Фрунзе. Том 2. Великий перелом
Шрифт:
Да, конечно, его деятельность несколько ломала бизнес.
Их бизнес.
Ну это не беда. С мошенниками дела вести как-то проще, чем с тупыми и агрессивным мастерами гоп-стопа. И денег это приносило много больше. Так что параллельно с процессом чистки центрального аппарата ОГПУ всей верхушкой и средним звеном московской партийной организации шел поиск продуктивных мошеннических схем и исполнителей для их реализации…
К началу 1927 года первичную задачу Дзержинский решил. И готовился к чистке уже региональных аппаратов, поэтому нуждался в новых унтерах. Вот и обратился к Фрунзе, у того ведь тоже имелись определенные виды на этих ребят. Он их активно привлекал в армию. И требовалось согласовать столь щекотливый кадровый процесс. Чтобы не переругаться из-за них.
–
– Так мы и так на все заводы военные поставили таких унтеров.
– Не только на военные. При каждом заводе должен быть особист, чтобы приглядывать за его работой и хищениями. Сам же уже понял, насколько все это сурово.
– С этими бы разобраться… – отмахнулся Дзержинский.
– А я и не говорю, что сейчас. Ты очень правильно поступил, что начал с центрального аппарата. Рыба, как говорится, гниет с головы. Приведешь в порядок его. Потом ключевые региональные аппараты. Потом остальные. И только потом уже можно будет создать сеть на всех более-менее крупных предприятиях и объектах. Тех же ключевых железнодорожных узлах.
– Ты представляешь, как это раздует аппарат?
– Его все равно раздувать. Люди не стальные. Их нужно умеренно нагружать, чтобы на долгой дистанции не упали как загнанные лошади. Это мы с тобой бессмертные пони, другие люди так не могут, – заметил Фрунзе, напоминая ему шутку, рассказанную уже не единожды. – Не сильно, конечно, раздувать. Но втрое – точно. Плюс отдельно группа спецназа и штат выездных бригад оперативников.
– Иногда мне кажется, что не я, а ты управляешь ОГПУ, – несколько раздраженно фыркнул Дзержинский.
– Так я просто говорю. Высказываю мнение, – пожал плечами Фрунзе. – Со стороны. И с удовольствием выслушаю твои соображения относительно армии. Все мы люди, все мы человеки. И у любого может глаз замылиться, или он от усталости что-то пропустит. Решение же принимать тебе и только тебе.
– Все верно, – покивал Феликс. – Это я так – ворчу. Устал…
Коснулись в беседе они и Тучкова [4] .
Он оказался тесно связан с так называемым «ягодным делом». Через Генриха и его связи, оставшиеся еще со времен Свердлова, он реализовывал изъятые церковные ценности. Далеко не все, но весьма много. Те самые, что регулярно «пропадали» после конфискации. И Дзержинский не знал, кем его заменить, потому что он вроде как успешно занимался церковными делами.
4
Тучков Евгений Александрович (1892–1957) – сотрудник ЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД с 1918 по 1939 год. В 1922–1929 годах – начальник 6-го отделения СО ГПУ/ОГПУ. Был главным автором и проводником антицерковной политики СССР в те годы. Создал Общество воинствующих безбожников. Стремился максимально ослабить РПЦ, разбив ее на несколько враждующих осколков. Всячески при этом поддерживал сектантов и маргиналов. Автор и исполнитель волны массового террора и внесудебных расправ над священниками тех лет.
– А успешно ли? – отхлебнув из кружки, спросил Фрунзе.
– А разве нет?
– Если хочешь, я тебе расскажу, как это все выглядит со стороны простых крестьян и обывателей. Если нет – то и помолчу. А то ты и так уже вон ворчишь.
– Ты обиделся, что ли?
– Шутишь? С чего? Ты просто устал, и я не хочу тебя пустой болтовней перегружать. Сам я в церковных делах не силен. И могу только пересказать, что слышал краем уха. Ты ведь знаешь, я с простым людом охочий поболтать.
– Знаю-знаю, – расплылся в улыбке Феликс Эдмундович. – Иной раз подойдешь к заводу и с каким-нибудь слесарем языками зацепишься. А у директора местного семь потов сойдет, пока он стоит и наблюдает за тобой в окошко. Мой человек думал, что у того сердечный приступ случится за время разговора.
