G?tterd?mmerung: cтихи и баллады

Емелин Всеволод Олегович

Теплый декабрь 2008 года

“Стигматизированные меньшинства” Учат нас, тупых натуралов и автохтонов, Что задача поэта — “приращение смыслов”, И что даже макаронные фабрики заточены здесь под производство патронов. Вышел на улицу. Голая черная земля, Из нее торчат бессмысленные деревья без листьев. На дворе декабрь. Температура +10, бля. Леса лысы. Леса обезлисили. Что же пишут в газете, в разделе “Из зала суда”? Сын генерала отпиздил мента, сломана переносица. Дай-то Бог, чтобы это была самая большая беда. Зато в Перу Великий Инка наградил президента орденом Бога Солнца. По дороге к метро не встретил ни одного русского лица. Я не расист. Знаю, столица нуждается в трудовых ресурсах, Но почему-то не оставляет ощущение пиздетца, Одновременно с уверенностью, что мы движемся правильным курсом. Там, где была душа — только усталость и страх, И лишь тревога одна где-то на дне копошится, Что эти люди, говорящие на гортанных чужих языках, Ох как когда-нибудь выебут “стигматизированные меньшинства”. Мой же русский народ в сотый раз замирил чечен. Он победил грузин. Он великий воин. Все нормально, Россия встает с колен. Я спокоен. Вы слышите, блядь? Я спокоен! Поэты послушно сидят, “приращают смыслов”, Патронные фабрики заняты производством макаронов. “Дайте водки два ведра и коромысло!” — Как сказал знаменитый Андрей Родионов.

Уголовная хроника эпохи кризиса

Все началось с крика Прогрессивных журналистов. Кто мог напасть на человека со скрипкой? Ну, конечно, фашисты! Известно, какой нации у нас скрипачи, Это вам не какие-нибудь швеи-мотористы, Они той же нации, что врачи Гинекологи и дантисты. Идет музыкант из консерватории В “Рюмочную” на Никитской, А вместо этого попадает в историю — Он подвергается атаке фашистской. Здесь, в ЦАО, такое ежеминутно случается, Фашистов здесь больше, чем в 41-м под Брестом. Хотя, говорят, что еще рано отчаиваться, Президент

заявил, что ксенофобия не должна иметь место. Сидит музыкант грустно на тротуаре, Думает: “Ни хуя себе, пообедал”. И жалеет скрипку свою Страдивари, Которую с криком “Зиг Хайль!” унесли скинхеды. И еще оттого музыканту невесело И как-то даже особенно страшно, Что на его скрипке теперь будут играть “Хорста Весселя” И другие фашистские марши. Короче, сидит, потирает разбитый пятак И сокрушается по поводу кражи… Но на самом деле, все было совершенно не так, А как все было, мы сейчас вам расскажем. Дело в том, что не все менты во Владивостоке Ломают кости автолюбителям. В Москве остались самые стойкие, Они дают отпор хулиганам и грабителям. И когда музыкант, ставший жертвой преступления, Сумел поднять с тротуара свое пострадавшее тело, Он сразу отнес в милицию заявление, И немедленно было возбуждено уголовное дело. И следствием было установлено быстро, Что не надо нам тут вешать лапшу на уши, Никакие не фашисты это были, а сушисты, В смысле те, которые делают суши. Их не беспокоили могендовиды, Им был абсолютно не свойственен великорусский шовинизм. Так как были они из Сибири монголоиды, И традиционной религией их был синтоизм шаманизм. Это были два мужчины с Алтая, Прибывшие в Москву на заработки, которые, Благодаря своей внешности, похожей на самураев, Устроились в сетевое кафе “Якитория”. Они варили побеги молодого бамбука, Резали рыбу фугу и скатов, Пока не настал этот кризис, сука, И в трудовом коллективе не началось сокращение штатов. Выгнали их из “Якитории” на мороз. Стоят они, холодают и голодают. Вдруг навстречу со скрипкой идет виртуоз, И решили ограбить его гости с Алтая. Нету у них профсоюза, Некому за них заступиться. Так по скользкой дорожке якудза Пошли самураи из дальней провинции. Набросились сразу двое, Вывернули карманы, Ожившие киногерои Из фильмов Такеши Китано. Но напрасно они по карманам шарили, Не нашлось у артиста ни одной ассигнации, Тогда они взяли его Страдивари С целью последующей реализации. Закопали ее в глубине двора, Чтобы потом продать за многие тыщи, Но, слава Богу, не фраера Наши московские сыщики. Они дорожат офицерской честью, Они не зря носят высокие звания. И вот в программе “Чрезвычайное происшествие” Задержанные дают признательные показания. Остается надеяться им только на УДО, Если, конечно, в заключении будут вести себя достойно. В общем, не задался ихний Буси-до, Что в переводе с японского означает “Путь воина”. Катится по Москве вал преступлений корыстных, Грабят квартиры, на улице режут. Одни винят во всем этом фашистов Другие винят во всем этом приезжих… Ну, а вас же, граждане, предупреждали, что в результате кризиса Появилось много бандитов с большой дороги, И если вдруг видите, к вам кто-то приблизился — Скрипку под мышку и ноги, блядь, ноги.

