Фронтмен
Шрифт:
— Брат, я тебе собирался позвонить, все объяснить… — доверительно сообщил Каспер, — Я раскаиваюсь. Ты меня поймешь, извинишь… Форс-мажор, понимаешь? Я связан по рукам и ногам. Мне угрожали. Если бы только мне. Ты же слышал про мой новый проект, про фильм? Мы у цели — это будет самый лучший фильм. Вся творческая группа могла оказаться в заднице. Большую часть эпизодов отсняли и озвучили, картина монтируется, а денег на рекламу, на постпродакшен — с гулькин хвост. Прокатчики наседают. Гараев обещал помочь — он дает четыре с половиной миллиона евро. Сам понимаешь — твоя предоплата за «Камеди» несопоставима с моими потребностями в инвестициях. Я разбогатею на порядок быстрее, чем Адик от «Камеди», соберу тридцатку на первых двух уикендах и тогда можно будет философствовать на гамаке в Марбелье, тогда можно будет думать о непреходящем, размышлять о вечном…
— Кажется, я где-то уже это слышал. Ах да, от твоего хрюноподобного гуру
— Я не в курсе, какая кошка между вами пробежала, но это было условие Гараева. Он сказал, чтоб «камедианты» не приезжали на его вечеринку. А деньги, что ты мне передал — для него это пшик. Сам понимаешь. Я краем уха слышал, что там произошло. Видно, ты здорово его разозлил. Нельзя связываться с сильными мира сего — это чревато.
— А я по твоим раскладам — слабый мира сего. Подставлять меня и как минимум еще одного человека — это по-твоему допустимо?
— Ты про Олю? Да она с самого начала во всем этом участвовала. Все, что произошло с тобой в Барвихе — четко отрежиссированное представление, реалити-шоу, как в "Шоу Трумана" с Джимом Керри. В твоем случае гигантской студией стал замок, а твоя фиктивная жена Оля — всего лишь актриса по контракту. У Трумана была такая же. Это жанр. Оля просто шлюха, которая к тому же сыграла эпизодическую роль в моем фильме. Это еще одна причина того, что я обратился именно к Вадику.
— Так это ты все таки к нему обратился, а не он к тебе… — еле сдерживая эмоции вымолвил я высохшими от перенапряжения губами и отхлебнул глоток лимонада.
— Ну, да, меня Адик с ним свел. Он кстати на тебя тоже зуб точит. Помнишь, на съемках «Камеди» в «Голдене» ты на него наехал, когда тебя не захотели за центральный столик посадить?..
— Это он присоветовал Гараеву, как меня проучить? — тушил я гнев ради информации. У меня была злость, но не было плана. И его отсутствие еще больше меня злило.
— Я не буду это обсуждать, вы оба мои друзья. И ты, и он. С ним мы в одном дворе росли. — по-детски наивно захлопал своими бездонными глазами Каспер. Хорошо, что при этом не улыбнулся. Его улыбка могла в тот момент поставить крест на разговоре, подтолкнув меня к непреднамеренному насилию. Благо, я этого не сделал. Драка — удел глупых, а мы уже не подростки. В итоге я изрек:
— Друг моего врага — мой враг. И твой спонсор тоже мне враг. Значит, ты в команде моих врагов. Ты просто в тени. Серый кардинал. Ты ведь любишь, когда тебя так величают?
— Да ладно, брось злиться. — снисходительно выронил он, и тут же среагировал на виброзвонок своего «верту». — Алло, да, да, Каспер слушает… Завтра? Отлично! Во второй половине дня? Замечательно. Только мне все нужно кэшем. Да, вся сумма — Вадим в курсе. Нет, мы обойдемся собственной охраной. Насчет этого не беспокойтесь, и не такие суммы перевозили. O'k, до завтра…
Он снова взглянул на меня, но теперь это был взгляд высокомерного триумфатора Цезаря, взирающего на беспомощного, хоть и непокоренного галла — безымянного, угрюмого и молчаливого. Я действительно онемел, но не от перспективы превратиться в безропотного вассала, а потому что увидел вошедшую в клуб Олю. Яркая, как светофор, она возглавляла ватагу жриц любви из списка Пети Листермана, [5] таких же броско одетых подруг, клонировавших друг друга посредством силикона, коллагена и ботокса. Оля раздавала всем подряд воздушные поцелуи, смеялась и пританцовывала под трек распавшегося в 91-ом английского дуэта «Брос». У барной стойки она чмокнула Таша и заказала себе виски.
