Фурии принцепса
Шрифт:
– Кровавые вороны! – взревел Тоннар, ладонью зажимая ушиб. – Вороны и клятые фурии, ты чего это?
Кестус не потрудился скрыть усмешку:
– Он решил, что ты клятый болван. И я того же мнения.
– С чего бы? – возмутился Тоннар. – Оттого, что не прочь повалять девку-другую?
– Потому, что хочешь воспользоваться отчаянным положением погибающих людей, – сказал Кестус. – И потому, что не думаешь о последствиях. Люди голодают. Распространяется мор. А солдаты получают жалованье. Как по-твоему, скольких легионеров прирезали во сне ради носильной одежки и монетки в кошельке? Сколько их заболело
Тоннара так и перекосило.
– Слушай, – продолжил Кестус. – Юлий провел нас целыми и невредимыми через Каларский мятеж. В твоем отряде все живы остались. И нам здесь худшее не грозит. Может, денег не будет и возможностей поменьше, чем у патрулей на краю пустыни. Зато чума нас не убьет, и глотки спящим не перережут.
Тоннар оскалился:
– Просто ты трусишь рискнуть.
– Точно, – согласился Кестус. – И Юлий тоже. Потому мы и целы. Пока.
Болтун, покачав головой, гневно обернулся к Ивару:
– Еще раз меня тронешь, выпотрошу, как рыбу.
– Хорошо, – отозвался Ивар. – Когда мы с Кестусом спрячем труп, можно будет поменять своих коней на твоего и наверстать потерянное время. – Он из-под капюшона взглянул на Кестуса. – Сколько нам еще до лагеря?
– Пара часов, – коротко ответил Кестус и в упор взглянул на Тоннара. – Но это не точно.
Тоннар пробурчал что-то себе под нос и притих. Остаток пути прошел в деловитом молчании.
Когда на землю легли сумерки, они выехали к поляне, выбранной Юлием под лагерь. Место было хорошее. Крутой косогор позволял вылепить из земли что-то вроде укрытия от непогоды. Рядом журчал ручеек, и лошади встрепенулись, ускорили шаг, чуя кормушку с зерном и место для отдыха.
Но прежде чем выехать из окружавшей поляну густой полосы вечнозеленых растений, Кестус придержал коня.
Что-то не так.
Сердце забилось чуть чаще, его накрыло необъяснимое предчувствие. На минуту он замер, пытаясь отыскать источник угрозы.
– Проклятые вороны, – вздохнул Тоннар. – Теперь что?..
– Цыц! – настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.
Лагерь был тих и неподвижен.
Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.
Но это вряд ли.
Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:
– Костров нет.
В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни – то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.
Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.
Показался
Он просто стоял.
Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.
Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.
– Ну, вот и старик Юлий, – пробормотал Тоннар. – Довольны? – Он, крякнув, ударил лошадь пятками и выехал вперед. – Как это он позволил костру прогореть? Теперь не пожрать, пока заново не разведем.
– Стой, дурень! – прошипел Кестус.
Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.
– Я есть хочу, – жалобно протянул он. – Поехали.
Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.
Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги – множество ног – походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.
И какая силища!
Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.
Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул – и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.
В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»
Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.
Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.
И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.
Вопль замер.
И тотчас весь лес наполнился шорохами.
Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.
Словно весь лес обернулся огромным костром.
– Великие фурии! – выдохнул Ивар. – Кровавые вороны!
Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.
– Не спрашивай! – прорычал он. – Беги. Беги!
И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.
Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.
На скаку он замечал… что-то.
Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.