2009

Смерть ваххабита

Из цикла “Смерти героев”

Как святой Шариат Правоверным велит, Уходил на джихад Молодой ваххабит. В небе клекот орла, Дальний грома раскат, Уходил Абдулла На святой газават. От тоски еле жив, Оставлял он гарем И садился в свой джип, Зарядив АКМ. Обещал: — Я вернусь, Как придет Рамадан, Вы для пленных урус Приготовьте зиндан. Занимался рассвет, И старик-аксакал Ему долго послед Все папахой махал. Где у сумрачных скал Бурный Терек кипит, Там в засаду попал Молодой ваххабит. Налезли гурьбой, С трех сторон обложив, Вспыхнул яростный бой, Поцарапали джип, Самого Абдуллу, Отобравши ключи, Привязали к стволу Молодой алычи. Начинали допрос, Приступил к нему поп. Он иконы принес, Поклоняться им чтоб. “Ваххабит удалой, Бедна сакля твоя, Поселковым главой Мы назначим тебя. Будешь жить, как султан, Новый выдадим джип, Ко святым образам Ты хоть раз приложись”. Благодать в образах Отрицал янычар, Лишь “акбар” да “Аллах” Он в ответ прорычал. Хитрый, словно шакал, Подходил политрук, Стакан водки давал Пить из собственных рук. Говорил замполит: “Мы скостим тебе срок. Будешь вольный джигит, Пригуби хоть глоток”. Но в ответ басурман Все “Аллах” да “акбар”! И с размаху в стакан, Полный водки, плевал. Не фильтрует базар, Что с ним делать? Хоть плачь. Но сказал комиссар: “Ты достал нас, басмач”. И под небом ночным, Соблюдая черед, Надругался над ним Весь спецназовский взвод. Как прошло это дело Знает только луна, Волосатого тела Всем досталось сполна. А как по блиндажам Разошлась солдатня, Труп остывший лежал В свете робкого дня. В первых солнца лучах Лишь сержант-некрофил Его громко крича Еще долго любил. Слух идет по горам: — Умер юный шахид За священный ислам И за веру убит. Но убитым в бою Вечной гибели нет, Среди гурий в Раю Он вкушает шербет. Как он бился с урус, Не забудут вовек. По нем плачет Эльбрус, По нем плачет Казбек. Плачут горькие ивы, Наклонившись к земле, А проходят талибы: — Салют Абдулле! В небе плачет навзрыд Караван птичьих стай, А в гареме лежит Вся в слезах Гюльчатай. И защитников прав Плач стоит над Москвой, Тихо плачет в рукав Константин Боровой. Плачьте, братцы, дружней, Плачьте в десять ручьев, Плачь, Бабицкий Андрей! Плачь, Сергей Ковалев! Нет, не зря, околев, Он лежит на росе, Ведь за это РФ Исключат из ПАСЕ.

