Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945
Шрифт:
Еще в 1943 году на курсах младших лейтенантов артиллерии я познакомился и подружился с Мишей Ильиным. Потом мы вместе оказались в учебном полку и оба стали старшими сержантами. Попав в разные дивизионы, виделись сравнительно редко, но всегда были рады встрече и с удовольствием обменивались новостями. Однажды после сильных боев и больших потерь мы договорились о том, что в случае гибели или ранения одного из нас другой сообщит об этом родственникам и ответит на письма знакомых.
Воспитанный в семье уральских казаков, Миша был человеком спокойным и рассудительным, что никак не вязалось с обстоятельствами
– Отпиши моим все, как было. Очухаюсь, сообщу о себе. Ну, пока.
На этом мы и расстались. А потом почтарь передал мне письмо от девушки Ильина Тони Дубко, с которой до войны он учился в школе. Я тут же сел за ответ и на половине тетрадной странички написал все, что мне было известно. Потом от Тони пришло письмо уже на мое имя. Она просила сообщить подробности о ранении Ильина и вообще о нашей дружбе, про которую Миша ей писал. На этот раз я ответил большим письмом, в котором в красках изложил события последнего времени.
Ильин тоже писал. Он сообщил, что выписался из госпиталя, вернулся домой и вскоре женился. А Тоня в это время уже уехала с Урала и работала воспитательницей в одном из саратовских ремесленных училищ. Наша переписка продолжалась и была интересна для обоих.
Однажды я получил письмо, в котором Тоня рассказывала, что вместе с подругой купили одни туфли на двоих, так что теперь могли по очереди выходить «в свет».
Была весна. Батарея стояла недалеко от большого города, брошенного немцами, из которого солдаты тащили всякое барахло. В то время нам было разрешено посылать домой по одной посылке в месяц.
Получив письмо, я отправился в город, и к вечеру посылка была готова.
Написав о туфлях на двоих, Тоня, конечно, не ожидала такого сюрприза. По тем временам для саратовской девчонки, заработка которой едва хватало на весьма скромное пропитание, это был неожиданный и чрезвычайно дорогой подарок. Дорогой не только по деньгам. В ее глазах я из обычного парня в шинели вдруг превратился в Героя, который, пренебрегая опасностями и рискуя жизнью, сражался с фашистами именно за Нее, чтобы именно Ей сделать этот подарок, скрасить Ее унылое повседневное существование.
Реакция не замедлила сказаться. Письма стали намного теплее и уже скоро начинались словами «Любимый мой…».
Не ожидал такого поворота и я. Все чаще задумываясь о нашей встрече, я представлял себе Тоню (у меня уже были две ее фотографии) высокой шатенкой с хорошей фигуркой и приятными манерами.
Незадолго по демобилизации я сообщил ей московский адрес своего дяди, у которого собирался временно остановиться, так как после смерти бабушки моя комната была занята.
И вот Москва.
Вот это да! И я рассказал родственникам, кто такая Дубко. А на другой день в квартире у дяди появилась Тоня – невысокая рыженькая девушка.
– Здравствуйте, – на «вы» обращается она ко мне, – давно ли приехали?
А я смотрю на нее и не знаю, что сказать. Выручила тетя, предложив раздеться и пройти в комнату.
У Тони, оказывается, есть брат. Он живет во Львове и пригласил к себе мать и сестру. Вот она и едет на новое место.
Постепенно напряженность встречи проходит. Разговор оживляется, и мы, уже перебивая друг друга и незаметно перейдя на «ты», рассказываем о себе и о своей жизни.
Два дня пролетели, как одно мгновение. Москва, коммерческие магазины, кафе «Мороженое» на улице Горького, Третьяковка и даже Большой театр.
Но вот и прощание. До отхода поезда две минуты.
– Я буду тебя ждать.
– Я тоже.
Первое лето я работал в пионерлагере. Дел было много, и переписка с Тоней отошла на второй план. Но на ее письма я отвечал аккуратно. А осенью получил письмо, в котором она писала, что жить одна больше не может, встретила хорошего парня и выходит за него замуж.
Последние бои. Встреча с союзниками
Разгромив крупную группировку немецких частей под Альтдаммом, наши войска обеспечили безопасность правого фланга фронта и создали условия для дальнейшего наступления. В первых числах апреля артиллеристы вместе с другими воинскими соединениями Красной армии двинулись на юг, соблюдая при этом жесточайшую маскировку.
Весь правый лесистый берег Одера был буквально забит техникой, и ехать приходилось медленно. За неделю мы преодолели всего лишь около двухсот километров и, наконец, остановились южнее Франкфурта метрах в ста от берега реки.
Когда выбрали место для батарей, уже наступил вечер, но отдыхать нам не пришлось. Подготовка огневых позиций – рытье окопов, строительство землянок и других инженерных сооружений, как и при наступлении «Багратион» в Белоруссии, – велась по ночам, а к утру от этих работ не должно было остаться и следа – все должно было быть тщательно замаскировано. На эту работу у нас ушло две ночи.
В первый же свободный день ребята пошли знакомиться с окружающей местностью. Осторожно подойдя к берегу Одера и осмотревшись вокруг, мы обнаружили на западном берегу реки плацдарм, занятый нашими войсками. Находился он под высоким обрывом и представлял собой полоску заболоченной земли шириной от пятидесяти до ста метров и длиной около километра. Из-за близости воды землянок не рыли, а вместо них были установлены палатки.
Вскоре нам стало известно, что пехотинцы, которых мы видели, входят в состав армянской дивизии, расположившейся в лесу недалеко от наших позиций.
Во время недавнего наступления армяне форсировали Одер и заняли населенный пункт в километре от реки. На железнодорожной станции ими была обнаружена цистерна со спиртом, возможно оставленная противником не без злого умысла. Естественно, что солдаты не могли пройти мимо. И вскоре среди наступающих началась повальная пьянка. А немцы, воспользовавшись этим, пошли в контратаку.