Футуриф. Токсичная честность
Шрифт:
— Ой, блин! — воскликнула Сэлли, — Слушай, Фируз, я чертова эгоистка! Я тебя два часа эксплуатирую. Так! Я обязана тебе помочь что-то выбрать. Тебе что-нибудь нравится?
— Я даже не знаю… — ответила юная оманка, слегка дезориентированная в этой суете.
— А! Ты одичала в круизе, даже сильнее, чем я. Сколько дней вы в океане без берега?
— Э-э… Двадцать пять, кажется.
— Ну, понятно! — австралийка ободряюще хлопнула новую подружку по плечам, — Так! Сейчас мы тебя оденем в лучшем маврикийском стиле. У тебя, кстати, расовый имидж подходит. Давай, начнем вот с этого! Немного похоже на попугая в дебрях Амазонки, правда? Но фасон такой, практичный. Как тебе кажется? Давай, меряй!
— Ладно, — согласилась
…В течение следующего часа, азарт Сэлли разгорался. Она, кажется, чуть-чуть впала в детство, или точнее — в тот период, когда большинству девочек нравится одевать кукол. Фируз подверглась последовательно примерке двух десятков пляжных накидок, легких платьев, шорт-костюмчиков, и прочих концептов тропической одежды для туристов.
От шоппинг-лихорадки оманку спасло феерическое появление на площади армейского (точнее, конверсионного) индийского джипа TATA-LSV. Тяжелая машина (примерно эквивалентная американскому полуоткрытому «Хаммеру») затормозила на свободном пятачке в центре торжища, развернувшись с грацией матерого носорога. Водитель, не рассчитывая что-то увидеть из сидячего положения, легко взобрался на капот и начал осматриваться. Кстати — кожа у него была оливкового цвета…
— Это же Хэнк! — воскликнула Фируз, поняв, что спасена.
— Наверное, он звонил, но мы не услышали, — предположила Сэлли и, показав на кучу выбранных образцов одежды, попросила продавщицу, — мэм, посчитайте, пожалуйста.
— Да-да-да, — ответила та, и стремительно вывела сумму (по опыту зная, что появление мужчины в такой момент способно радикально уменьшить число покупок)… Но, этот мужчина не проявил тенденций к секвестру…
…Несколькими минутами позже, Хэнк, укладывая пакеты с тряпочками в гигантский багажный отсек джипа, инструкторским тоном произнес:
— Девчонки, если вы увлекаетесь уличным шоппингом, то делайте сигнал на телефоне громче. Я, между прочим, искал вас через полицию.
— Через полицию? — удивилась Сэлли.
— Да. У меня тут есть знакомые, а вы вдвоем очень выделяетесь, так что не проблема.
— Извини, — сказала Фируз.
— Я же говорю, не проблема, — повторил он, — ну, поедем забирать Франца. Он в Порт-Матурине, это здешняя столица, за бухтой, на восток по берегу.
— И что? — спросила австралийка.
— Глухо, — лаконично сообщил Хэнк, садясь за руль.
— Понятно… — она вздохнула, — …Придется брать в аренду акваланг, и нырять.
— Нет, — он качнул головой, — не придется.
— М-м… А как тогда?
— Потом расскажу, — пообещал он, и врубил трансмиссию.
На любом островке, ориентированном на туристов, локальная столица предоставляет возможности для гуляния — даже если это городок размером километр, и жителей в нем всего шесть тысяч. Приехав в такое место перед закатом, когда дневная жара начинает уступать место вечерней прохладе, вы сразу же испытываете желание отложить дела и пройтись по парадной улице, или по набережной, где вас ждут открытые дансинги, и коктейль бары, и где спонтанно возникают беззаботные тусовки. Если дел у вас нет, то решение провести вечер под открытым небом в таком городке принимается в каком-то смысле автоматически. Сначала — потому, что вот из этого кафе под цветущим деревом пахнет чем-то вкусным. Дальше — потому что после ромового коктейля, и чашки кофе с кремовой булочкой надо неплохо бы пройтись. А вскоре вы замечаете какую-нибудь компанию местных музыкантов-любителей, развлекающих публику игрой на банджо, и понимаете, что торопиться сегодня совершенно некуда…
…В данном случае, был дополнительный мотив: «показать на пленэре новые платья». Фируз, разумеется, никогда не участвовала в таких гулянках, никогда не носила платья такого фасона, никогда не танцевала на улице, и никогда не пила ромовый коктейль. В пункте о ромовом коктейле она не изменила домашним привычкам (предпочла кофе с местными специями). А во всем остальном, она не вполне осознано копировала стиль поведения своей старшей австралийской подружки. Если бы Сэлли знала, что Фируз — мусульманка, то не стала бы аргументировать выбор платья для пленэра по таким вот критериям: «Вот, смотри, Фируз, сиськи и попа у тебя не выдающиеся, зато руки-ноги просто классные — значит, выбираем так, чтобы здесь и здесь были такие артистичные свободные волны, поярче. Рукава по минимуму, а ноги открыты до середины бедра. Не сомневайся — это твой стиль. И к этому сандалии с оплеткой. Стрижка у тебя такая, как будто по большому укуру, ножом-стропорезом, извини за прямоту, но при таком стиле тряпочек это как раз будет гармонировать…».
