и отапливала, однако после третьей Катастрофы залило подвалы тоннами «киселя», и теперь пройти вниз давно уже нереально. Густая тяжёлая жидкость слегка светилась зеленоватым сиянием, её слой был прозрачным, и в бутылочно-зелёной яркой глубине угадывалась лестничная площадка и следующий марш со съеденными до основания перилами. Придёт время, «кисель» прожжёт железобетонные перекрытия, растворит арматуру, и здание обязательно обрушится. Будем надеяться, не сегодня.
— Артефакт, — заявила Пенка, указывая длинной «боевой» рукой на меня. — Давай сюда.
Не знаю, как прочувствовала она, что лежит в рюкзаке «каменный цветок», в добровольно-принудительном порядке обменянный на припасы у сталкера Ермака. Не надеялся я обменять его на что-нибудь полезное, однако прихватил с собой — не было ещё такого, чтоб Фреон хабар выкинул. Привычка, как правильно заметили умные люди, вторая натура.
Без лишних слов передал я Пенке контейнер.
— Слабый, — сказала она, повертев в руках «каменный веток». — Но правильный. Будет верно. Я сделаю новое. Он хорош. Правильный.
Чётко, правильно проговаривая каждую букву, и, словно заклинание, повторяя слова «правильно», «слабый и хороший», «получится верно», Пенка начала крутить артефакт всё быстрее, известково-белые пальцы могучей правой руки стремительно танцевали по «каменному цветку», и я слышал, как он похрустывал и громко, сочно щёлкал. Редкие синие искры на жёлтых прожилках «цветка» начали разгораться. Артефакт начал испускать тонкие малиновые молнии.
— Всё. Можно. Он проснулся. Сила.
И Пенка просто выбросила артефакт в «кисель». Похоже, зря отдал пусть и не особенно дорогую, но всё ж таки ценную штуку. Достать артефакт из этой дряни уже не выйдет.
— Работает. — Мутант показал тонущий «каменный цветок». И я вдруг понял, что он действительно «работает».
Артефакт начал ритмично вспыхивать, из серовато-желтого постепенно становясь зеленым. На его поверхности начали набухать светящиеся пузыри. «Кисель» утробно забурлил.
— Фига себе. — Фельдшер негромко поделился своими впечатлениями. — Слышь, Фреон, там это, по ходу, «пузырь» образуется. Глазам не верю…
Редкая штука — «пузырь». Дорогая очень. Многие сталкеры за ним охотятся, и не столько даже для того, чтоб продать, а стоит он немало даже по официальным «премиальным» НИИАЗ, а для личного пользования. И если кто нашёл, афишировать это дело не будет. Потому что здорово выручает штуковина от одной из самых поганых и притом почти незаметных гадостей Зоны — радиации. «Ботаники» только руками разводят — радиоактивный материал нельзя сделать «чистым», хоть тресни. Ни вымыть его, ни сжечь, ни как-то уничтожить не выйдет. Разве что закопать как можно глубже и очень бережно хранить. Не поддаётся радиоактивность никаким известным науке воздействиям… нет, в том смысле, чтоб загадить землю, дома, пищу, это всегда пожалуйста, проблем нет. Получать в ядерных реакциях чудовищно радиоактивные изотопы тоже не вопрос, давно научились. Однако «наоборот» сделать, «грязь» убрать, мы ещё не умеем. И в Зоне этой самой «грязи» — море. Что ещё от Аварии осталось, что из местных аномальных источников, тех же пятен, но факт — набирают сталкеры дозу обязательно, и чем дальше, тем больше. И тут или химикатами травись, печень сажай, но зато почти бесплатно, или безумно дорогой «Жизни» инъекцию покупай, или же таскай на ремне отломанную почку «пузыря». Третьего не дано. Лучше, конечно, последнее… непонятно ни одному учёному лбу, что же это за штука такая — «пузырь». Никаких излучений от него не найдено. Никакой химической активности, разве что концентрация благородных газов воздуха рядом с ним заметно возрастает, и почему так, опять-таки тоже никто не знает. Ток не проводит. Не горит. На ощупь упругий, плотный, гладкий. Внутри полый. Необъяснимым образом выводит из организма радионуклиды и заодно «убирает» вокруг даже естественный радиационный фон. Радиоактивные материалы рядом с «пузырём» просто «гаснут» и не излучают до тех самых пор, пока не уберут артефакт. Головная боль учёных и спасение сталкеров. Как же я хотел его найти…
Изумрудно-зелёный, похожий на гроздь из нескольких светящихся виноградин, на поверхности «киселя» плавал отличный «пузырь». Пенка, без труда выломав кусок перил, аккуратно поддела артефакт и выбросила его к нашим ногам.
— Получилось. Берите. Вам нужен. Здесь мы будем теперь ждать ночь.
— Это… как?
— Болотный Доктор. Много знаний мне отдал перед тем, как уйти. Я сохраняю их здесь. — Мутант коснулся капюшона, после чего последовал широкий, размашистый взмах руки. — И здесь тоже. Знаний много. Они вокруг. Их можно взять из того, для чего вы не придумали слова. Доктор не знал такого слова, не говорил его. Знания нужны. Нужны больше, чем всё здесь. Нужны для того, что будет потом.
Пенка отвернулась и пошла к лестнице на второй этаж. Переглянувшись с Фельдшером, я дал знак следовать за ней.
На овальном «теле» артефакта было целых пять небольших «почек» — соответственно, в руках у меня лежало сейчас небольшое состояние. Сталкер, если при деньгах, не торгуясь, отдал бы за каждую не меньше трёх тысяч зелёных рублей, а за само «тело» любой серьёзный барыга выложит стопку стодолларовых купюр толщиной в сигаретную пачку. В другое время я действительно плюнул на задание Хоря: с моими скромными запросами этих денег хватило бы мне на годы. Однако тогда было совсем другое время…
Отломить от артефакта гладкие, похожие на крупные виноградины «почки» было несложно. Одну из них я вложил в небольшой контейнер на поясе, и непрерывно потрескивающий дозиметр вдруг замолчал. Ещё две отдал Фельдшеру и Ереси. Философ взял свою часть артефакта спокойно, явно не понимая, сколько может стоить эта светящаяся зелёная «виноградина». А вот «фримен» цену ей знал.
— Спасибо, брат. Реально спасибо. Буду должен.
— Прекрати. Мы его вместе нашли… точнее, она нашла. Так что не мне спасибо.
— Ага… да. Скажу. Только это, когда немножко попривыкну. Ох, брат, не по себе мне. Веришь, стремаюсь.
— Стремаюсь? Слово. — Пенка обернулась, и я вдруг заметил, что в полумраке её чёрный глаз блеснул светящимся рубиновым ободком.
— Слово, — повторила она.
— Не понял, — признался я.
— Не знаю, что значит стремаюсь. Не слышала. Объясни.
— А… ну, значит, страшно мне.
— Стремаюсь и боюсь это одинаково?