Футбольный Дозор
Шрифт:
* * *
А Антон "сотоварищи" пешком перемещается по городу в направлении стадиона. Троица то движется по горячему тротуару улиц вдоль длинных многоэтажек, то пересекает заплатанные смолой мостовые проспектов, то, срезая углы кварталов, ныряет в затянутые пыльной зеленью дворы. Антон с любопытством формирует свой собственный образ города и его жителей. Да... это не Москва. Здесь нет бурлящего океана бестолково спешащих во все стороны сразу приезжих, не видно лупоглазых лиловых негров, не наблюдается европейцев в клетчатых штанах и с телекамерами. Не встретишь и маляров, красящих фасад здания, не столкнешься с вышедшим покурить на свежем воздухе из ближайшего министерства клерком, и не увидишь спокойно сидящую
А вот впереди и попутная группа молодых людей в зелено-бело-синих шарфах. Заметив ее, Одихмантьев всплескивает руками и с криком "ой, забыл! я сейчас!" бросается к стеклянным дверям яркого торгового павильона, утвердившегося на перекрестке двух оживленных улиц. Возвращается он через пару минут с двумя цветастыми пакетами, в которых что-то булькает.
– Ты же, наверное, обещал Марии больше не напиваться, - скорбно напоминает Симеоныч.
– Обещанного три года ждут, - гогочет в ответ Одихмантьев. Симеоныч сокрушенно качает головой.
А Антон в этого время отвлекся. Под его прищуренным взглядом давешний пьяный вдруг всхрюкивает, шевелит конечностями, встает на колени, ползет в сторону газончика. Лужа мочи на тротуаре буквально на глазах стремительно высыхает. Может быть, в этом виновата магия. А, может быть, просто жаркое самарское солнце.
* * *
Он слишком рано выпил первый свой стакан.
Его рвало, но не сдавался мальчуган.
Идешь к подъезду и ждешь подвох:
Булыжник сверху упадет.
И хорошо - не попадет.
А если на-обо-рот?
* * *
Вопреки нашим скверным ожиданиям, мальчик Коля жив и здоров, у него только разбита губа и испачканы пылью брюки. Он с обреченным видом сидит на скамеечке под деревом в том же дворе и в окружении давешних персонажей. Перед ним, поставив ногу на скамеечку, возвышается щуплый "Афанасий" и очень убедительно впаривает:
– ... Вот ты говоришь "болельщик Крыльев". А много ли раз ты бывал на матчах? Один раз в прошлом году с отцом? Тебе сколько лет? Тринадцать будет через месяц? И ты все еще держишься за маменьку юбку? Тридцать восемь раз "ха-ха", да ты ж совсем жизни не знаешь!
– Понял, сука?
– вдруг взвизгивает и взвивается с места "мартышка", порываясь с размаху двинуть Колю в ухо кулаком. Коля вскидывает руки и испуганно отшатывается.
* * *
Антон, Одихмантьев и Симеоныч в очереди за билетами. Очередью окружающую обстановку назвать трудно. Скорее это напоминает огромный муравейник, обитатели которого постоянно перемещаются с места на место, то сбиваются в мелкие группки, то снова расходятся. Впрочем, у этой толпы имеются прочные волокна, не дающие ей рассыпаться и разбрестись - это несколько длинных, извилистых, плотно сбитых людских потоков, начинающихся у касс. Контингент в этой толпе самый разнообразный - здесь и молодежь, и старики, и мужики среднего возраста, попадаются и особы женского пола, но, конечно, не в одиночку, а, как правило, окруженные небольшой, но тесной группкой почитателей. Здесь стоит непрерывный гвалт и гомон, сквозь который изредка прорываются с разных сторон чьи-то рявкающие вскрикивания. Над толпой стоит крепкий запах - своеобразная смесь пивного солода, пота и табачного дыма.
– Блин, - морщит нос Антон.
–
– Да не употреби способности свои ради удовольствия своего, - наставительным тоном отвечает Симеоныч, но тут же добавляет, - Но имей везде блат свой.
