Фурия Принцепса
Шрифт:
Шар на конце стимула врезался в бронированную грудь канима, и откинул Варга назад, едва не вышибив его из седла.
Таурги сразу же заревели на друга, стали бодаться и толкаться плечами, и прошло полминуты, прежде чем они попятились и снова успокоились.
Варг потрясённо посмотрел на Тави, потом оскалил клыки и потянулся за мечом.
Тави улыбнулся ему, показав зубы, и повесил стимул обратно на крюк.
— У меня есть дело. У меня есть долг перед моими людьми, оставшимися в Молваре.
Он повернул таурга назад, к колонне, и добавил, обернувшись через плечо:
— Как и у тебя.
Тави не знал, как Варг собирается реагировать на то, что он только что сделал. Физическое насилие среди канимов было… не тем, чем было среди алеранцев.
И, хотя оно обычно использовалось в качестве дисциплинарной меры, также рассматривалось как некое оскорбление; это было, как наказать шкодливого щенка, а не как относиться к подчинённым с уважением.
Конечно, подобное действие не является тем, как обращаются с равными. Потом, опять же, их концепция гадары, уважаемого противника, представляет такого рода взаимодействия в совсем другом свете.
Вполне допустимо, если враг тебя ударит.
И тем не менее. Вполне возможно, что он, фактически, только что бросил Варгу вызов. А такие вещи, среди канимов, имеющих статус, как у Варга, длились не до первой крови.
Верховое животное Варга поспешило под холодным дождём за Тави и зашагало рядом с его зверем. Когда животные поравнялись, Тави посмотрел в сторону, и обнаружил, что Варг наблюдает за ним.
Большие глаза канима все еще были пусты. Мех был прибит дождем к черепу, делая его, как показалось Тави, несколько меньше, более уязвимым и более опасным.
Варг слегка склонил голову набок.
Тави вернул ему такой же жест.
Каним повернул и они снова присоединились к остальным. Когда группа таургов вновь вернулась на тропу, Варг ехал немного в стороне от всех остальных.
— Шуар, — произнес Анаг, сопровождая слова жестом.
Дорога привела их к укреплениям, которые они уже видели с вершины утеса.
Как военный лагерь, он должен был быть огромен.
Со всеми силами поддержки, необходимыми для того, чтобы так много воинов было в состоянии вести войну, он должен был быть невообразимо большим — город, который легко может затмить Алеру Империю и по масштабам и по мрачному великолепию, выполненному из темного, голого камня со странной формы, слишком узкими дверьми и окнами.
Канимы, видимо, не слишком полагались на строительство высоких башен. В поле зрения не было ни одного здания, вытянутого в высоту больше, чем куб, хотя некоторые из них имели несколько этажей.
В общей сложности, это привело к появлению своеобразной, поистине пещероподобной архитектуры, со зданиями, способными вместить больше жильцов, чем это было принято в Алере.
Даже этот город, насколько Тави мог видеть, был растянут до предела.
Куполообразные палатки стояли аккуратными группами вокруг городских стен, протянувшихся на тысячи ярдов по открытой местности плато, в окружении простых земляных укреплений, которые беспечно патрулировали воины-канимы в сине-чёрных доспехах.
А дальше находились примитивные палатки, установленные гораздо более хаотичным образом. Когда они проходили мимо них, Тави заметил признаки наличия кожевников, кузнецов и всяких прочих ремесленников, необходимых для обеспечения такого сборища войск.
Кварталы, предназначенные для канимов из касты мастеров и торговцев, были переполнены, что заставляло их использовать любое свободное место, достаточное для размещения.
Холод и дождь вынуждали большинство жителей прятаться в палатках, но несколько чернорабочих — особенно кузнецы — были все еще поглощены работой под потрепанными навесами, и любопытные дети канимов мчались к откидным створкам палаток, чтобы посмотреть, как отряд таургов, раздраженно фыркая и покачиваясь, проходит через палаточный городок.
— А они симпатичные, — прокомментировал Макс лениво. — Маленькие такие.
Дуриас фыркнул.
Тави обернулся через плечо на бывшего раба и выгнул бровь.
— Вы не считаете их милыми?
— Они просто милашки, — сказал Дуриас. — Но однажды я видел рабовладельца, который попытался сбежать от суда и взял одного из них в заложники. Маленькую девочку лет пяти. Он схватил ее за загривок, поднял и ухватил рукой за горло. Удерживая ее так, он вполне мог ее придушить. А в другой руке у него был нож.
Китаи, ехавшая перед Тави, полностью развернулась в седле, удобно устроилась, приспосабливаясь к ритму ходьбы таурга, ее лицо выражало пристальный интерес.
— И что произошло?
— Эта малышка с легкостью оторвала запястье того плохого человека своими клыками, — сказал Дуриас. — И вывихнула ему плечо впридачу.
Тави приподнял брови.
— Сильные малыши.
— Они обучают детей не так, как мы, — сказал Дуриас, кивая. — К тому времени, как они могут бегать, их мышцы функционируют почти как у взрослых.
— Что произошло с тем рабовладельцем? — спросила Китай. — Его судили?
— Нет, — Дуриас сказал коротко. — Мать щенка была там. Там был ее дядя. Как только малыш стал вне досягаемости ножа…
Тави вздрогнул. Не то, чтобы он оплакивал бы утрату любого человека, который возьмет в плен ребенка — даже ребенка захватчика, заклятого врага, — но он не мог предположить, что рабовладелец, независимо от того, был ли он доброжелательным или законопослушным, мог ожидать остаться в живых в руках правительства, составленного из бывших рабов.
Такое положение могло побудить любого человека к самым отчаянным действиям.
— Не беспокойтесь, капитан, — сказал Дуриас несколько секунд спустя, как будто он прочитал мысли Тави. — Тот человек был насильником и даже хуже. Мы сделали все, что могли, чтобы сохранить жизни тех, кто не подвергал насилию женщин или выбрал рабскую жизнь для себя.
Тави покачал головой и натужно улыбнулся.
— Осталось большое количество дел, которые нам следует решить, как только мы вернемся домой.