Функции памяти
Шрифт:
— С чем?
— Со всем этим! — раздражённо огрызнулась я. — Кардинальная генетическая перестройка организма, да ещё автоматически… Твои предки были круты, у нас такое не лечится! А эта дрянь обратной процедуры не знает…
— Хорошо.
— Чего хорошего-то? — возмутилась я. — Мне страшно на себя в зеркало смотреть, и лапы меня эти пугают, и хвост, и… Плючья автоматика!
— Ты красивая, — спокойно возразил он. — И была, но теперь особенно. А главное, теперь ты уже точно моя.
Я набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться длинной матерной тирадой — и шумно выдохнула.
Всерьёз злиться на Нидара не получалось.
Я не знала, что именно и почему произошло, пихать такие подробности в мою голову не нашли нужным, но на каком-то этапе развития у этих разумных начались проблемы с рождаемостью. Гибли эмбрионы с женским набором хромосом, причём гибли на ранних стадиях развития и даже в пробирках, невзирая на все ухищрения.
Зато нашёлся другой выход: харры научились изменять по собственному образу и подобию близкородственные виды, самым подходящим из которых оказались люди. Откуда и как хвостатые брали моих сородичей, автоматика не сообщила. Пробовали изменять и детей разного возраста, но, на удивление, лучший результат и минимальные потери давала модификация именно взрослых, полностью сформировавшихся организмов.
А главное, такие вот мутантки стабильно давали здоровое потомство обоих полов. И для достижения наилучшего результата изменения производились «под заказ», с настройкой на конкретного партнёра. Он сдавал биоматериал, что Нир умудрился сделать незаметно для себя, наверное просто пощупав в храме что-то не то, а специалисты потом аккуратно подгоняли геном. Старались при этом вносить как можно меньше изменений, то есть не изменяли, например, цвет волос, кожи и форму груди в соответствии с требованиями заказчика, а корректировали только тот обязательный минимум, который повышал вероятность появления здорового потомства.
Обычно жертвам эксперимента аккуратно подправляли ещё и психику, во избежание конфликтов и истерик. Только контролировал это не компьютер, а живые сотрудники. Личность и разум считались слишком тонкой материей, чтобы автоматизировать воздействия на неё. То есть какие-то шаблоны имелись, но применимые только для совсем примитивных ступеней развития, да и то — ограниченно. К счастью, современное человечество в целом и я в частности стояли заметно выше, поэтому голову мою оставили в покое, только добавили полезной информации. Немного.
Местный искин дал понять, что согласен продолжить общение со мной и ответить на вопросы, только — позже, когда приду в себя. Он вкладывал информацию напрямую в мозг, но, во-первых, не мог делать это мгновенно, потому что мгновенная передача большого объёма неизбежно привела бы к летальному исходу, и не мог делать это неограниченно долго — по той же причине. Мозгу требовалось «переварить» вложенное, а для этого — много отдыхать. Да и навык такого вот непосредственного обмена информацией тоже нарабатывался постепенно. А заботу о здоровье древние харры заложили в искин как одну из базовых установок. Мне же после «операции» отдых требовался особенно.
— В общем, ты был прав, — вздохнула я. Несмотря на то, что спать хотелось всерьёз, еще больше хотелось хоть немного разобраться в себе-новой, а обсудить происходящее с кем-то понятным, надёжным и близким — это лучший рецепт. — С эмоциями у твоих предков всё было довольно печально. Чувства к разумным существам они считали примитивными, животными, и охотно поощряли только высшие потребности, особенно в познании. Тот белогривый, которого я богом называла, был, похоже, просто главой этого всего учреждения. А заодно как бы не всей планеты, потому что у древних харров бытовала чистая, незамутнённая технократия. Если, конечно, он действительно существовал. Насколько правдивым было содержание моих снов, я пока не знаю.
— Что чистая? — уточнил Нидар.
— Форма правления такая, когда у власти стоят учёные, а научные специалисты — это элита элит. Но нам всё равно очень повезло, потому что при отсутствии чувств у них существовала на удивление гуманистическая мораль, и даже к личностям подопытных дикарей они относились достаточно бережно. Могли ведь просто стереть и записать поверх нужный шаблон, а они старались сохранить личность, даже подгоняя под нужные стандарты. Но этим люди, тьфу, харры занимались, автоматике не доверяли, так что мне вообще психику не поправили. Может, и зря, было бы легче… — тоскливо вздохнула я.
— Не зря, — возразил Нир. — Мне нужна ты, а не… Что-то чужое, изменённое, идеальное и пустое. Тем более идеальное на их вкус.
— Мы с тобой знакомы неделю, — проворчала устало. — Когда бы ты успел это понять?
— Ты упрямая, смелая, решительная, ужасно любопытная. Справедливая и гордая. Очень чувствительная и добрая. Стесняешься этого, но боишься невольно причинить вред живому. Стесняешься быть слабой, и готова наизнанку вывернуться, лишь бы не показать этого. Легко можешь расстаться с родными, но очень любишь свою странную работу. Мне жаль, что ты расстроена и напугана. Но гораздо больше я рад, что теперь тебе точно придётся остаться со мной, потому что теперь твой мир — здесь.
— Нир, человек не может просто так исчезнуть, не может превратиться в существо другого вида незаметно для других! — всё же возразила я, хотя первая часть сказанного отозвалась внутри теплом и даже почти восторгом. Столько искренности и нежности было в его голосе и словах, что градус моего недовольства миром заметно уменьшился. — Есть документы, есть законы, есть обязательства. В конце концов, у меня есть шимка! Наверное, с помощью местного оборудования я могу от неё избавиться, но… я не хочу умирать для своих близких, я люблю родителей и сестёр! И работу свою я слишком люблю, что я буду делать на этой планете?!
— Поговори с родными, предупреди их. Харр будет рад принять их как гостей, — невозмутимо ответил рыжий. Я не сразу сообразила, что он имел в виду планету — аборигены называли её так. — А делать… Вот это всё — твоё. Неужели не придумаешь?
— Что значит моё? — озадачилась я.
— Оно тебя слушается. Меня и Эрру готово терпеть и защищать, остальных харров тоже, но оно не рассказывает нам о прошлом. Или ты уже всё узнала?
Я медленно качнула головой. Я теперь помнила отдельные реалии жизни хвостатых, но куда больше, чем ответов, было вопросов. Зато я знала, как договориться с этим громадным комплексом, где здесь что находится, какие коридоры я могу подвинуть, а какие — незыблемы, откуда и куда я могу переносить живые существа в пределах комплекса, в каких помещениях велись исследования какого рода. И действительно могла разговаривать с искином.