Гадюка в сиропе
Шрифт:
– Ну и дура ты, Гавря! – с чувством произнесла Лиза. – Из-за тебя мучились!
– Уж прямо, – буркнула Маша, – а кто в соду зажигалкой тыкал?
Оставив их выяснять отношения, я вернулась к себе и вновь попыталась соединиться с Грызловым, но на этот раз автоответчик бормотал по-английски. Пришлось позвать девочек.
Маша Гаврюшина подержала трубку и сообщила:
– Жалуется на память, небось сломался.
– Дай, – велела Лиза и засмеялась: – Ну, Гавря, ты даешь, при чем тут память. Он говорит – извините, переполнен.
– Может,
– Точно! – закричала Маша. – Извините, моя память заполнена.
В воскресенье утром я попросила соседа:
– Андрюша, свези нас к ветеринару.
– Мастина опять обожрался? – испугался бандит.
– Нет. Надо Пингву кастрировать.
– Какой ужас! – с неподдельной дрожью в голосе произнес он. – Зачем кота так мучить.
Минут пятнадцать я разъясняла ему необходимость этой операции. И мы в конце концов влезли в джип.
– Тогда уж и мастину возьмем, – велел Андрей Петрович. – Пусть доктор на него глянет, может, какие витамины прикупить надо.
Я с сомнением покосилась на Рамика. Он и без всяких добавок растет словно тесто и с такой же скоростью толстеет. Нет уж, витамины ему нельзя.
Но щенка все равно прихватили с собой. И он, очевидно, вспомнив про неприятные процедуры, забился на всякий случай в приемной под стул.
Доктор забрал Пингву и ушел. Мы тихонько сидели на желтых сиденьях, ожидая конца операции. Вдруг дверь кабинета распахнулась, вышел ветеринар. На руках он нес кота. Тот не двигался и почему-то смотрел на мир широко открытыми, остекленевшими глазами.
«Умер, – пронеслось у меня в голове. – Крохотное сердечко не вынесло. И зачем только я согласилась на это, подумаешь, царапался!»
Очевидно, те же мысли мелькнули и у остальных, потому что Лиза зашмурыгала носом, а Андрей протянул:
– Ну, блин, дела, в натуре, Пингва доской накрылся.
– Отчего он скончался? – тихо спросила я.
– Кто сказал эту глупость? – возмутился доктор. – Живехонек-здоровехонек, с чего вы решили?
– Но, – растерянно пробормотала Лиза, – он же лежит без движения и так странно смотрит…
– Он в наркозе, – пояснил врач. – У кошек во время искусственного сна глаза открыты.
– Уже сделали операцию? – обрадовалась я. – Так быстро!
– Я не могу кастрировать это создание, – спокойно произнес ветеринар. – Ничего не получится.
– Слышь, лепила, кончай пургу гонять, – обозлился Андрей. – Колись, убогий, без базара, что с Пингвой? Может, хрустов мало отсмолили? Так без проблем, однозначно, ща еще капусты нарубим. Шепчи конкретно, сколько?
И он широким жестом вытащил из кармана роскошное портмоне.
– Нисколько, – спокойно ответил ветеринар. – Потому что это кошка!
– Кошка! – ахнула Лиза. – Но как же…
– Во блин, – заржал Андрей. – Был Пингвин, а стала Пингвинка!
– Но нам его отдали как кота! – не успокаивалась я.
– Ну и что? – усмехнулся ветеринар. – Случается иногда такое. Что же не проверили?
– А
Доктор вздернул брови и покосился в мою сторону.
– Во дает! – заржал Андрей. – Да под хвост глянь!
Чтобы переменить щекотливую тему, я быстренько вмешалась:
– Доктор, Рамику нужно принимать витамины?
– Да, – влез сосед. – Не корчись, любые мастине куплю!
– Вы полагаете, что это мастино-неаполитано? – спросил врач.
– Нам так кажется, – осторожно ответила я.
– Должен вас разочаровать, – вздохнул эскулап. – На мой взгляд, это помесь, но интересная. Видите, какие лапы?
– Здоровские грабки, – подтвердил Андрей.
– А морда? Потом, спина широкая, опять же, положение ушей. Думается, тут смешаны крупный ротвейлер и весьма редкая порода – фила-бразильеро.
– Это чегой-то такое? – почесал в затылке наш бандит.
– У аптечного киоска висит плакат, гляньте.
Мы дружно подошли к ларьку и нашли нужную информацию. При взгляде на фото холодный пот потек у меня по спине. Впрочем, то, что ротвейлеры большие и злобные собаки, я знала и до этого. И снимок меня не удивил, неприятно поразило лишь сообщение о весе, которого достигают собачки, – девяносто килограммов. Но фила-бразильеро!.. Я не способна описать это чудовище. Наверное, в озере Лох-Несс плавает какая-нибудь одичавшая фила. Подпись под фотографией действовала ободряюще: «Самая большая собака в мире».
– Ну, круто! – присвистнул бандит. – В Бутырке вся охрана с ротвейлерами, чистые отморозки!
– Надзиратели или собаки?
– И те и другие.
– Ты сидел?
– Не, братаны болтали.
Подхватив ничего не знающего о своем генеалогическом древе Рамика, мы поехали домой.
ГЛАВА 17
Дома я первым делом позвонила Грызлову. Но вежливый автоответчик вновь сообщил о переполненной памяти. Мужик явно уехал на выходные, может, у него есть дача. Хотя погода не располагала к общению с природой – свинцовые тучи нависли прямо над головой, и из них хлопьями валил противный липкий снег. Лиза не захотела обедать и забилась на диван с пиццей, собираясь читать комиксы. Я решила не делать замечания: «Лучше суп, чем дурацкая лепешка с сыром» – и последовала ее примеру. Как всегда по воскресеньям, по телевизору не показывали днем ничего интересного, и я принялась вяло листать «Загон с гиенами».
Неожиданное озарение пришло, когда мои глаза наткнулись на следующий текст: «Жила семья Разиных в коммунальной квартире дома номер восемнадцать по четвертому Эльдорадовскому переулку. В здании теснились рабочие завода «Чугуноприбор», ранее оно было общежитием, а потом превратилось в муниципальное жилье, убогое и грязное. Отец – Колька Разин, пока не спился, работал в трамвайном депо слесарем, а мать – Танька, мела полы в заводоуправлении. Степан был пятым ребенком, ненужным и нелюбимым».