Сейчас, в маленьком кафе-дансинге под открытым небом, Хэнк незаметно отвлекся от участия в обсуждении дальнейшего маршрута прогулки и попробовал в общих чертах разобраться в возникшей комедии положений (так это классифицировалось бы в кино-сценарии). Австралийцы принимали его и Фируз за пару эксцентричных яхтсменов из американских южных береговых штатов. Эксцентричностью можно было объяснить и оливковую кожу Хэнка (просто такая фишка body-art) и фарсидское имя Фируз (просто такой маркер любительницы компьютерной игрушки-сериала «Prince of Persia»).
Сложнее было понять, что творится в голове Фируз. Оманка неполных 17 лет, из очень достойной (по оманским понятиям) семьи Нургази, могла бы рухнуть в шок от пинков фортуны, обрушившихся на нее в этом не очень ласковом мае. При старте круиза Хэнк опасался, что так оно и будет. Девушка была похожа на дикого кролика, пойманного и запертого в клетку. Но, позже она без проблем пришла в равновесие. Как предположил (постфактум) эзотерический сектант Хуа Лун-Фен, фокус тут был в сверхкритическом количестве пинков. Будь все не настолько страшно — шок случился бы, но тут оказался перейден предел, после которого включаются те древнейшие защитные силы психики, которые ответственны за выживание. Эти силы сносят помехи, вроде цивилизованного этикета, и позволяют человеку опереться на жизненный потенциал диких предков.
Можно было бы облегченно вздохнуть, но было еще нечто, о чем сказала Марти Логбе, выкроив несколько минут во время дикого фестиваля на субмарине «Садко Бета». Без предисловий, в жестком зулусском стиле, Марти наехала на экс-лейтенанта разведки, обвинив его в том, что он цинично игнорирует очевидный сексуальный интерес очень хорошей девушки, и что с точки зрения всех богов Африки и Лемурии, это — свинство. Точнее — грандиозное, оккультное свинство, грозящее тяжким повреждением кармы.
Хэнк возразил было, что Марти — бакалавр физики, а не психологии, и запросто могла ошибиться в идентификации отношения Фируз. В ответ Марти Логбе молча похлопала ладонью сначала по его затылку, а потом по настилу палубы. Тогда Хэнк признал, что интерес Фируз к нему есть, но это не взрослое влечение, а полудетская влюбленность, направленная на «раскрученную персону, известную, как Хэнк Завоеватель». Марти высмеяла эту версию, как абсурдную с позиции биологии, и снова напомнила о карме. Крыть было нечем, и Хэнк сдался. Но, с тех пор так ничего и не сделал практически…
…Основательный толчок кулаком в плечо выдернул его из философской медитации.
— Шкипер, ты случайно не заснул, а?
— Нет, Фируз, я не заснул, я задумался, — веско ответил он, подумав, что юная оманка с изумительной быстротой освоила манеры боцмана (как таковые манеры понимались у акваноидов южно-африканского бантоидного происхождения).
— А о чем? — поинтересовалась она.
— В основном, о карме и биологии. Можно, сказать, это личное.
— А-а, — произнесла Фируз, выдержала уважительную паузу, и спросила, — а ты можешь научить меня танцевать? Ведь, тут все танцуют, а я, как не пойми кто.