Г 3
Шрифт:
— Рино жив, его должны были…
Девушка бросилась ко мне, обвив шею и затряслась в рыданиях:
— Я знаю, Аор, я знаю! Мне сообщили. Но даже вчера к нему не пустили!
Риола сыпала десятками малоосмысленных слов, пытаясь выговориться так, словно уже много дней не находила себе собеседника. Мне же с одной стороны хотелось остаться здесь и забыть о своём, а с другой это выглядело попыткой спрятаться за очередной отговоркой и надеждой. Так что спустя часа полтора я обнял на прощание Риолу, сказал пусть глупые, но искренние, слова и покинул дом друзей.
Улицы Пеленора тоже преобразились, пусть и не так явно, как Риола: с них исчезли улыбки и смех, цветы в руках юношей и девушек, зато прибавилось людей в форме. Мимо то и дело проходили спешащие по своим делам армейцы. Почти не было открытых кафе, в которых мы так любили посидеть с друзьями, мечтая проверить их все. Но улицы по-прежнему убирали от снега, а ведущий куда-то целую колонну големов бакалавр в едва обмятой форме неуклюже приложил руку к груди, приветствуя меня. Крепость жила и готовилась к новой схватке.
Я ожидал, что коридоры здания, где размещался отряд опознания, будут безлюдны, но вместо этого меня встретили десятки людей, плачущие в его коридоре. Все прояснилось, стоило мне шагнуть к стенам, на которых висели списки: сотни армейских чинов. Похоже, что здесь родные теперь могут узнать о судьбе ушедших месяц назад в Зелон. Глупая надежда, ведь достаточно узнать, кто лежит в госпитале, да спит в казармах, чтобы не надеяться увидеть остальных живыми. Но мне ли, раз за разом находившему причину сбежать от своей правды, укорять этих людей? Пришёл мой черед встретиться с ней лицом к лицу и сказать, что я так и не получил извещения об обнаружении тела. И услышать ожидаемое и гонимое прочь из мыслей:
— Да, до сих пор числится в списках пропавших. У нас в нем около двух сотен имён, по большей части как раз из долины Страта. В том числе и выездной госпитальный экипаж. Опознали только возницу. Тонму старший лейтенант, — на этом месте мужчина чуть старше меня сделал небольшую паузу, скользнув взглядом в сторону, — вы ведь понимаете, что у нас до сих пор есть огромное число останков, которые невозможно пока опознать?
— Понимаю.
— Если это вам необходимо, то мы можем выписать официальное решение о смерти гражданки Маро…
— Нет! — я перебил чиновника, повторил уже тише. — Нет. Этого не требуется. Не нужно. Я буду ждать окончательных результатов. Я буду ждать…
Снова из памяти стёрлось моё бегство из кабинета. Лишь на половине пути к казармам, когда мне преградили путь, я понял, что мне холодно, а мой вид серьёзно нарушает устав: застегнул крючки зимнего камзола, получил кивок старшего патруля:
— Благодарю, тонму старший лейтенант.
А уже через час я, переодевшись в парадную форму, ту самую, на которой Маро когда-то рассматривала награды, вошёл в зал солдатской столовой. Второй раз за свою службу в Пеленоре. Помнится мне, что капитан Латир грозился заставить меня выйти на торжественное построение по поводу Создания Сердца мира весной. Вот только и до весны ещё месяц, и самого капитана я не видел среди тех, кто лежал в санях-линейках. Как не видел и его заместителя, канцеляриста Ребена, что извинялся передо мной латисом за свои подозрения. Зал вообще казался пустым: изначально в нем столовались солдаты двух рот, больше сотни человек даже тогда, когда половина на выходе в песках. Сейчас же здесь находилось лишь четыре офицера — я, Вид и Каир, огневик Геур четвертой роты — и двадцать пять солдат. Странно, что и в этот раз меня обошла смерть там, где сгинули десятки более опытных и сильных сослуживцев и собратьев по Искусству.
Командир повёл рукой, приглашая к столу. Нехитрые закуски, знакомые мне ещё по посиделкам в Дальнем Роге, разве что сейчас на нас мундиры, а на столе вино. Но я все понимал.
Вид обвёл собравшихся взглядом, задержав его на мне, взял в руки бокал:
— Мы уходили из этих стен, жаждая мести за нападение на Пеленор, но едва выбрались из ловушки врага. Значит ли это, что сейчас, когда мы так ослабли, наша месть отменяется? Нет! Теперь, как никогда, важно вернуться в Зелон. И в этот раз я знаю точно, что мы не остановимся, пока не спалим его дотла. Достойный погребальный костёр для наших павших братьев! Зелон падёт! Клянусь!
— Зелон падёт! Клянусь!
Как бы много ни было густого милорского «Бархата» на столе, особенно для магов, но хмеля мы не ощущали. Он словно сгорал в жилах от ненависти, что текла по ним. Но все равно, услышав женский голос в стенах казармы, я сперва подумал, что мне чудится. Но нет: судя по тому, с каким удивлением обернулся стоявший рядом Каир, это была реальность.
К стене жалась связистка Лария, одетая в какую-то безразмерную, явно не по плечу форму. Она выпрямилась под нашими взглядами и срывающимся голосом выговорила:
— Тонму командир, меня выписали из госпиталя и отправили к вам. Сказали, что вы найдёте мне место в казарме.
Губы девушки задрожали, и я, покачав головой, отвернулся. Не знаю, зачем погибший Латир Вардо назначил её к нам в роту, но с этим пусть разбирается Вид. Шагая к своей комнате и слушая позади сдавленные рыдания, я был безумно рад, что ей выпал шанс выжить. Теперь бы её ещё сбагрить обратно в Брагор до того, как к стенам подойдут тёмные.
И лишь зайдя к себе и бросив взгляд на полку, я понял, что бокалы забрать из квартиры забыл.
Завтра.
Я решусь и войду в нашу квартиру завтра.
Глава 9
Повелитель Рагнидис поднял глаза на вошедшего. Посторонний решил бы, что самый могучий маг страны, последние годы едва ли не единолично управлявший страной, спокоен. Но в зале совещаний не было посторонних, за этот месяц даже армеец Благот Рауш прекрасно научился различать оттенки эмоций на лице, превращённом в маску постоянным трансом Сах.
— Я слушаю, — напомнил о себе Повелитель замершему мужчине.
Вошедший вздрогнул и, сглотнув, произнёс:
— Сообщение подтвердилось. В Риобиле активировали Маяк. Открыт портал. Город пылает.
— Дальше. Мне недостаточно сухих фактов. Как это могло произойти? Что сообщил твой зам по провинции?
— Что два дня назад в город приехал архимагистр Вариодай. Рагнидис… — говоривший запнулся. — Повелитель… ему было запрещено передвижение без надзирающих. Шесть человек. Но он архимагистр…