Гуд бай, Америка

К инаугурации 44-го президента США, Б. Х. Обамы

Мой Фантом теряет высоту… Песня

Ты помнишь, давным-давно… Студия “ХХ век. Фокс”… Давай, разливай вино, И выпьем с тобой, не чокаясь. Нам уже чудовищно много лет, Мы усталые, старые люди, Так помянем страну, которой больше нет, И которой скоро не будет. В детстве гоняли на великах, Мучились тайной пола, И так любили Америку, Ковбоев и рок-н-рола. Старательно прячась от завучей школ, Отращивали длинный волос, Ловили в динамиках радиол Ее глуховатый голос. Подростками песни орали, Сумев портвейна нажраться, Да все про ковбоя Гарри И про Фантом 016. Там стреляли из “Смита Вессона”, Там пили тройное виски, Туда убегали чеховские Гимназисты и гимназистки. А ну-ка, плесни мне еще вина, Пока не настала истерика, Нас наебала родная страна, Кинула нас и Америка. Где вы, ковбои Гарри? Где же вы, юнги Билли? Все они там просрали, Все они профинтили. Забыли к ебеней матери, Просвистели галимо Заветы своих основателей, Суровых отцов-пилигримов, Приплывших сюда на “Мэйфлауере” Для добычи шкурок бобра. И где теперь их Вай пауэр? Да нет его ни хера. За что пионеры гибли? За политкорректный мир? Когда с винтовкой и Библией Отодвигали фронтир? Где же теперь герои Фронтирьеры отважные? Биржевики да лоеры В переводе на наш — сутяжники. Шоссе в никуда в пустыне, Никчемные бензоколонки, Здесь не наберет Юл Бриннер Великолепной семерки. Майский цветок отцвел, Память о прошлой славе, Этот плавильный котел Все в дерьмо переплавил. Негры там вороватые, Там из хохлов братва. Глаза подслеповатые Нам открыл фильм “Брат-2”. Изнасилованные отцами дочери, В защиту микробов митинги, Невротики стоят в очереди К психоаналитикам. И новый лидер их нации, Президент-мулат, На своей инаугурации Приветствует гей-парад. Грустно стоит, как башня-близнец, Америка одиноко И ожидает скорый пиздец С юга или востока. Смесь Зимбабве и Жмеринки До свиданья, гуд бай, Не задался в Америке Ожидаемый рай.

Из цикла “Смерти героев”

Светлой памяти российского верблюда от хохлов на границе умученного

(Стишок для детей)

Никакой ты мне больше не брат. Пропусти ты в Софию верблюдов, Ведь верблюд ни в чем не виноват. Ты в глаза загляни им, подонок, В них немой удивленный вопрос, Он беспомощен, словно ребенок, Выгнанный из тепла на мороз. Он же зябнет, горбатый, лохматый. Ты ответь мне, таможенник-дурак, Ты когда-нибудь за руку с папой В раннем детстве ходил в зоопарк? Ты почувствуй, как кровь его стынет, Коченеют горбы и живот. Он же сын аравийской пустыни, А не ваших канав снегоход. Почему вы молчите, арабы? Разве так завещал Магомед? Гибнет друг ваш, ваш верный корабль, Его мучит кафир-свиноед. Где зеленые разных конфессий? Они тоже на это плюют. И никто на себя не повесил В знак протеста значок “Я верблюд!” Он качает своей шеей длинной, Он

от холода мелко дрожит, Он не курсе, что мы с Украиной Не смогли поделить барыши. Вы поймите — верблюды живые, Не бесцветный невидимый газ. Знайте, граждане гордой России, Им хохлы отомстили за нас. Ничего не поняв и отчаясь, Всеми предан, ветрами продут, Во двугорбый сугроб превращаясь, Замерзает несчастный верблюд. Его белой метелью завьюжит Серебром на мохнатых боках, И отправится в рай он верблюжий, Там где вдоволь колючки в песках. Ну, а нам как жить дальше, иудам, На пустынях немых площадей? Этот текст — он ведь не про верблюдов, Этот текст — он про нас, про людей. Никогда не простим, не забудем, Крепко спросим с хохла-подлеца. Вечно память о каждом верблюде Будет в наши стучаться сердца.

