Фройляйн Штирлиц
Шрифт:
– Эльза, сама бы ты что сделала?
– Ну, я не показатель. Я же девочка.
– И всё же.
– Я? Говорю же, я – девочка. Я не могу настолько наплевательски относиться к жизням и здоровью собственных солдат, как мужчина. Да лучше бы эти интенданты меньше снарядов привезли, но больше тёплой одежды. Больше солдат убежать бы смогло. Так что я повесила бы просто десятка полтора интендантов. А коменданта Варшавы – обязательно. Причём на рояльной струне. Изза этого урода столько людей погибло.
– Эльза! Ты же девочка!
– Вот именно. Потому меня и бесит такое наплевательское отношение
– К сожалению, Эльза, сделать тут ничего нельзя. Всё равно будут врать.
– Неужели? А что случилось с советским генералом Павловым? Лишение наград, званий и 15 лет лагерей. Чем не пример? Что тебе мешает сделать так же?
– У меня есть только один "Мехлис". Это ты. Да, можно послать тебя во Францию или в Египет. Чтото ты там найдёшь. Когото вздёрнем или отправим в концлагерь. Но в это время десятки других таких же будут продолжать врать. Да и не пошлю я тебя во Францию. Ты мне тут нужна. Технология полупроводников – это прорыв, гораздо важнее Мальты. Сто двадцать тонн золота за такое совсем не жалко. Герр Цузе чуть ли не в экстазе бьётся и обещает создать нечто невероятное.
– Пфф.
– Не смейся. Конечно, до твоих "считалок" ему очень далеко, но всё равно это будет много лучше того, что мы имеем сейчас. И самое главное – герр Цузе знает, в каком направлении следует двигаться!
– Насчёт Мехлиса. Чтото есть в этом. А давай создадим специальную службу. Назовём её какнибудь вроде "имперские наблюдатели" или чтото на подобии. И будут там только девочки в возрасте от 12 до 16 лет. Пусть ездят. Смотрят.
– Почему только девочки? Да и что поймут эти пустоголовые курицы?
– Ну, пустоголовыми могут быть далеко не все. Ктото будет и с мозгами. И чтото увидит. Вспомни о том, что я рассказала тебе о 46м зенитном полке. Для того, чтобы начать докладывать правду, командиру достаточно было всего лишь угрозы моего визита. Хотя я в артиллерии, тем более, зенитной, ничего не понимаю. Но он всё равно боится. Понимаешь, достаточно лишь самого факта визита в часть. А чуть позже станет достаточно даже угрозы визита в часть. Неважно, что часть девчонок обманут, а часть и обманывать не придётся. Сами ничего не поймут. Но девочка приезжала. Что она видела? Что поняла? Неизвестно. Вот командир и решит подстраховаться и доложить наверх правду.
– Но почему лишь девочки?
– Они же ведь под моим руководством будут. Мне чисто психологически проще командовать девочками, чем мальчиками.
– А почему не использовать для этой цели нормальных, взрослых ревизоров, которых обмануть гораздо труднее. Да они и так есть. Зачем повторять их?
– Они не будут их повторять. Они не станут смотреть никаких документов, никаких учебных тревог. Вообще ничего. Просто приедут, посмотрят и уедут. Молча. Я гдето, не помню где, вычитала такую фразу: "Сила дурака – в молчании".
– Не знаю. Нужно подумать. А вообще – интересно. Ревизор – джокер. Не понятно, то ли туз, то ли двойка. И готовить таких гораздо быстрее и дешевле, чем нормальных ревизоров.
– Угу. Ладно, пошли домой. Мне холодно. И обед скоро. Ты останешься?
– Нет. Мне сегодня некогда. Как холодно? В собольей шубе?! Эльза! Что же ты молчала? Немедленно возвращаемся! И не вздумай мне тут простудиться!..
Охх. Вот ведь, не было печали. Представляете, Гитлер в меня влюбился. Не как в женщину, конечно. Как в дочь. После того случая, когда я спасла его, а меня ранили, он меня удочерил. И, кажется, слишком серьёзно сам всё это воспринял. Переклинило его. Он ведь, в сущности, очень одинокий человек. У него только Ева Браун раньше была. И собаки. А теперь вот я ещё его семью изображаю. А больше и нет никого. Тото Гитлер на меня и вывалил всю свою нереализованную отцовскую любовь и заботу. По его настоянию, я с ним даже на "ты" перешла. Просто папа и дочка. Семейная идиллия.
Меня и раньше охраняли – мама не горюй. А теперь и вовсе… Тот ночной штурм моего домика завершился полным поражением моей охраны. И теперь меня, помимо роты СС, постоянно охраняет отряд из шести танков. (Шумные, сволочи!) Причём все – "четвёрки". Из них два – дежурные. То есть с прогретыми двигателями и экипажами внутри. Прокопали резервную линию связи, а в непосредственной близости от места моего обитания расположились два полка вермахта. И помощь от них можно вызвать не только по телефону и по радио, но, в крайнем случае, также и выстрелом из сигнальной ракетницы.
У нас тут уже конец декабря. Зима. Скоро Рождество, а там и Новый Год. Католическое Рождество, конечно. Причём немцы, как я уже успела узнать, главным праздником считают именно Рождество, а не Новый Год. Это при том, что Гитлер религию особо не жалует. Хотя сильно и не препятствует. В отличие от Бормана. Тот вообще… Церковь, ксендзы, монахи… чуть ли не плюётся. Ярый атеист. Как и я.
На этой почве мы с ним и сошлись. Помирилась я с ним. Гитлер Бормана простил, поверил тому, что его обманули заговорщики. Да и я за него просила. Не знаю, вот чемто симпатичен он мне, как человек. Опять же, настоящий Штирлиц в кино с ним общался. Да и сам Борман ко мне стал относиться гораздо лучше, когда уяснил, что я на его место вовсе не претендую (оно мне надо, такой воз переть?). Сам же он на моё место пролезть и совсем никак не мог. "Борман – дочь Гитлера?" Я вот не могу даже теоретически представить себе варианта, при котором такое возможно. Фантазии не хватает.
А вообще, действительно холодно. Даже, несмотря на соболью шубу. Зря я думала, что не смогу носить её в окрестностях Берлина. Сегодня температура минус семь. Я же замёрзла после часовой прогулки и в шубе из русских соболей. Или, может, это я ещё после ранения окончательно не оправилась?
Но едва мы с моим "папой" вышли из леса, как к нам бегом подбежал старший адъютант Гитлера, недавно произведённый в генералмайоры Шмундт, и выкрикнул:
– Мой фюрер, они начали!
– Что начали?