Гагарин
Шрифт:
Врачей было много, и каждый строг, как прокурор. Приговоры обжалованию не подлежали – кандидаты в космонавты вылетали с комиссии со страшной силой. Браковали терапевты и невропатологи, хирурги и ларингологи. Нас обмеряли вкривь и вкось, выстукивали на всем теле “азбуку Морзе”, крутили на специальных приборах, проверяя вестибулярные аппараты… Главным предметом исследований были наши сердца. По ним медики прочитывали всю биографию каждого. И ничего нельзя было утаить. Сложная аппаратура находила все, даже самые минимальные изъяны в нашем здоровье».
Первичный отсев составлял девяносто процентов. Тем, кого отправляли обратно, руководитель медицинской комиссии желал «продолжать летать, но не выше стратосферы», а оставшихся предупреждал, что впереди их ждет еще одна комиссия, более строгая, хотя, казалось, что строже уже и придумать ничего невозможно. Но Юрия не столько тяготило ожидание следующей проверки, сколько то, что он скрывал
Давайте сделаем очередное небольшое отступление для того, чтобы прояснить обстоятельство, которое активно используют очернители достижений советской науки, утверждающие, что Юрий Гагарин в космосе не был, а вся история с его полетом есть ни что иное, как фальсификация, направленная на укрепление престижа Советского Союза. Якобы Никита Хрущев так хотел «догнать и перегнать» Америку во всех сферах, что не гнушался устраивать столь масштабные обманы… Бред? Полный бред и абсолютная чушь, но у тех, кто несет эту чушь людям, есть «веское доказательство» – глубочайшая секретность, окружавшая все, что было связано с космическим кораблем «Восток-1». Мол, если космический полет Гагарина состоялся на самом деле, то зачем понадобилось окружать такой секретностью корабль, на котором он летал, ведь цели полета были сугубо мирными? Легковерные люди могут задуматься – да, действительно, зачем тут секретность?
Дело в том, что, согласно Постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 569–264 от 22 мая 1959 года «О создании объектов «Восток» для осуществления полета человека в космос и других целей», наряду с разработкой пилотируемого космического корабля «Восток» и на базе его конструкции велись работы по созданию автоматического спутника-разведчика «Зенит». Именно «Зенит» был строго-настрого засекречен (и, наверное, не нужно объяснять почему). Ну а если засекречен спутник-разведчик, то, разумеется, будет засекречен и конструктивно схожий с ним пилотируемый корабль – база ведь одна и та же.
Относительно того, из какой категории набирать будущих космонавтов, у советского правительства сомнений не было – конечно же из летчиков, привыкших к поднятиям на высоты (хотя и более мелкого масштаба) и обладающих навыками управления летательными аппаратами. Да, во время первого полета человека в космос всем управляла автоматика, поскольку не было ясно, сможет ли человек в столь необычных условиях управлять космическим кораблем, но в случае возникновения нештатных ситуаций, иначе говоря – при возникновении каких-либо сбоев, космонавту пришлось бы взять управление в свои руки. Врачи и инженеры полетят позже, а пока путь в космос прокладывали летчики.
Размеры космических кораблей планировались небольшими – доставка груза на орбиту обходилась очень дорого, и это побуждало к предельному уменьшению его массы. Поэтому предельный рост кандидата в космонавты ограничивался ста семьюдесятью сантиметрами. Рост Юрия Гагарина составлял один метр шестьдесят два сантиметра а весил он шестьдесят восемь килограммов, то есть физические параметры были весьма подходящими. «А дни все шли и шли, – вспоминал Гагарин о своем ожидании после первой медицинской комиссии. – Уже стало казаться, что обо мне забыли, что я не подошел. Ведь рост у меня небольшой, на вид я щуплый, бицепсами похвастать не мог. А вместе со мной проходили комиссию парни что надо – кровь с молоком, гвардейского роста, косая сажень в плечах, самые что ни на есть здоровяки… Куда мне с ними тягаться! Старался забыть о своем рапорте, о комиссии – и не мог».
Что ж, парни гвардейского роста, косая сажень в плечах хорошо смотрятся на парадах или, скажем, на боксерском ринге, но не в тесном пространстве космического корабля. Впрочем, о пространствах никто из выразивших желание стать космонавтом пока никакого понятия не имел.
