Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]
Шрифт:
— Как это — продавать? Кому?
— А так. Собери с утра побольше — и на рынок. Здесь в поселке много дачников. Этакая ягода! Ее у тебя с руками оторвут.
Зинаида Трофимовна задумалась. Обвела взглядом свой чистый ухоженный садик. Каждая веточка ее руками подвязана, каждый куст обкопан и полит. Все лето гнула спину в поту, ночами не спала…
— Многие продают, — продолжала бабка. — Думаешь, Мария Волкова не продавала? Продавала, матушка. И цветы тоже. Целковый за букет, вот так.
В эту ночь Зинаида Трофимовна все ворочалась на своей раскладушке. Думала про сына. Он так и не собрался приехать к ней на участок. Поехала сама в город. Помыла
Скрипела раскладушка; за окном шумел ветер, бил веткой сирени в стекло, из поселка доносились временами слабые гудки электрички… По крыше застучало, сначала невнятно, потом забарабанило сильнее. Дождя давно не было. Зинаида Трофимовна прислушалась, не раздастся ли шлепанье капель по полу, Но крыша не протекала. «Раз — и готово!» — вспомнила Зинаида Трофимовна и улыбнулась в темноте. А потом ей привиделось утро — свежее, бодрящее, умытый за ночь сад нежится в лучах солнца, искристые капли так и горят на оранжевых лепестках королевских лилий, сверкают на шершавых пупырышках клубники. Зинаида Трофимовна наполняет две самые большие корзинки не торопясь, с выбором: берет только самую крупную, спелую, порченую отбрасывает. «Этакая ягода! Её у тебя с руками оторвут…» После умывается, надевает новое штапельное платье — синее в белый горошек, — запирает дом, ключ кладет под крыльцо и уходит со двора…
Гудки электрички все реже доносились из поселка, дождь перестал, за окном посветлело, в комнату заглянула луна. Зинаида Трофимовна спала и улыбалась во сне.
В несколько рядов тянулись дощатые столы. На них лежали пучки бело-красной редиски и моркови, горки молодого шелушащегося картофеля, сыроежки с лиловыми шляпками, снопы зеленого лука; в ведрах стояли цветы, плавали свежепросольные огурцы, в корзинках красовались тугие стручки гороха, мелкая лесная земляника и клубника; она пламенела на лотках, крупная, влажная, ароматная. Здесь, на поселковом рынке, ее продавали стаканами — так выгодней..
Зинаида Трофимовна пристроилась на свободное место в конце одного из столов. Поставила рядышком свои корзинки, но снять с них белую марлю, укрывавшую клубнику, медлила. Вокруг было многолюдно, шумно. Женщины с провизионными сумками сновали между рядами, переходили от лотка к лотку, оглядывали товар, ощупывали, приценивались. Слышались сердитые возгласы:
— Скинь маленько, хозяйка!
— Совесть твоя где? Этакую цену ломишь! Рыжая торговка живо обрезала:
— Не любо, не берите. Езжайте в город, там дороже заплатите.
— Эх, когда только вас, спекулянтов, выведут… Ладно, давай стакан…
Зинаиде Трофимовне сделалось неловко. Она оглядела толпу, надвинула платок на лоб пониже. Еще знакомые встретятся или кто-нибудь обругает, как вон ту рыжую толстуху, которая напротив за столом бойко торгуем клубникой. Если бы ее, Зинаиду Трофимовну, назвали спекулянткой, она бы, кажется, со стыда сгорела, а этой рыжей хоть бы что — знай себе запихивает деньги под фартук да еще зубоскалит: «Не любо, не берите…»
— Что у вас тут, хозяйка? Чем торговать собираетесь?
Это спросил пожилой мужчина в очках. Он постучал пальцем по корзинке.
Зинаида Трофимовна смутилась, ничего не ответила. Мужчина прошел мимо.
Проходили и другие дачники, посматривали на корзинки, шли дальше. И время шло. Начинало припекать солнце, толпа покупателей редела, а Зинаида Трофимовна все не решалась открыть свой товар. Прежде ей часто приходилось
Ей вдруг захотелось уйти с рынка, но мысль о чудесных ягодах, которые к вечеру потеряют и цвет и вкус, заставила ее пересилить себя. Она сняла марлю с одной корзинки, достала чистый, специально припасенный носовой платок и решительно принялась протирать граненый стакан.
В это время к столу напротив подошли две девочки. Одна спросила у толстухи:
— Тетя, сколько стоит ваша клубника?
— А ты что, читать не умеешь?
Девочка взглянула на бумажку, лежащую поверх клубники, замялась.
— Так дорого! —сказала вторая звонким голосом. Стакан вздрогнул в руке Зинаиды Трофимовны. Она подняла голову, посмотрела на девочку — на ее лиловый бант в темных волосах.
Дети между тем принялись пересчитывать мелочь.
— У нас не хватит на стакан, Галка. Давай поищем, где подешевле.
Они начали оглядываться. У Зинаиды Трофимовны сразу похолодели пальцы. «Сейчас подойдут… Подойдет эта черненькая, узнает ее…»
Зинаида Трофимовна бросила стакан в клубнику, кинула на нее марлю, подхватила обе свои корзинки и почти бегом пустилась прочь, не разбирая дороги. Свернула в одну улицу, в другую, пересекла какой-то пустырь; ей казалось, что дети гонятся, она боялась остановиться. Тяжелые корзины оттягивали руки, во рту пересохло; рынок давно остался где-то далеко позади… Зинаида Трофимовна споткнулась, чуть не упала и с сильно бьющимся сердцем опустилась наконец на скамейку у чьих-то ворот…
В солнечный воскресный день по дороге шел молодой человек высокого роста. Неторопливо шагая, он посматривал влево и вправо на крытые толем домики, расположенные в глубине участков, среди зарослей вьюнков и малины. У одного участка он остановился, достал из кармана записную книжку, поглядел в нее, потом на фанерку, прибитую к изгороди.
За изгородью копошились мальчишки и девчонки, вооруженные лопатами, тяпками, садовыми ножницами. Ребята посыпали песком дорожки, пропалывали междурядья на грядках, обрезали сухие ветки с кустов и бросали их в костер, который дымил и потрескивал на площадке возле дома, свежевыкрашенного в канареечный цвет. Двое рослых мальчишек, грохоча молотками, ладили дощатую опалубку колодца, а в центре сада у врытого в землю стола хлопотала худенькая девчонка с лиловым бантом в черных волосах; она помешивала ложкой в тазу, стоявшем на керосинке, и поминутно облизывала пальцы, перемазанные ягодным соком.
Молодой человек пожал плечами, еще раз взглянул на фанерку и обратился к светловолосому мальчику, усердно копавшему яму неподалеку от калитки.
— Послушай, ведь этот участок шестьдесят четвёртый? Может, я перепутал номер? По моим сведениям, здесь должна жить Зинаида Трофимовна Глазова.
— Она и живет здесь.
— Здесь?.. Почему же на этой фанерке значится: «Опытный участок Друзей природы — юннатов 1-й поселковой школы»? Как же это?
— Это участок наш и Зинаиды Трофимовны, она — наша пионервожатая, мы её выбрали. — Мальчик воткнул лопату в землю.