Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе
Шрифт:
— Я тебя прекрасно понимаю, дорогой Габо. Прежде ты — я это отлично помню — твердо верил, что именно средствами кино можно поведать людям о том, что тебя волнует и что ты как писатель обязан им сказать. Однако теперь, два года проработав сценаристом в угоду, как ты пишешь, «монстрам от целлулоида», ты с болью и унижением вынужден признать, что проза как жанр — неизмеримо выше кино. Я с тобой согласен и думаю, в этом состоит парадокс современной жизни: массовое кино есть непримиримый враг настоящей прозы. А хуже всего, что ты, прирожденный певец свободы, обязан исполнять чужие причуды в интересах толстосумов-продюсеров и беспринципных зачастую кинорежиссеров. Ты, конечно же, не предназначен для этого. Не знаю, дорогой друг,
— Ты даешь хороший совет, Плинио. Работу над «Домом» я забросил еще в начале шестьдесят второго. В рукописи было уже более шестисот страниц. Я к ней с тех пор не прикасался. А теперь и вовсе не уверен, смогу ли вернуться к этому роману, во всяком случае сейчас. Хотя… хотя, может, ты и прав. Что-то ведь надо делать…
Между тем в то время — начало 1965 года — Гарсия Маркес был занят сочинением своего первого самостоятельного киносценария «Время умирать» («Tiempo de morir»), Однажды, возвращаясь домой, писатель увидел, что сторож, который в прошлом был профессиональным убийцей, мирно сидит и вяжет себе свитер. Родилась идея сценария «Время умирать», по которому затем был снят фильм «Чарро» [7] . После того как мексиканец Карлос Фуэнтес переписал диалоги колумбийца Гарсия Маркеса, Артуро Рипштейн, двадцатилетний сын известного продюсера, принялся за съемки.
7
Чарро — в Мексике ковбой.
Период с марта по июнь 1965 года стал чрезвычайно тяжелым для писателя. Гарсия Маркес горько сетовал матери, отцу и близким друзьям на свою судьбу.
«В какой мере работа Гарсия Маркеса в кинематографе повлияй на его литературную судьбу?» На этот вопрос писатель в середине 1967 года (уже будучи «на коне». — Ю. П.) ответил так: «Работа для кино требует великой покорности. В этом состоит разница между кино и литературной работой. В то время как новеллист, сидящий перед пишущей машинкой, свободен и независим, сценарист есть лишь деталь сложнейшей системы зубчатых колес и в своей работе он почти всегда движим чуждыми ему интересами…» (34, 71).
Очевидно, последней каплей, переполнившей терпение писателя, явились для него съемки фильма «Чарро» и приезд из Соединенных Штатов Америки его испанских литературных агентов, Кармен Балсельс и ее мужа Луиса Паломареса. Именно тогда он принял твердое и, как оказалось, важнейшее решение в своей жизни.
Балсельс и Паломарес с радостью прилетели в Мехико, чтобы поближе познакомиться с Гарсия Маркесом, поскольку им удалось разместить в издательстве «Харпер и Роу» все четыре книги писателя в английском переводе. Правда, по контракту Гарсия Маркес получил всего… тысячу долларов.
— Ваш контракт — сущее дерьмо! — прямо заявил Гарсия Маркес своим литературным агентам, пребывавшим в эйфории от достигнутых успехов. Те были шокированы не только содержанием, но и формой высказывания — писатель нередко огорошивал людей в первые минуты встречи.
— Паршивых тысячу долларов за четыре книги! Они написаны на превосходном испанском языке! Карахо, они стоили мне пятнадцати лет изнурительного труда…
— Но теперь они выйдут и на английском языке, причем в Соединенных Штатах! — довольно твердо возразила Кармен. — Поймите, такое случается не с каждым писателем
Габо замолчал и… три дня и три ночи возил чету по лучшим ресторанам, музеям, историческим достопримечательностям Мехико, знакомил со своими приятелями. Между Кармен, Луисом и Гарсия Маркесом сложились крепкие дружеские отношения. В последний вечер пребывания каталонцев в Мехико, в присутствии давнего друга писателя, тоже каталонца Луиса Висенса, деятеля кино, прежде проживавшего в Колумбии, состоялся такой разговор.
— Послушай, Габо, будь настоящим другом. — Лицо Кармен сделалось пунцовым. — Я чувствую, я твердо знаю, что не ошибаюсь. Я делаю на тебя серьезную ставку! Чем твое перо уступает таланту Алехо Карпентьера, Хулио Кортасара, Марио Варгаса Льосы, твоих друзей мексиканцев Хуана Рульфо и Карлоса Фуэнтеса?
— Кого еще? — насторожился писатель, однако видно было, что сравнение пришлось ему по душе.
— Хуана Карлоса Онетти, Жоао Гимарайеса, если хочешь, даже Мигеля Анхеля Астуриаса. Ты уже известный латиноамериканский писатель. Один из лучших. Просто… как тебе сказать, ни на одно из твоих уже опубликованных произведений не пал крупный выигрыш. Ты хорохоришься там, где не надо, а где надо показать себя, Габриель Гарсия Маркес становится зажатым и неуверенным в себе. Почему так получается? Возможно, потому, что у тебя не было настоящей рекламы…
Гарсия Маркес молчал, и Луис Паломарес пришел ему на выручку:
— Это все дело наживное. Мы тебе поможем! Займемся рекламой. Вот увидишь, останешься доволен. Еще как! Главное — мы в тебя верим.
— Ну что ты молчишь, Габо? Другой бы на твоем месте послал нас подальше или заявил, что садится за написание своего звездного романа. Что ты все хнычешь, будто кино тебя выхолостило и ты не знаешь, о чем писать! А между тем именно работа в кино дала тебе необходимый ресурс. Ты ни в чем не нуждаешься. А продолжаешь быть робким, страждущим, замкнутым. Ты до сих пор ведешь себя так, будто ты везде лишний. Карамба! [8] В тебе должна сработать обратная пружина. Слава Богу…
8
Восклицание, выражающее удивление или недовольство ( исп.).
— Слава Богу, — перебил жену Паломарес, — три года назад тебе казалось — ты говорил об этом Луису, — что ты обязан оставить прозу и отдаться душой и телом седьмому искусству. Сегодня, похоже, ты прозрел. И понял, что все это чушь. Возьми себя в руки, Габо! Брось к черту кино! Садись за новый роман!
— Ты права, Кармен! И ты, Луис, дело говоришь. То же самое мне много раз повторял мой друг и собрат по кинематографу Карлос Фуэнтес. «Не забывай, Габо, — твердил он, — дерьмо, которое мы строчим с тобой для кино, годится только на то, чтобы собрать необходимые средства для сочинения романа. Не забывай — ты обязан накропать свой великий роман». И я это сделаю! Вы оба правы, Кармен Балсельс и Луис Паломарес. Как только вы покинете Мехико, я сяду за роман! Я знаю, о чем буду писать. Многое у меня уже сделано. Даю вам слово!
— Вот теперь дай я тебя поцелую! — И Кармен чмокнула писателя в небритую щеку, — Мы подпишем новый контракт?
— Завтра, седьмого июля шестьдесят пятого года, наступит поистине исторический день. Я предоставляю вам права на издание всего, что уже написано и будет сочинено за мою оставшуюся жизнь, на всех языках мира и сроком на сто пятьдесят лет!
Однако на следующий день после отлета литературных агентов писатель не смог приступить к работе, как обещал накануне. Он срочно был вызван в штат Морелия, на озеро Пацкуаро, где Артуро Рипштейн снимал фильм «Чарро».