– И ведь не зря беседовал.
– А кто говорит, что зря? Очень даже дельно. Да и этот «жучок» себя выдал с головой…
Немного пошутили. Посмеялись,
– Если очень кратко, то его усилия ведут к тому, что РПЦ теряет централизацию.
– А это плохо?
– Это катастрофа. Смотри сам. Пока у церкви есть единый центр, она является единым телом, единой структурой. С ней можно как-то адекватно взаимодействовать. Через ее руководство. Если добиться ее системного раскола, то потребуется договариваться уже с каждым из осколков. А это уже намного больше усилий и проблем. Посмотри на старообрядцев. Ты хоть представляешь себе объем усилий, который нужен для того, чтобы с ними о чем-то договориться? У них, по сути, в каждом селе своя церковь. И соседи им не указ. Я утрирую. Но лишь для того, чтобы подчеркнуть катастрофичность этого пути.
– А зачем с ними договариваться? – нахмурился Дзержинский.
– А как вы мыслили с ними вообще взаимодействовать?
– Расчленить и извести, построив атеистическое общество.
– У нас около 80–90 % населения или верующие, или как-то ассоциирующие себя с религией. Но на долю РПЦ порядка 70 % верующих, а может, и больше.
– Много. Согласен. Образование и просвещение позволит им перейти в атеизм.
– Брось. Если человек верующий, то, скорее всего, это с ним будет всю жизнь, так как это форма его мировоззрения. Часть его бытия. Даже если он станет на людях утверждать обратное. А теперь представь: церковь разбивается на массу не связанных между собой осколков и уходит в подполье. Ведь она находится под ударом, и уход в подполье, согласись, вполне естественный для нее шаг в сложившихся обстоятельствах. И делает она это все, имея вот ТАКУЮ монументальную среду поддержки у населения. Представил? Спешу тебе напомнить, что у нее опыта существования в подполье куда больше, чем у всего революционного движения, вместе взятого. И в куда более суровых, жестких условиях.
– Мрачная картина получается… – раздраженно потерев лицо, прошептал Феликс Эдмундович.
– Как несложно догадаться, оказавшись в таком положении по нашей вине, церковь вряд ли станет выступать нашим союзником. И начнет вести очень мощную подрывную деятельность. Ты что-нибудь читал о Кавказской войне? Вот ее мы и получим. Когда при формальном доминировании у нас земля под ногами гореть будет из-за того, что буквально каждый имам, то есть священник, станет вести проповеди, призывающие с нами бороться.
– Ты нагнетаешь.
– Даже не начинал. А могу. Хочешь расскажу тебе о том, чью сторону займет церковь, загнанная нами в подполье, если Союз ввяжется в большую войну? А вместе с ней и люди, для которых эти священники будут авторитетом. Или, быть может, ты сам догадаешься?
Дзержинский грязно выругался.
– Тучков с компанией не действовали эффективно. Нет. Они вредили. Да так сильно, что не пересказать. Строго говоря, принести Союзу больше вреда на этом поприще попросту невозможно.
– Но… Черт!
– А теперь еще один момент. Я его тоже не раз слышал. У нас в Союзе юридически свобода совести и церковь отделены от государства. Так?
– Так.
– Свобода совести говорит о том, что каждый волен верить в то, во что пожелает, то есть правовой основы преследования собственно церквей у нас и нет. Отделение же церкви от государства говорит о том, что ни одна религия в Союзе не может быть государственной. Так?
– И что?
– А то, что современное движение воинствующих безбожников, которых породил Тучков совместно с Луначарским, соорудило некую форму религии, основанную на отрицании православия. Атеист получается у них не человеком, который живет вне парадигмы веры. В рамках научного мышления. Он у них получается человеком, который верит в то, что Бога нет. Верит, понимаешь? А это верный признак религии. Они продвигают атеизм как религию. Быть может, ты уже обратил внимание на то, как Луначарский трудится над созданием культа почитания Владимира Ильича Ленина? Человек он, безусловно, заслуженный. Был. Но Луначарский создает его культ. По сути, новое божество. Как это воспринимается верующими?