«В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались галереей портретов… В центре выгнутого пульта выделялся широкий и багряный циферблат. Перед ним в неудобной позе склонилась девушка. Она забыла про стоявшее рядом кресло и приблизила голову к стеклу… Позади щелкнула дверь, возникла крупная тень, превратилась в человека с отрывистыми и точными движениями… Двумя стремительными шагами начальник тридцать седьмой звездной экспедиции Эрг Ноор достиг багряного циферблата… Стремительным движением Эрг Ноор вытянул складное кресло из-под стола электронной расчетной машины…»
Вы только что прочли отрывок из «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова. Можете прочесть его без сокращений – впечатление будет ярче. Впечатление пространства. От двери до багряного циферблата два стремительных (то есть, наверное, широких) шага. Упоминаются в тексте и другие помещения звездолета – кабина звездных карт, каюты, в которых спят члены экспедиции, столовая, кухня и даже библиотека! Читаешь и видишь, как наяву большой просторный дом, несущийся сквозь космос…
А теперь давайте вернемся из заоблачных фантастических высот на землю, к легендарному Особому конструкторскому бюро по разработке ракет дальнего действия номер один, руководителем и главным конструктором которого был назначен Сергей Павлович Королев. Корабль «Восток-1», на котором отправился в космос наш герой, состоял из двух основных частей – спускаемого аппарата и приборного отсека. Гагарин находился в сферическом спускаемом аппарате, который имел свободный объем в одну целую шесть десятых кубических метров, а общий объем был чуть больше пяти кубических метров. Побывайте в Калуге, если еще не бывали, посетите Музей космонавтики, если еще не посещали, и вам откроется истина во всей ее красе. Кстати, Юрий Гагарин лично заложил первый камень в фундамент музея. Это произошло 13 июня 1961 года, а в 1967 году музей открыли для посетителей.
Главной проблемой, стоявшей перед конструкторами, был поиск оптимальной формы спускаемого аппарата – возвращаемой на Землю части космического корабля. «Условия такие: достаточный объем, хорошая устойчивость на спуске и как можно меньший вес теплозащиты, – вспоминал инженер-разработчик Константин Петрович Феоктистов, в октябре 1964 года совершивший первый в истории полет в космос, в котором космонавты не использовали скафандров. – При расчете траектории спуска, тепловых потоков, решении проблемы устойчивости надо было учесть аэродинамику на гиперзвуковых, околозвуковых и дозвуковых скоростях. Рассматривались различные конфигурации: конус с различными углами раскрывания и радиусами затупления, обратный конус, зонт, закругленные цилиндры и прочее. Однажды мы стали анализировать полусферу, и вдруг пришла мысль: а почему, собственно, не взять сферу? И мы остановились на сфере». По поводу сферы первоначально были сомнения – не будет ли она крутиться при падении в атмосфере, что не позволит в нужный момент задействовать парашют, однако подобные сомнения были отвергнуты с помощью простого эксперимента. К шарику для настольного тенниса прилепили кусок пластилина, который должен был создавать баланс, и бросали шарик в лестничный пролет со второго этажа. Всякий раз шарик приземлялся на пластилиновую нашлепку. Стало ясно, что при падении в атмосфере груженая сфера будет вести себя устойчиво.
Важное значение при отборе будущих космонавтов имели такие признаки, как социальное происхождение, положительная характеристика с места службы и членство в партии. С положительной характеристикой все ясно без комментариев – никто не станет поручать такое важное дело, как полет в космос, лентяю или разгильдяю. Членство в коммунистической партии было чем-то вроде социального контракта, который советский человек заключал с государством. Принимал на себя повышенные обязательства, отличающиеся от обязательств беспартийных граждан, и, в ответ на это, ожидал каких-то льгот или преимуществ, в первую очередь – продвижения по службе. «Большую ответственность взял ты на себя, Юрий Алексеевич, – сказала Гагарину супруга Бориса Вдовина, поздравляя со вступлением в партийные ряды. – Коммунист – такой человек: сядет на него пылинка, и всем видно». Разумеется, светлые идеалы коммунизма нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку многие в них искренне верили, но, в первую очередь, вступление в ряды КПСС было заключением социального контракта (простите автору, если он кого-то разочаровал). Коммунистам советская власть доверяла больше, чем беспартийным, и потому нет ничего удивительного в том, что космонавтов выбирали из партийных рядов. Что же касается социального происхождения, то формально Советский Союз был государством рабочих и крестьян, так что первым космонавтом должен был стать представитель одного из этих сословий. Гагарин идеально вписывался в эти рамки – крестьянский парень, начавший свою карьеру с рабочей специальности формовщика-литейщика. Родословная его была чиста, как стеклышко, ну а сходству фамилии с княжеским родом, ведущим свое начало от легендарного Рюрика, никто из проводивших отбор значения не придавал – мало ли на Руси Гагариных? Это вам не Белосельские-Белозерские и не Мусины-Пушкины. «Вот уж поистине: куда конь с копытом, туда и рак с клешней, – писал в своих воспоминаниях Юрий Алексеевич. – После 12 апреля в Соединенных Штатах Америки нашлись какие-то дальние-предальние потомки князей Гагариных – седьмая вода на киселе, как говорят у нас на Смоленщине, – возжелавшие приобщиться к славе нашего народа и всерьез объявившие о том, что они-де родичи советского космонавта. Пришлось их разочаровать. “Среди своих родственников, – заявил я, – никаких князей и людей знатного рода не знаю и никогда о них не слышал”».