5
Петр Листерман — самый известный российский сутенер, выдающий свою деятельность за модельный бизнес, поставщик "телок на тусы". Популяризатор элитной проституции и содержанства как разновидности потребительской идеологии. Под благовидным предлогом ни к чему не обязывающей встречи или знакомства с целью создания семьи подыскивает состоятельным бизнесменам и коррумпированным госчиновникам девушек с топовой внешностью, прельщая моделей роскошью и баснословными гонорарами. Выдает эскорт-услуги и заурядное сводничество за сватовство, часто дает интервью в глянцевых журналах и телепрограммах низкого пошиба, имеет собственную программу на радио. Обладает незаурядным обаянием, легко втирается в доверие (автор испытал способности Петра вызвать симпатию на собственной шкуре, когда на одном из кастингов моделей для работы на выставке яхт Петр предложил мне, малознакомому ему человеку, сделать с ним бизнес). Противоправный характер деятельности Листермана практически недоказуем в силу особой пикантности и полной конфиденциальности встреч олигархов и топ-моделей, которые проходят на абсолютно добровольной основе. Правоохранительный иммунитет Листермана зиждется на особом покровительстве отдельных представителей власти, достаточном для мелких взяточников финансовом ресурсе и отсутствии свидетелей. Возможно, индульгенцию Листерману обеспечивает осведомительство, иными словами «стукачество», обладание им компроматом на известных политиков и предпринимателей.
Мелкий даже по словам бывшей супруги аферист Листерман сегодня приобрел репутацию раскрученного брэнда, став прототипом главного героя в фильме Андрея Кончаловского «Глянец». Вымышленная история о продаже собственной жены олигарху была положена в основу фильма как реальная.
В свое оправдание Листерман заявляет, что в отличие от других модельных агентств не учит девушек прыгать в постель к олигархам сразу, а обучает их искусству более долговременного высасывания инвестиций. Само по себе это означает всего лишь желание продать тело красивой девушки дороже, не продешевить. Только доказательство того, что Листерман имеет свой процент от каждого проданного тела сделает его сутенером в терминологии правосудия. А пока он может спокойно почесывать лысину в «Сохо» и поправлять дорогую оправу своих знаменитых очков, наставляя юных искательниц приключений, и не опасаясь привлечения к уголовной ответственности за сводничество.
В недрах моего подсознания случился неожиданный фейерверк, разбросавший логику и здравомыслие по самым периферийным секторам некогда гроссмейстерского мозга, способного просчитывать ситуацию на несколько шагов вперед, опережая возможные козни явных и завуалированных недоброжелателей. Это было раньше, до того, как десант стрессов высадился на мою голову. Теперь моей инстинктивной реакцией стал тупик. Стопор. Фрустрация.
Куда девать руки? Встать или оставаться в положении сидя? Поздороваться или проигнорировать? Остаться или уйти? Пальцы нащупали в кармане телефон и набрали первый пришедший в голову номер. Валико. Я звонил названному брату, зная, что он уже спит и вероятно не поднимет трубку. Так и есть. Длинные гудки вперемешку со знакомым рингтоном, отобранным бывшим морпехом из тысячи предложенных веб-пиратами мелодий. Я упрямо держал трубку у своего уха, вслушиваясь в марш "Легендарный Севастополь", прервавшийся голосом бодрствующего сейчас только в автоответчике друга: "В данный момент я очень занят или тупо сплю после битвы за урожай с насекомыми, которых я когда-нибудь передавлю всех до единого, если они будут мне названивать по ночам. После короткого сигнала, вредитель, бросай трубку, иначе я вычислю тебя по голосу, а утром прихлопну как колорадского жука…"
Я бросил трубку на стол и отвернулся. За верандой сверкали неоном и дешевой позолотой фасады клубов, суетились парковщики и швейцары, ловили клиентов таксисты — словом, кипела ночная жизнь, манящая своим ярким, но искусственным светом. В ней так легко принять фальшивую монету за раритетный золотой дублон…
Каспер, увидев Олю, рванул со стула и побежал здороваться. Они обнялись как старые приятели, облобызавшись в щечки, пару минут болтали ни о чем, пока она не заметила мою скромную персону. Мое нестабильное состояние можно было охарактеризовать как близкое к последней стадии депрессии, за периметром которой простираются либо монашеский аскетизм, либо суицидальный эгоизм.
— Какие люди в Голливуде! — она именно так и сказала. Эту фразу произнес человек до предела чужой, а ведь у меня хватило глупости принять его за свою вторую половинку.
Точно, она ничуть не смутилась. Но штампы и общие фразы сами по себе не способны были меня расстроить, если б они не были подкреплены отсутствующим выражением лица моей неотразимой собеседницы, на котором, кстати, не было и следа от опухоли. "Гример сработал на совесть, — подумал я, — И актриса талантливая"…
— Мы уже не здороваемся? — выдала она свой скороспелый комментарий огрубевшим до противности голосом, но не договорила — к красотке подлетел какой-то накачанный стероидами и анаболиками брюнет с видом альфонсирующего мачо, и они закружились в неподдельном восторге, вспоминая недавний отдых в большой компании на Гоа.
Я встал, намереваясь ретироваться, но тут вдруг решил сотворить какую-нибудь пакость. Решение возникло спонтанно, а пакость предназначалась не пустышке по имени Оля, а новоиспеченному кинопродюсеру Касперу. Я взял со стола его «верту» и опустил его в свой лимонад. Каспер заорал как ошпаренный, обзывая меня нехорошими словами за то, что я уничтожил все его контакты. А я при этом спокойно положил свою трубку во внутренний карман пиджака и удалился прочь. Оля была так занята, что не обратила на сей инцидент внимания, хотя и проводила меня безразличным взглядом, который прожег мою спину, но не заставил оглянуться.