Баллада о сержанте Глухове

Андрей Иванович

не возвращается домой…

Ф. Гримберг

Сержант Глухов совершает поворот в судьбе, Он грозит кулаком вертикали власти, Как пушкинский Евгений “Медному всаднику”, и с криком “Ужо тебе!” Покидает расположение части. Сержант оголил свой участок фронта. В трудные дни, когда грянул кризис, Он отказался защищать остатки Стабилизационного фонда, Потому что с ним так и не поделились. Видно, зря ему оружие доверили. Из-за отсутствия бани и теплого сортира Он не захотел служить либеральной империи И одному из полюсов многополярного мира. На открытом пространстве сержант слеп, словно червяк, У него нет ни карты, ни компаса, ни GPSа. Но он упрямо стремится на юг, как матрос Железняк, Который вышел к Херсону, хотя шел на Одессу. Его путь тернист от горы к горе. Только звезда, как вешка, горит на горизонте. Он оказался пешкой в Большой игре, Так говорит публицист Михаил Леонтьев. Он идет мимо горных прозрачных рек, Его ловит в прицел снайперша-эстонка. Здесь через месяц растает снег, А еще через месяц пойдет зеленка. Он перешагивает растяжки нить И движется дальше, не заметив ее. Его не научили Россию любить Глеб Павловский, Веллер и Соловьев. Вьется его тропа вдоль отвесных стен, Он спотыкается, разбивает колено, По дороге он попадает в кавказский плен, А потом бежит из кавказского плена. И дальше идет совершенно один Мимо длинной и узкой лощины, Где грузины убивали русских и осетин, А русские и осетины убивали грузинов. Где-то там вдали Эрзурум и Карс, А вокруг небеса, ледники и камень. На него бросается снежный барс, Но сержант душит его собственными руками. Перелезая через очередной сугроб, Где, как в болоте, тонут промокшие кеды, Он встречает уазик, транспортирующий цинковый гроб, Спрашивает: — Кого везете? Ему говорят: — Грибоеда. Временами сержанта одолевают кошмары, Возникают цветные трехмерные глюки, Например, дворец царицы Тамары, Из которого раздаются дикие страстные звуки. Но сержант гонит от себя эти иллюзии, Его не заманят в пропасть роковые красавицы. Близка его цель — блаженная Грузия, Не зря называемая всесоюзною здравницей. Та страна, где пряник царит, а не кнут, Где никто не жмется возле параши, В той стране не сеют, не пашут, не жнут, Там снимают кино, пьют вино и пляшут. В той стране всем идет козырная масть, Шипит хачапури, пенится Кинзмараули. В той стране, каждый живущий — князь, А каждый юноша — витязь в тигровой шкуре. Там нет ни фурункулов, ни простуд, Там круглый год девки ходят голые, Там на кипарисах растет фаст-фуд, А прохладные реки текут кока- колой. Ему уже готовят торжественную встречу, Стелют ковровую дорожку, как в Голливуде, И, словно голову Иоанна Предтечи, Ему подносят чизбургер на серебряном блюде. Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин Колец, Пошла ему реальная пруха. Вокруг него организуется Клуб одиноких сердец Сержанта Глухова. Но ему в то же время ставят в вину На пространстве информационном Тот факт, что он родную страну Променял на банальный хот-дог с попкорном. Одни говорят, что сержант Глухов — враг, Безродный космополит и моральный калека. Другие вздымают его, как флаг — Вот, мол, поступок свободного человека! А сержант Глухов, не будь дурак, Переодетый в джинсы и свитер, Вдумчиво кушает свой Биг Мак, Он не похож на безродного космополита. Он обещает вернуться когда-нибудь потом. В Грузию собираются его родители. И Министерство обороны перестало настаивать на том, Что он не сам ушел, а его похитили. Суетятся у столика журналисты, Едко пахнет хмели-сунели… Когда русская армия войдет в Тбилиси, Он первым будет расстрелян.

Глубоко актуальный стих

Из цикла “Стихи о современной русской поэзии

Момент решительный настал, Вскипела праведная злоба, Восстал на пидоров журнал “Литературная учеба”. И дружно на свою защиту Встают поэты-мужеложцы. А я скажу вам, содомиты — Традиций русских вы не трожьте! У нас поэта убивали, Но в жопу не ебли его, Здесь не было своих Уайльдов, И не было своих Рембо. Здесь есть для пидоров балет, Парикмахерское есть искусство, Но чтобы пидор был поэт, Вот это как-то не по-русски. Коль пососать ты любишь хуй, Пуанты надевай и пачку, Иди на сцену и танцуй, Но на фига бумагу пачкать? Поэт здесь — больше, чем поэт. А пидарас в России — банщик. Или, в грозу военных лет, Допустим, юный барабанщик. У нас поэт был гражданин, Его не возбуждала срака, А нынче стал сплошной Куз(ь)мин Хоть с мягким знаком, хоть без знака…

21 марта — Международный день поэзии

Всех поэтов — с профессиональным праздником

Вечер мартовский хрустально-ясен, В небесах зодиакальные созвездия. С праздником тебя, опидарасенная Современная, русскоязычная поэзия! (или правильно так?) Под ногами мартовская каша, В небесах зодиакальные созвездия. С праздником тебя, опидарашенная Современная, русскоязычная поэзия! С праздником, унылая, натужная В общем, совершенно бесполезная, Абсолютно никому не нужная Современная, русскоязычная поэзия. Поэтессы- то у вас все бабы страшные, А поэты так вообще козлы обрезанные. С праздником тебя, опидарашенная Современная, русскоязычная поэзия. С праздником, пустая, малохольная, Полная беспочвенной претензии, Но собою исключительно довольная, Современная русскоязычная поэзия. Ну и т. д.

