Фронтовик. Без пощады!
Шрифт:
– О! Так их никогда не переловить!
– Ловим и сажаем! А социалистическую законность соблюдать надо. За нами закон, и мы его чтить должны.
Капитан и Андрей вышли из здания райотдела.
– Жалко, сотрудников у нас мало. Ну ничего! Война закончилась, мужики возвращаться стали. Пополнение пошло, боевые ребята – вроде тебя. Искореним преступность и заживем!
– Так из лагерей отсидевшие выйдут!
– Перекуются. Ты смотри: как война закончилась – народу послабление пошло. К каждому Новому году Указ – цены снижают. Пусть и ненамного,
В ответ на это Андрей только вздохнул. Люди в общей массе одеты плохо, одежда все больше изношена, черных и серых цветов; лица у людей усталые. Если кто и смеется – так это дети и молодежь. А он видел, как бюргеры живут – где дома снарядами и бомбами не разрушены, как на картинке. И только у нас коммунальные квартиры с клопами и тараканами.
Капитан подошел к бабкам, торгующим семечками:
– Разойдись! Не положена стихийная торговля!
Бабульки молча собрали семечки в мешочки и отошли за угол.
– Товарищ капитан! Мы уйдем – они же вернутся!
– Обязательно! Им ведь тоже на что-то жить надо, внуков поднимать – после войны родители есть не у всех. Нешто я не понимаю? Не зверь какой!
– Тогда зачем гонять?
– Порядок должен быть, уважение к власти.
В сопровождении Андрея капитан обошел несколько точек, где несли службы постовые. У одного постового он оставил Андрея:
– Сержант Колоколов служит давно, службу знает. Участок сложный, но есть чему поучиться. Побудешь у него стажером.
– Есть, – молодцевато козырнул Андрей.
Капитан ушел.
– Ну, давай знакомиться, стажер. Старшина Колоколов, Василий Тимофеевич.
– Сержант Фролов Андрей, можно без отчества.
– Андрей, ты не вертись, днем тут спокойно. А вот как стемнеет, всякая шушера из щелей полезет – через кусты от нас железная дорога. Вот братва на «железку» ходит, вагоны вскрывает. Но «железка» – не наша вотчина, там транспортная милиция есть, военизированная охрана. Их задача – кражи не допустить. А уж если ворам повезло да стянули что-нибудь, они сюда побегут. Тут уж не зевай, хватай. К тому же через железную дорогу люди ходят – на той стороне заводы да фабрики. Смена в одиннадцать ночи заканчивается, грабителям самое раздолье – особенно когда зарплата. Я уж и числа выучил. На «Большевике» шестнадцатого, а на «Коммунаре» десятого. И артели есть, но у них зарплату нестабильно дают, когда как. Сегодня у нас какое число?
– Вроде двенадцатое.
– Не «вроде», точно знать надо. Через четыре дня на «Большевике» зарплата будет. Работяги в пивные пойдут да в рюмочные – отметить. Представь: поздний вечер, работяга подвыпивший, железная дорога, кусты. Треснут по башке и оберут как липку. Очухается утром – башка болит, карманы пустые. Сам ли потерял с перепою или обобрал кто – не помнит.
Они сходили в столовую, пообедали.
– Слышал я – указ вышел на днях, усиливающий наказание за воровство и грабежи? – спросил старшина после обеда.
– Не читал еще. Мне капитан Васильев только Уголовный кодекс давал.
– В газетах было, но коротко. Стало быть, доведут еще до сведения.
Как позже узнал Андрей, речь шла об Указе от 4 июня 1947 года.
Москва входила в число городов особого списка органов милиции, наряду со столицами союзных республик – Минском, Киевом, Ригой, и портовыми городами – Одессой, Архангельском, Мурманском, Владивостоком. В этих городах наряду с территориальной милицией была военизированная.
Старшина, а с ним и Андрей, не спеша пошли по участку.
– Погоди, постой здесь.
Колоколов отошел в переулок и коротко переговорил с пареньком в кепке-восьмиклинке – такие были сейчас в моде. Вид паренька Андрею не понравился: глаза постоянно бегают, сам какой-то приблатненный, с железной фиксой на переднем зубе.
Старшина вернулся:
– Это Сенька-форточник.
– Почему «форточник»?
– Через открытые форточки в чужие дома и квартиры лазит, вещи крадет. Причем ухитряется обокрасть квартиры, где хозяева спят.
– Арестовать надо его!
– А улики где? А заявления потерпевших? Кроме того, если не попался на краже, трогать его не надо. Информатор он, стукачок. Мы периодически с ним встречаемся, и если он что-то узнает от серьезных воров, то говорит.
– Хм, толково!
– А ты думал! Воры, когда они на «малине» да среди своих, похвастаться любят: где и кого обворовали, что взяли – вроде фартовые они. А для органов такая информация – дорожка к расследованию. Легче копать, когда знаешь, кто вор, своего рода зацепка.
Начало темнеть. Андрей устал – он не привык весь день стоять на ногах. В разведке больше лежишь, наблюдаешь или ползаешь.
Мимо них, опасливо косясь, потянулись старушки и женщины с ведрами и пустыми мешками.
– Куда это они?
– На «железку».
– А мешки и ведра зачем?
– Уголь собирать. С тендеров у паровозов или с вагонов куски угля падают, вот они их и подбирают. Кто помоложе да поразворотливее – на полувагоны лезут, сверху берут. Центральное-то отопление только в больших домах! Печи топить чем-то надо, а уголь, сам знаешь, по норме дают. Да и дорогой он.
Через час-другой от железной дороги потянулись эти же женщины. Кто нес угля полное ведро, у других же он был на дне мешка. На день топить хватит, а больше и не унесешь, тяжел уголек.
Старшина отворачивался, делая вид, что не замечает, Андрею же было женщин жалко. Многие вдовы, а если у кого-то муж и вернулся, то инвалид. Заработки низкие, а то и вовсе никаких нет, но выживать как-то надо.
Однако государство и власть к людям строги были. За несколько подобранных картофелин или колосков с зерном на уже убранном поле давали вполне реальные сроки. Власти нужны были заключенные, бесплатная рабочая сила. Многие предприятия, заводы и фабрики – тот же Беломорканал – были построены кровью и потом на костях тысяч зэков.