Фронтир
Шрифт:
Десять лет прошло с тех пор. С отцом они виделись за эти годы всего пару раз, как-то неловко, на бегу, не понимая толком, о чём им разговаривать, общение с отцом и дядей Рэдом приме заменял этот их дом и многочисленные родственники мамы, такие же Творцы, как и сама прима, потому люди страшно занятые и поголовно витающие в облаках. К себе на Неону отец, наверное, наведывался чаще. С его родными приму когда-то знакомили по случаю, но это было давно, и прима теперь даже толком не могла вспомнить их лиц.
Звёзды были для неё этими лицами. Прима вспоминала об этом каждый раз, возвращаясь сюда. Это было как наитие. То, чего
Следующее утро было уже совсем другим.
Прима вспоминала долгие вечера, когда они вдруг оказывались втроём, а она была уже достаточно взрослой, чтобы это запомнить. Отец и мама разительно отличались от всего того, к чему она привыкла здесь, на Изолии. Их лица были суровыми и жёсткими, их движения походили больше на едва сдерживаемые силой воли удары, даже глядя на неё, их глаза таяли всего едва-едва, на самом дне, когда она бросалась к ним на шею, вызывая улыбки, но не смех. Смеяться её родители, кажется, с годами разучились вовсе.
Те, кто не умел смеяться, не задерживаются надолго на Изолии Великой, самом дурацком из миров человеческой вселенной. Их ждали звёзды.
Думала ли тогда будущая прима над тем, что однажды один из них может не вернуться, как не возвращались один за другим их боевые товарищи? Наверное, да. Ждала ли, что это наступит так скоро? Наверное, нет.
Творцы вообще редко смотрят на календарь и живут в среднем в полтора раза дольше обычного жителя Галактики. Для них двадцать девять лет, исполнившиеся приме пару месяцев назад — глубокая юность, для них десять лет, прошедшие со смерти мамы — ничтожный срок, за который не добиться примирения с этим свершившимся фактом, не отыскать решения, как жить дальше.
Нарыв воспоминаний на третий день обычно распухал так, что не помещался уже в её в голове, заполняя собой весь этот дом, выползая в сад, начиная загораживать сами эти звёзды, которые человек давно уже научился видеть и днём, и в пасмурную погоду. Потому что он не мог без этих звёзд.
А прима уже не могла оставаться с ними.
И тогда она бросалась из дома вон, убегала из него, не оборачиваясь, не пытаясь осмыслить, от чего бежит.
Этот дом напоминал ей, что однажды оттуда не вернётся и отец. И прима даже знала, кто именно принесёт ей эту весть.
Впрочем, уже пару дней спустя волшебная круговерть привычной для Изолии Великой бесшабашной жизни Творцов, истинных хозяев этого мира, начисто вымывала из памяти все лишние, ненужные ей воспоминания.
Она знала только одну жизнь — танец.
В танце могла она выразить любые чувства, от предельного горя до опустошающей радости, только это были заимствованные, чужие чувства, со своими она привычно расставалась, просто уходя и просто не оборачиваясь.
Приму ждал другой мир, где все эти звёзды звёзды — лишь декорация, где реальность возвращается на круги своя на следующем же представлении, где нет ничего невозможного, и вместе с тем всё предопределено другими людьми.
Прима уходила прочь.
До следующего возвращения.
5862 гТС
Галактика Дрэгон
Двадцать четвёртый Сектор
Северное Сгущение
Система СКC543
Планета 2-d
Планета была прекрасна. Её юные, а потому грандиозные горные вершины были укутаны голубыми снегами, из-под которых били
Невезучая планета.
Человек никогда бы не ступил сюда, если бы не цепочка несчастных обстоятельств. Если бы не тысячелетняя с перерывами война, если бы не сначала беспрестанно наступавший, а потом раз за разом всё глубже загоняемый в ловушку Второго Барьера враг. Если бы не вынужденное решение эвакуировать население ГД, оставив врагу кажущийся надёжным после потери родного дома форпост, который в итоге и станет для того могилой.
Столетия безраздельного властвования над окружающим пространством стали для планеты почти приговором — здесь не было нужды что-то целенаправленно уничтожать, но механоиды, не нуждающиеся в подобных колониях вообще, почему-то предпочитали в память о своём происхождении создавать промышленные комплексы и перевалочные базы именно на таких девственных живых планетах, предпочитая их мёртвым камням.
А потому теперь, когда враг уже столетие как был отброшен, экспедиционные силы Планетарного Корпуса КГС продолжали методично вычищать испачканные врагом планеты, пока Пространственные Силы космофлота продолжали выслеживать и уничтожать затерянные в пустоте пространства разрозненные рои флотов Железной армады. Для таких планет, не имевших даже официального названия, была разработана стандартная процедура. Барраж с орбиты, потом приповерхностная операция по уничтожению врага малыми силами. Так, чтобы после того, как всё закончится, на планете не осталось бы даже следа пребывания двух враждующих армий. Не сейчас, так хотя бы века спустя. Мгновение в истории Метагалактики.
Тотальный же конфликт убьёт эту планету навсегда, как убил многие до неё. А потому главной задачей орбитальной сети, плотным коконом окутывающей планету, был ежесекундный мониторинг активности оставшихся без поддержки из космоса сил врага. Любой его шаг — выбросы нанотехнологических облаков оборонного или атакующего назначения, перемещения крупной техники, состояние и активность мобильных вооружённых комплексов, скорость извлечения и переработки полезных ископаемых, всё это плотным информационным потоком в виде тактических и аналитических отчётов лилось вниз, в командный комплекс.
Для узлового церебра орбитальной группировки враг представлял собой переменной плотности серую кляксу на чистом снегу. Эта клякса, как гигантское простейшее, жила своей жизнью, переваривая стороннюю субстанцию в живые соки, накапливая силы для нового броска в бой за пищу и пространство, а если позволят условия, то и для успешного деления. Как и у всякой жизни, пусть и чудовищно извращённой, у механоидов уничтоженной микрогалактики R-x была одна ключевая функция — распространение. Враг был злокачественной опухолью на теле Ближайшего Скопления, но опухолью почти разумной. А потому обладающей, помимо инстинкта самосохранения, ещё и способностью к самопожертвованию ради главной цели. Целью этой почему-то были люди.