А напоследок я скажу…

Из цикла “Стихи о современной русской поэзии”

Горько-сладкие почки весенние Набухают на ветках берез. Удавили Сережу Есенина, Я не в силах сдержать своих слез. Пробудились желания плотские, Только нет в душе больше огня. Загубили Володю Высоцкого, Наконец добрались до меня. Ах, куда мне мальчонке податься? Черствый хлеб себе в воду крошу. Объявили меня литературным власовцем, Точнее литературной Лидией Тимашук. Бьют меня, в белый свет, как в копеечку, По башке, по руке, по ноге. Пропадаю я из-за статеечки, Что отправил в “Ex Libris” НГ. Поднялась на меня зло и мощно Вся тусовка ОГИ-ПирОГИ За Аркадия, свет Драгомощенко, За Геннадия да за Айги. Даже срать со мной рядом не велено Всем поэтам, гурьбой и гуртом. Обозвали меня “шавкой Гельмана” И за что-то грузином при том. Ах, помилуй мя, Господи, грешного, Никогда мне в судьбе не везло. Поэтесса какая-то нежная Обещает разбить мне ебло. Я ж в статье выполнял спецзадание, Принималось решенье в верхах, Начинается ею компания По борьбе с формализмом в стихах. Мне статью заказали правители, Что там Гельман, повыше бери. Берегитесь, поэты-вредители, Начинайте сушить сухари. Что ж, не все вам есть сладкие пряники Да верлибры шипеть в микрофон, Надевай шерстяные подштанники, Забирайся в телячий вагон. Ну, а мне, как борцу против нечисти, Против литературных иуд, За заслуги перед Отечеством 3-й степени орден дадут. Посмертно.

Обращение к трудящимся по поводу всемирного экономического кризиса и возможных путях выхода из него

Хочу обратиться к вам, российские граждане, По поводу кризиса экономики мира. А то появились всякие саботажники, Которые вас на эту тему дезинформируют. Мы слышим отдельные голоса, Обращенные к трудовому народу, Призывающие его затянуть пояса И сократить необходимые расходы. Это конкретная провокация Так называемых “аналитиков”, Не надо на нее поддаваться И превращаться в паникеров и нытиков. Вот я человек не знаменитый, Обо мне не пишут в глянцевой прессе, Но не надо быть Адамом Смитом, Чтобы понять механизм всемирной рецессии. Прошу отнестись без всякой иронии. Еще давно в Советском Союзе Я сдал на четверку политэкономию В одном веселом техническом вузе. Вот производит товары завод, Их развозят по магазинам, А их в магазине никто не берет, Т. к. экономить велено гражданину. В результате персоналу нечем платить зарплату, Средства не поступили на предприятие, Происходит сокращение штатов, Рабочие должны искать другое занятие. У безработного ослабевает способность покупательная, Он сокращает личное потребление, Деньги не поступают на следующее предприятие, И там начинаются сокращения… И так далее… Из этой какофонии Вырваться вроде бы невозможно. Но выход есть, и он не в экономии, А на пути прямо противоположном. Тут не спасет Иисус Христос, Сколько бы ему не молились, Только повысив потребительский спрос, Мы победим экономический кризис. Деньги — это презренный металл, Ведь недаром учил нас Создатель: “Ты сохранил то, что другому отдал”. Чтоб сэкономить, нужно потратить. Смелей приобретайте дорогие предметы, Повышайте уровень жизни! И не забывайте, что вы при этом Помогаете любимой отчизне. Пил “Путинку” — покупай “Русский стандарт”, Похмелялся “Клинским” — беги за “Гиннесом”, Это будет твой личный вклад В борьбу с экономическим кризисом. Трудящийся! Выполни долг гражданский! Ради будущей жизни лучшей Скидывай джинсы свои вьетнамские, Наряжайся в “Версачи” и “Гуччи”. Не экономь свой несчастный рупь В дешевой рюмочной на Никитской. Пересеки улицу, зайди в “Маяк” элитарный клуб, Там тебя встретят прекрасные добрые лица. Короче, представители пролетариата, Инвалиды, пенсионеры, девчонки, мальчишки, Доставайте свои кредитные карты, Свои заначки, сберкнижки, кубышки. И опять заскрипят заводские ворота, И появятся средства у предприятий. Опубликуют длинные списки “Требуются на работу”, И в светлых цехах нас примут в объятия. Поможем обществу нашим рублем, Чтобы промышленность оживилась, И сами как люди, глядишь, поживем, Пока не прошел экономический кризис.