Фвонк
Шрифт:
«Дорогой мой человек, твой будущий жилец принадлежит к группе граждан, которые могут потерять слишком многое, если будут замечены в упадке нравов. Для него полностью исключено любое соприкосновение с чем бы то ни было, хотя бы напоминающим нарушение норм, правил, законов и устоев».
«Правда?» — радостно спрашивает Фвонк.
«Правда», — отвечает женщина.
«Честно-пречестно?» — переспрашивает Фвонк.
Подбородок у него едва заметно дрожит.
Она кивает.
«Мы дадим о себе знать».
Она выходит за дверь, спускается по лестнице и идет к ждущему автомобилю, на ходу вызывая кого-то кнопкой быстрого набора, так что, усаживаясь в машину, она уже с кем-то разговаривает.
10) Фвонк устроился было в кресле у окна. Посидел-посидел, встал, принес себе кусочек рождественской коврижки, сел обратно, сжевал ее, все еще взволнованный неожиданным визитом, снова встал, принес еще кусок коврижки, съел и его. Подумал, что Агнес не преминула бы заметить, мол, чрезмерное
Фвонк берет еще кусок коврижки и впивается в нее, стараясь втянуть в себя побольше кумарина. Он кружит по гостиной, кружит, и чем дольше кружит, тем тверже понимает, что это симптом, ему пора на улицу: вот так нарезать круги он начинает в ответ на то, что ноги требуют ходьбы и заставляют организм вырабатывать некое вещество, которое гонит его прочь из дому, на воздух, ходить, ходить, ему бы надо собаку завести, тогда он много ходил бы на законных основаниях, тогда человек просто сопровождает питомца и может покорно улыбаться встречным и говорить, что вот псу опять приспичило на улицу, а без собаки все это как-то вызывает смешки и вопросы, Фвонк чувствует это по соседям, хотя дело еще и в темпе ходьбы, понимает Фвонк, он не прогуливается, не фланирует, он устремляется вперед, притом еще и руками активно двигает, а руки — это многих чересчур раздражает, руки должны висеть или прятаться в карманы, можно сцепить их за спиной, в самом крайнем случае пусть болтаются, но если руки активно участвуют в ходьбе, это выглядит слишком агрессивно, так что Фвонку очень нужна собака, учитывая, сколько он ходит, притом с ней можно было бы разговаривать, он даже слышал где-то, что между хозяином и питомцем возникают отношения, сходные по механизму с дружбой, но тем не менее он не будет заводить собаку, все, об этом и речи нет.
11) Раздражает, и очень, когда живущий с тобой человек заговаривает о кумарине чаще чем раз в жизни, и все же Фвонк скучает по Агнес, то есть отчасти не конкретно по ней, конечно, и уж точно не по всей Агнес целиком, но по каким-то фрагментам-моментам, взглядам, минутам скучает. А по всей Агнес — нет, еще не хватало, она предала его, это не красное словцо, Фвонк был ей нужен, пока ходил пружинисто и быстро, жил легко и не знал проблем, но не когда его покалечило при падении нравов и он стал молчалив, угрюм и медлителен, иной раз он даже не плелся, а просто еле ковылял от управления Общества ходьбы на стадионе Уллевол вниз в город, а другой раз утром не мог встать, и Агнес очень злилась, она мучила его вместо помощи, соберись, говорила она, возьми себя в руки, это все ерунда, и так исподволь падение нравов проникло в отношения, причем не только на работе, чего, вообще-то, достаточно с лихвой, но и в близкие отношения, а иметь такое черт-те что на два фронта выше человеческих сил, но дела складываются, как сами считают нужным, и требуют своего, в том числе времени, и вот прошло все отпущенное, по сведениям Агнес, на тяжелые переживания время, а Фвонк так с ними и не справился, терпение Агнес лопнуло — сколько можно! — она сказала «баста» и уехала и не хочет больше его знать. Она своими глазами видела передачи о том, как возвращаются к жизни после страшного горя или крушения, и все подсчитала: проходит примерно два года с момента, как мы читаем в газете о жуткой катастрофе или личной трагедии, до того вечера, обычно под Рождество или Пасху, когда репортаж о трудном, но успешном возвращении героя к нормальной жизни показывают по телику, два года, от силы три.
12) На лыжи Фвонк встал у школы в Крингшё, перешел Согнсваннбеккен, снова поднялся в горку и отдался на милость сложной системы лыжных маршрутов, сперва казавшейся ему непостижимой, но теперь знакомой лучше, чем извилины в собственном мозгу. Поднимаясь на Веттаколлен, он не только не сбавил темпа, но еще поднажал, на вершине, как всегда, обернулся — полюбоваться на город внизу — и почесал дальше в сторону Фюглемюра, минуя лесную дорогу, прибежал на турбазу на Уллеволсэтере по маленьким лыжням, зашел в избушку, выпил воды, купил вафлю, с грустью подумал, что не сможет пересказать утренний разговор жильцам, они очень милые люди, оба, у него с ними хорошие отношения, а потом спустился домой через Хёгосен, верхнее и нижнее озера Бланкшё, Сварткюльп и Риксаркивет.