И, словно ледокол "Ленин" сквозь торосы Севморпути, начинает пузом прорубаться к голове очереди, трубно восклицая:
– Ксения! Солнце мое! Рыба моя! Ксюша!
И действительно, совсем неподалеку от вожделенного кассового окошка, окруженная группкой весело гогочущих молодых людей, наблюдается юная сотрудница бухгалтерии Ночного Дозора, несколько часов назад безутешно рыдавшая на подоконнике офиса. Любопытно, что молодые люди, окружающие Ксению - совсем не Иные, но ее это никоим образом не смущает.
* * *
А на скамеечке в одном из самарских дворов продолжается воспитательно-просветительная лекция "Афанасия":
– ... Кто такие эти, так называемые, взрослые? Да суки они все! Вот скажи, тебе же наверное с трех лет родители втирали: манная каша полезная, а конфеты и мороженое вредные, от них кариес и ангина. Ведь было? Было! А сами? А сами они в это время жрали все подряд! И конфеты, и шоколад, и торты! А водку ты часто пил? Что, совсем не пробовал? Ха-ха-ха, щеняра сопливый! Кто водку не пьет, тот не мужик! Вот я могу шесть литров выпить, и мне ничего не будет. Это же кайф, пойми. Взрослые же все делают, чтобы самим этот кайф получать, а тебе не давать. И это - закон жизни! Человек человеку волк! Отними кайф у другого, получи его сам. Еще примеры? Пожалуйста! Ты баб трахал? Вот уж кайф, так кайф! Страшный кайф! Мы вот - свободные пацаны, делаем что хотим. И никакие взрослые нам не указ. Я, например, только за прошлый месяц сорок шесть целок порвал, и в каждую по четырнадцать раз кончил. А "Мартышка" - двадцать семь. Верно, "Мартышка"?
Одиннадцатилетний "Мартышка" корчит невообразимую гримасу, бьет себя в грудь и шипит:
– Бля буду!
– А ты?
– продолжает "Афанасий", обращаясь к Коле.
– Ты хоть раз пробовал? Нет? Хо-хо-хо, да ты, наверное, не знаешь, как это делается. У тебя, наверное, еще пиписька не выросла. Вот у меня, например, тридцать восемь сантиметров. У "Мартышки" - тридцать два, но он еще молодой, у него все впереди. А ты, если не будешь тренироваться каждый день, так и останешься со своим "мизинчиком", гы-гы-гы...
"Мартышка" тоже взвизгивает и заливисто хохочет, широко разевая щербатый рот. И только "Гиббон-орангутан" с неподвижным лошадиным лицом молча таращит глаза, оттопырив слюнявую губищу, и ничего не понимает.
* * *
Антон, Симеоныч и Одихмантьев, крепко стиснутые со всех сторон, плывут по течению в плотном человеческом потоке, пытающемся просочиться на стадион сквозь узкие щели турникетов. Антону почему-то вспоминается, что ледокол "Челюскин", имея неправильную форму корпуса, был затерт во льдах и раздавлен, словно яичная скорлупа. Выпуклый круглобокий Симеоныч тоже трещит всеми шпангоутами. Щуплого и низкорослого Одихманьева практически не видно под пеной чужих голов и плеч.
– Скоро ли Северный Полюс?
– крякая, пытается пошутить Антон.
– Не, я билеты на "запад" взял, - непонятно откликается Симеоныч.
– На "север" это наша Ксюха поскакала со своими друзьями.
Впереди шмонают: отнимают водочные бутылки, пивные банки, а также любые крупногабаритные и твердые предметы. Впрочем, улов невелик. Запрещенные предметы есть у многих, но не на виду: кто-то привязал петарду к неприличному месту, спустив в штанину. Кто-то налил драгоценную спиртосодержащую влагу в презерватив и обмотал вокруг щиколоток. Лиц женского пола не щупают - поэтому они почти все, несмотря на жару, одеты в курточки, под тканью которых увешаны разнокалиберными "боеприпасами", словно новогодние елки - игрушками.