Гадание на любовь

Арсеньева Елена

…Она махнула рукой, словно пытаясь отогнать тяжелые воспоминания, и уронила в траву гребенку. Подобрала ее, стряхнула травинки, закрутила на затылке еще влажную косу, заколола ее – и услышала торопливую тяжелую поступь, которая уже была ей знакома.

Зосимовна возвращается! Лишний раз встречаться с ней у Александры не было ни малейшей охоты. Она прянула в окаймлявшие дорожку кусты, затаилась – и через миг мимо поспешно прошагала Липушкина нянька. Еще мгновение Александра размышляла: пробежать в дом, воспользовавшись

минутой, когда Липушка окажется без своего Цербера, попытаться поговорить с ней, не опасаясь быть одернутой Зосимовной, – однако любопытство оказалось сильней, поэтому она тихонько выбралась на дорожку и бесшумно, потому что была босая, побежала за Зосимовной.

Та поспешно обогнула дом и подошла к конюшне. Приоткрыла дверь, позвала кого-то и тотчас подалась обратно, а вслед за ней вышел невысокий кряжистый парень, которому звание «конюх» пристало так же, как слово «дуб» пристало дубу. Он был чуточку кривоног, длиннорук и сам чем-то напоминал коренастого конька монгольской породы, тем паче что имел узкоглазую, татароватую, широкую физиономию.

Александра порскнула за куст – и вовремя, потому что Зосимовна повернулась к парню и грозно произнесла:

– Ну, Савелий! Надоел ты мне! Все, лопнуло мое терпение! Сулила я тебе, что при малой провинности в рекруты сдам при ближайшем наборе, а Агашку твою ненаглядную за Митьку горбатого отдам? Ну вот и настал час.

– Зосимовна! – ошеломленно простонал Савелий. – Матушка моя… да за что же такая кара смертная?!

Александра в своем укрытии покачала головой. Ай да Зосимовна! Ну сущая палачиха. Диво, что бедный парень вовсе мертвый не упал от таких страстей!

– Неужто не ведаешь? – ядовито спросила Зосимовна. – Не ведаешь, в чем провинился?

– Не ведаю! – всхлипнул Савелий.

– А помнишь, как пакет с почтой Федотке, сынишке кузнеца, отдал, а сам со своей портомойницей Агашкой любезничал?

– Да ты что, Зосимовна, рехнулась – за такую ерунду такую кару назначать?! – возопил Савелий. – Это ж из пушки по воробьям! Какая беда была в том, что почту Федотка принес?!

– Беда не в том, кто что принес, а в том, что ты из моей воли вышел! – грозно просвистела Зосимовна. – И за это придется заплатить! Клянусь, что свершу над тобой все, что обещала.

– А я к барышне в ножки… – дрожащим голосом, но все еще храбрясь, начал было Савелий, однако Зосимовна люто сунулась к нему всем телом:

– Нашел заступницу, дурак! Барышня-то из моей воли не выходит! Все сделает, что я ни велю!

– Зосимовна! – простонал Савелий и пал на колени. – Не погуби! Да я больше никогда!.. Назначь испытание – все сделаю, что велишь, только смилуйся! Мне ж тогда в омут головой легче…

– Назначь, говоришь, испытание? – глумливо проговорила Зосимовна. – Изволь. Но это уж в последний раз я тебе прощаю, запомни!

– Запомню! –

слегка ожил Савелий. – Говори, делать что?

– Собирайся в дорогу! В дальнюю дорогу! – приказала Зосимовна.

– В какую еще дорогу?! – оторопел Савелий.

– Поедешь в… узнаешь там все про… а заодно побывай у… – понизив голос, говорила Зосимовна, и Александра с досадой нахмурилась: она мало что могла разобрать, потому что Зосимовна и Савелий перешли на шепот, и вскоре нянька поспешно ушла, а понурый парень побрел в конюшню.

– Вот же чертова Зосимовна! – сердито пробормотала Александра. – Опасна и хитра, ну сущая змеища!

– Змеища – она змеища и есть, – прозвучал рядом с ней мальчишеский голос, и Александра не выдержала и засмеялась: уж очень обитаемы оказались кусты в Протасовке!

– Эй, ты кто? – позвала она весело. – Выходи!

– Я Федотка, – отозвался голос, и уже знакомый читателю, но впервые увиденный Александрой белобрысый, конопатый мальчишка высунулся из зарослей и уставился на нее во все свои синие глаза.

– А я тебя знаю, – улыбнулся он щербато. – Ты барышни Липушки гостья. Это твое письмо я Зосимовне принес.

– Послушай! – догадалась Александра. – Не из-за этого ли письма весь сыр-бор разгорелся? Не из-за него ли Савелий пострадал?

– Из-за него, – солидно, по-взрослому кивнул Федотка. – Не сойти мне с этого места, коли не из-за него!

– Да, похоже, Зосимовна ни письму моему, ни мне самой не сильно рада, – задумчиво сказала Александра.

– Да кому она вообще рада? – хмыкнул Федотка. – Никому не рада. Никого не любит.

– Ну, барышню-то любит? – заикнулась Александра, но мальчишка решительно замотал кудлатой головой:

– Это пока барышня наша слово молвить поперек Зосимовны боится. А вот решится – ну, тут ужо пойдут клочки по закоулочкам!

– Да кто Зосимовна такая? – пренебрежительно фыркнула Александра. – Крепостная нянька, вот и все. Что это она у вас тут такую волю забрала?

– Нянька-то она нянька, а знаешь, как покойный барин ей доверял? Когда завещание писал, то заверительные подписи ставить позвал своего старого камердинера Феклиста, который его с детства обихаживал, и Зосимовну. Вот как доверял!

– И откуда ты такие вещи про господ знаешь? – удивилась Александра.

– Так ведь Феклист мой дед был, он перед смертью и рассказал. Только ты вот что, ты смотри не проговорись Зосимовне, что я об этом знаю, а то она меня со свету сживет. Ты ж видела, как она на Савку ополчилась. Но это еще что! Вот когда Любанька увидала, что Зосимовна в барском кабинете ночью шарится, и стала за ней подсматривать и попалась ей на глаза, тут что было! Любаньку мигом за вдовца Осипа Полуянова выдали, а у него пятеро детей! И всех из Протасовки на дальние пасеки выслали.