13) Не проходит и двух недель, как Женщина-в-брючном-костюме, ЖБК, привозит чертежи, Фвонк кивает, ни намека на близость, только эскизы, полная холодность, тебе нравится, да, мне нравится, рабочие в аккуратных спецовках приходят и уходят, бурят, сносят, строят, монтируют автоматические подъемные ворота в гараже и проход из гаража в цоколь, адский шум, Фвонк то и дело сбегает из дому, вверх по горам, вода, вафля, голова, его голова, которая во всякое
14) В первые выходные ничего не происходит. Фвонк слушает «Хорошо темперированный клавир» в исполнении Кита Джаррета, потом Владимира Ашкенази, потом снова Джаррета, отмечает различия и совпадения в игре, в темпе, а сам время от времени подходит к окну, никто не едет, жильца нет, часы идут, какой смысл снять жилье и не приезжать? Машина самого Фвонка стоит на улице, непонятно зачем. В воскресенье вечером он загоняет ее назад в гараж, прикидывает, сколько государство выкинуло денег на пустую аренду в этот уик-энд, всегда хочется думать, что государство просчитывает проекты, в которые ввязывается, а то иначе как-то неприятно.
15) Вторые выходные проходят как первые. В пятницу вечером он выгнал машину, фортепьянная музыка, поглядывание в окно, ничего. В субботу тоже ничего. В воскресенье приехала на обед дочка Фвонка. Она, Тереза, очень любит животных, легко находит к ним подход, звери к ней льнут, собаки, увидев ее впервые в жизни, трутся мордами о ее колени, лошади тают, даже белки, уверяет Тереза, убегают от нее не так быстро, как от других людей, Тереза всегда каким-то образом понимала и чувствовала зверей, она знает, что они думают, о чем мечтают, от чего страдают, но ей хочется привести эти знания в систему, выучиться, постичь тонкости, найти наставника, вспомнил Фвонк ее рассказ во время рождественского визита, но в Норвегии не учат на переводчиков с языка животных, наоборот, здесь царит всеобщий скепсис на сей счет, дикие дети гор, объясняет Тереза, ближайший университет, где читают курс, к примеру, психологии собак, находится в Англии, поэтому пока она изучает в университете Осло английский, в деталях овладевая секретами языка, который станет ее проводником к душам животным, но, пока суд да дело, уже прошла пару коротких, на выходные, семинаров, и это оказалось сложнее, чем она думала. Не так легко, особенно поначалу, понять, где твои собственные мысли, а где — собакины, но все войдет в свою колею, если только она попадет на учебу в достойное место.
16) В субботу, в третьи выходные, часов в одиннадцать вечера, Фвонк услышал звук поднимающихся гаражных ворот и выглянул в окно в тот момент, когда автомобиль заезжал ему под ноги, потому что гараж встроен в дом, как и в некоторых других домах тридцатых годов в округе. Он увидел только багажник машины, такой же черной, как авто ЖБК, и такой же надраенной. Приехали, догадался Фвонк. Явно стремятся к анонимности. И конфиденциальности. И чистоте. Машина пропала из виду, ворота опустились. Фвонк стал думать, что ему сделать, и делать ли что-нибудь: пойти поздороваться и преподнести презент на новоселье, бутылку с красной салфеткой, красиво повязанной на горлышке? Нет, это навязчиво, непрофессионально, не следует никак себя проявлять, увещевал он себя, хотя это трудная задача, и первый его порыв был прямо противоположным: подстроить нечаянную встречу с новыми жильцами, вряд ли можно посчитать чрезмерным его желание взглянуть на этих таинственных постояльцев, такт тактом, но зачем же так от него отстраняться, он чувствует себя продажным, проплаченным, это сродни проституции, может, ему спуститься в подвал и пошуметь, сказать, что ищет коньки, на дворе зима, сезон коньков, глядишь, жилец выглянет на шум и они поздороваются, хватит мимолетного «привет», но Фвонк хотя бы увидит лицо, услышит голос, это важно — голос, впрочем, можно постучать и попросить взаймы сахара, сказать, что собрался печь, а вот незадача, это не должно удивить жильца, в то, что ему о Фвонке уже известно, неплохо впишется пристрастие печь хлеб дома, но лучше просить специи, тмин или куркуму, она, если верить Агнес, сильный антисептик, ему нужен абсолютно железный повод; но дальше рассуждений дело не идет, время и ситуация говорят против, и рассудок вторит им, к тому же Фвонку не хочется выглядеть человеком, нуждающимся в антисептиках.
17) Но от того, чтобы лечь на пол и прижать ухо к полу Фвонк удерживать себя не стал. В одной комнате мертвая тишина, скучные люди, думает Фвонк, зато в другой какое-то шевеление, время от времени кто-то ходит. Децибел удается наловить немного, государство позаботилось о звукоизоляции на славу, это оно умеет, но что-то все же утекает, неровное бормотание, звучит как телеящик, когда тихо конопатит мозги, дискуссии-шмискуссии, вступительные слова, заключительные замечания, хотя постойте-ка, это не голоса, это музыка, кто-то поет или играет! Постепенно Фвонк убеждается, что да, внизу слушают музыку. Самую его любимую. Может быть, в доме поселился друг, думает Фвонк, человек, с которым они сойдутся на почве музыки, вот было бы здорово, ему нужен друг, а еще больше — близость, но для начала хотя бы друг. Полный надежды, Фвонк тут же спустился в цоколь, в крохотный коридор между двумя сдаваемыми помещениями, где жильцы обычно вешают куртки, оставляют обувь, а иной раз и лыжи, и прижался ухом к двери, подслушивая. Ничего почти не слышно, но все же можно разобрать ритм и какое-то бормотание, Фвонк елозит ухом по двери и вроде опознает музыку, похоже на Боба Дилана, вот черт, пугается Фвонк, жилец гоняет себе протестные песни Дилана, начинается с этого, а кончается падением нравов.