Футуриф. Токсичная честность
Шрифт:
— М-м… — кэптри замялся, — …Знаешь, они хотят пригласить тебя на базу Диего-Гарсия. Отсюда недалеко, два с половиной часа вертолетом на норд-норд-ост.
— Нет! — «вождь акваноидов» сделал перечеркивающий жест ладонью, — Исключено.
— Почему?
— Потому, что цель этого визита мне непонятна. И тебе непонятна, я по глазам вижу.
— Хэнк, мне и не должна быть понятна цель, это информация не моего уровня.
— К тебе, Фил, никаких претензий. Просто передай, что я соглашусь на Диего-Гарсия в случае, если мне объяснят цель, и что
— ОК, Хэнк, это понятная позиция. Я передам.
Как ранее сообщалось, остров Родригес расположен посреди обширного кораллового мелководья. На ста квадратных километрах этого острова есть горы, речные каньоны, джунгли, и множество симпатичных поселков. Всего — 40 тысяч жителей, в основном потомков мадагаскарцев, которых 300 лет назад угнали в рабство на плантации. Одна крупная плантация находилась на севере, на берегу Устричной бухты, и постепенно превратилась в колоритный (хотя и несколько сонный) поселок Пуэнте-Гуэле.
Маленький отель с пиццерией «Везувий» появился тут меньше месяца назад. Как ни странно, создали этот бизнес добропорядочные пожилые местные жители, которые до последнего времени считались очень небогатыми (чтобы не сказать — нищими). Но, по мановению хвоста золотой рыбки (такая версия), вдруг нашлись у них давным-давно пропавшие дети. Много детей: взрослых, богатых, убедительных. Убедительных в том смысле, что местные власти, увидев их, сразу же убедились что дети — настоящие, а не какие-то фиктивные (случаются ведь фиктивные усыновления и удочерения, с целью получить гражданство)… О подробностях разговора «нашедшихся детей» с властями ходили всякие слухи. Например, что разговор был, почему-то, ночью, и что на утро у «отцов острова» вид был бледный, но довольный. А на острове (в общем-то, бедном) прибавилось не только граждан, но и наличных денег. Причем сильно прибавилось…
…Как отмечал по аналогичному поводу знаменитый Аль Капоне: «Добрым словом и револьвером можно добиться большего, чем одним добрым словом».
Но, вернемся к текущей дате — 28 мая.
Когда «Сталкер» вошел в Устричную бухту, у причала отеля-пиццерии стояли четыре кораблика. Три прогулочных катера, и крейсерский швертбот — в полтора раза меньше «Сталкера», иначе говоря — 8 метров. Хэнк немедленно прокомментировал:
— Мини-отель «Везувий» еще не раскручен, но можно поднять его популярность.
— Как? — спросила Фируз.
— Ну, например, создать миф, как говорит в таких случаях великий шаман Элам.
— Ты сказал: шаман?
— Да. Я сказал: шаман. Или, может, он практикующий философ. Ну, пойдем, перекусим. Кухня тут итальянская колониальная, с уклоном в сторону морепродуктов.
…Официант (он же бармен, он же дежурный менеджер) не придал никакого значения нетипичному для homo sapiens оливковому цвету кожи Хэнка.
— Сэр, мэм, добро пожаловать. Ваш бунгало готов. А в зале только что сделана пицца с макрелью, сыром и авокадо. Рекомендую кушать прямо сейчас.
— Мы так и поступим, — заверил Хэнк, — неплохо бы к пицце еще кофе и салата…
— Ну, разумеется, — ответил официант-бармен-менеджер, — вы устраивайтесь, а я вам все принесу, очень скоро.
Зал в отеле-пиццерии был симпатичный, в стиле сельских деревянных домов. Ничем не закрытые стропила проходили прямо над головой, и с них свисали на нитках бронзовые колокольчики (видимо для вызова официанта).
— Мне тут нравится! — сказала Фируз, когда они устроились за столиком между залом и открытой верандой.
— Я же говорил: хорошее место, — ответил Хэнк, и добавил, — тебе не кажется, что вот та парочка нас разглядывает?
— Они разглядывают тебя, — поправила юная оманка, — наверное, из-за цвета.
— Похоже, — согласился бывший лейтенант разведки США, а ныне — вождь акваноидов.
Упомянутая парочка — парень и девушка, обычные молодые европеоиды, радикально загорелые а, судя по стилю одежды — яхтсмены, заметили, что их интерес обнаружен. Переглянувшись, они синхронно встали и подошли к «наблюдаемым».
— Привет! — жизнерадостно начала девушка, — Я — Сэлли, а это — Франц. Мы из Перта, Австралия. Извините, что мы глазели, просто такой классный body-art! Это ведь под акваноида, точно?
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Хэнк, — ну, если вы так интересуетесь, то можете пересесть за наш столик. Я — Хэнк, а она — Фируз. Мы формально здешние, но технически бываем на Маврикии редко.
— Классно! — объявил Франц, — Сейчас мы пересядем. А тот 40-футовый крейсер — ваш?
— Да, наш.
— О! Совсем классно! А у нас тоже швертбот. Вот тот, 30-футовый.
— Только без шверта, — добавила Сэлли, — представляете: мы прозевали шверт.
— Это как? — не понял Хэнк.
— Сэлли, — сказал Франц, — давай сначала пересядем, а потом расскажем.
История оказалась в чем-то комедийная, но в чем-то драматическая.
Франц и Сэлли без проблем прошли на своем швертботе по имени «Скат» больше трех тысяч миль по океану, а здесь, в миле от причала, шверт внезапно выпал из слота, и потонул. По «закону бутерброда», это было в фарватере, где глубина полста метров. В результате, шверт лежит на дне, и надо либо найти новый шверт здесь на острове, либо арендовать акваланг, нырнуть, и поднять старый шверт.
— Подождите, — сказала Фируз, — а как вообще шверт мог выпасть?
— Вот так, — сказала Сэлли, и быстро набросала схему фломастером на салфетке.
— А-а… — оманка кивнула, — …Ясно. Болты иногда срезает при переменной нагрузке.
— Самое обидное, — добавил Франц, — что мы это знали, но думали, что это не про нас.
— Но! — Фируз хлопнула в ладоши, — Хорошо, что здесь, а не посреди океана!
— Это радует, — согласился Франц, — а то ведь случается (и рассказал первую историю).