Фурье
Шрифт:
«Париж, 22 мая 1829 года.
Я замедлил с ответом Вам по двум причинам… Я хотел посоветоваться с несколькими членами общества, куда месье Корсель-сын свел меня в среду вечером, в день их двухнедельного сеанса. Это ученики покойного Сен-Симона… Я хотел посмотреть, что представляет их доктрина и можно ли их заинтересовать моей теорией…
Их догма нечто жалкое, срубленное с топора, но у них есть своя аудитория подписчиков… Чтобы дать Вам представление об их уязвимых местах, достаточно сказать, что утверждают, будто покойный экономист Сен-Симон был вдохновлен Богом и будто, было три откровения: Моисея, Иисуса Христа и Сен-Симона».
Но все-таки многое у сенсимонистов было ему симпатично,
«Ваши коллеги мне сказали, что именно Вам можно послать трактат о социетарной индустрии… Я хочу, чтобы Ваше общество с помощью некоторых своих членов смогло понять, что обретет славу, присоединившись к моему открытию. К сожалению, научное самолюбие мешает Вашему обществу сменить знамя и понять, что на индустрию рассчитывать не приходится. Необходимо обсудить, на какие именно плоды оно может уповать под высоким покровительством Сен-Симона. В этой доктрине нет новых идей, в ее основе старые заблуждения: раздробление сельскохозяйственного и домашнего производства, пресловутая конкуренция или состязание обманщиков… как и все системы, доктрина грезит о добре, не ведая пути к нему. Она настолько противоречива, что малейшее возражение повергает общество в нескончаемые распри».
Мюирону 5 июня 1829 года наивный мечтатель сообщал как о деле почти уже решенном: «…сенсимонистов можно легко привлечь на свою сторону…»
Анфантену в следующем письме (он назвал его «Запиской для сенсимонистского общества об открытии серии страстей») Фурье стремится доказать необходимость отбросить «абсурдную часть воззрений проповедника Сен-Симона, воспользоваться теми или иными деталями и принципами, привить их на древо истинной теории». К «Записке» приложил один экземпляр «Нового мира».
Ответ принесли назавтра. Сдержанный тон письма, казалось, подчеркивал, что Анфантен снизошел до ответа.
«Благодарю Вас за сообщение, — писал глава сенсимонистов, — которое Вы сделали. Я прочитаю присланные Вами труды со всем вниманием, которое уже было уделено Вашей предыдущей работе. Я полагаю, месье, что, прежде чем начинать дискуссию или просто разговор, необходимо просить Вас сделать некоторые пояснения к записке, которую Вы мне прислали. Они тем более необходимы, что я читал «Новый промышленный мир», а Вы, как мне кажется, если судить по Вашему же письму и записке, знаете о доктрине Сен-Симона лишь на основании одного или двух заседаний на улице Таранн. Я также мог заметить, просматривая, правда, очень бегло, Вашу книгу, что Вы не упоминаете в ней ни Сен-Симона, ни трудов его школы. В этих условиях личная встреча не привела бы, или почти не привела бы к благоприятным результатам, если бы она и не вынуждала нас поспешно выносить определенные мнения: Вас, месье — о развитых идеях Сен-Симона, а пас — о Ваших. Я взял на себя смелость послать Вам некоторые труды Сен-Симона и его школы, те из них, которые у меня были под рукой. Прошу Вас познакомиться с ними, а также принять уверения в моем совершенном почтении».
Фурье был удивлен и озадачен этой сдержанностью. Через несколько дней он отправил Анфантену длинную записку, в которой более пространно развивал свои критические замечания относительно сенсимонистской доктрины.
Ответ был обстоятелен и суров. Анфантен называет предложение Фурье о том, что одна ячейка социетарного общества может послужить примером для всей «варварской цивилизации», утопией, несбыточной мечтой. Нужно вначале разработать общую теорию, а потом уже оттачивать ее в деталях. И самое основное, пишет с уверенностью Анфантен, заключается
Итак, сенсимонисты отвергают его учение. Попытка объединить две школы рушится. Получить такой ответ досадно — ведь от души хотел предостеречь от ошибок. И тогда раздражение от неудачи излил на своих учеников; именно они настаивали на сближении с сенсимонистами, которые якобы «вступили на путь истины». Именно они проводили аналогии между его «открытием» и учением этого экономиста Бичуя себя за попытку компромисса, Фурье вступает на путь борьбы с сенсимонизмом. Подстегивает его и то, что сенсимонизм уже широко известен, а его собственное учение только-только начало распространяться.
Нужно написать целую книгу, посвященную этой секте. А пока он работает над статьей. Он рассчитывает, что это будет своеобразный тактический прием — во время развернувшейся дискуссии во что бы то ни стало привлечь внимание к его проектам…
Мюирону в эти дни сообщает: «Вы спрашивали, на какой эффект я рассчитываю от памфлета. Эта статья должна в подробностях буквально изложить обстоятельства осуществления опыта тем, у кого я должен искать поддержку (у короля и двух-трех министров)…»
1830 году «Меркурий» опубликовал заметку, в которой утверждалось, и как будто без всякой иронии: «Господин Шарль Фурье, осмелимся сказать это, самый выдающийся ученый нашего времени. Он не связан с академией, ибо его отвращение к интригам сравнимо лишь с его любовью к истинному знанию. Мы намерены доказать, что все разумное в сенсимонизме есть плагиат принадлежащего Шарлю Фурье открытия притяжения по страсти».
Фурье этого ни публично, ни в частных беседах не опровергал…
Более того, в последующих письмах друзьям он уже открыто обвиняет сенсимонистов (не Сен-Симона!) в плагиате.
Так, обсуждая с Мюироном планы будущей книги, пишет: «…я покажу в ироническом свете абсурдность их принципов… затем перейду к плагиату, но, прежде чем покончить с их теорией и тактикой, я кратко изложу… два научных принципа, которые сенсимонисты хотели у меня похитить… Ведь они предлагают многое из того, что прочитали в моих сочинениях, а как осуществить это — не знают».
В своей очередной статье Фурье называет сенсимонистов софистами, которые дурачат публику новыми философскими плутнями, жонглируя словечком «прогресс». Они проповедуют ассоциацию, но не знают, как взяться за дело. Он же предлагает преобразовать мир без религиозной войны.
Да и вообще, можно ли мириться с тем, что они превращают Сен-Симона в пророка, приписывая ему то, чего он не говорил?
Фурье сравнивает сенсимонистов с иезуитами, которые хотят подчинить себе правительства и захватить имущество частных лиц путем отмены права наследования. Да, они правы в том, что нужно развивать промышленность, науки и искусства. Но разве можно при этом забывать о человеке? А к чему, спрашивается, приведет их принцип распределения благ по способностям и труду?
Истинный прогресс, по мнению Фурье, состоит не в том, чтобы отнять все у богатых и отдать бедным, а в том, чтобы с помощью режима согласованной индустрии создать массу продуктов, достаточную для удовлетворения нужд как богатых, так и бедных. Исправить ошибки сенсимонистов может только его социетарная теория.
«Если бы порядок, рекомендуемый сенсимонистами, — доказывает Фурье в письме Мюирону, — в действительности осуществился, то нельзя быть уверенным, что результатом явится улучшение судеб рабочего класса. Единственно верным последствием было бы то, что в какое-нибудь полустолетие всякая собственность — земля, капиталы и фабрики — сосредоточилась бы в руках священников нового типа».