Гагарин
Шрифт:
Уже после гибели Юрия Алексеевича композитор Александра Пахмутова и поэт Николай Добронравов создадут музыкально-вокальный цикл «Созвездие Гагарина», «гвоздем» которого станет песня «Знаете, каким он парнем был» в исполнении Юрия Гуляева.
«Знаете, каким он парнем был, Тот, кто тропку звездную открыл?.. Пламень был и гром, Замер космодром, И сказал негромко он… Он сказал: “Поехали!” Он взмахнул рукой… Словно вдоль по Питерской, Питерской, Пронесся над Землей!».«Юрий Гагарин для нас – не абстрактный герой, а близкий и любимый человек, – говорила Пахмутова. – Его гибель – незаживающая рана». «Мы задумали с Алей написать песню про Гагарина, – вспоминал Добронравов. – Сидели думали: а вот каким он был? Что про него люди знают? И вдруг сама собой легла фраза: “Знаете, каким он парнем был?”»
Знаете, каким он парнем был?
Настоящим! И этим все сказано.
«Полет продолжается хорошо… Самочувствие отличное. Настроение бодрое. Все проходит хорошо. Вижу Землю…»
«Самочувствие хорошее. Настроение бодрое, продолжаю полет. Все идет хорошо. Машина работает нормально…»
Ключевыми словами в общении Гагарина с Землей были слова «нормально» и «хорошо: «Полет проходит нормально…», «Чувствую себя очень хорошо, очень хорошо…»
«На 56-й минуте прошла первая команда, – писал Гагарин в докладе, зачитанном на заседании Государственной комиссии после космического полета. – Я сразу доложил об этом. Ориентация была хорошей, корабль некоторое время имел вращение по крену, но очень малое. За время, как корабль вышел из тени и до включения ТДУ [тормозной двигательной установки], он развернулся примерно градусов на 30. Может быть, даже несколько меньше. Затем прошла вторая команда. При этом я опять сделал доклад в телефонном и телеграфном режимах. Заметил давление в баллоне ТДУ, давление в системе ориентации, показания всех приборов, время прохождения команды и все записал на магнитофон. Приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор. Притянулся ремнями, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее. Затем в точно заданное время прошла третья команда. Как только погасло окошко при прохождении третьей команды, я стал наблюдать за давлением в ТДУ и в системе ориентации. Оно стало резко падать с 320 атмосфер. Стрелка прибора четко шла на уменьшение давления. Я почувствовал, как заработало ТДУ. Через конструкцию ощущался небольшой зуд и шум. Я засек время включения ТДУ. Перед этим секундомер поставил на нуль. ТДУ работал хорошо… Мне было интересно самому, что происходит. Я ждал разделения. Разделения нет. Я знал, что по расчету это должно было произойти через 10–12 секунд после выключения ТДУ… Я рассудил, что обстановка не аварийная. Ключом я передал “ВН” – все нормально… Разделение произошло в 10 часов 35 минут, а не в 10 часов 25 минут, как я ожидал, т. е. приблизительно через 10 минут после конца работы тормозной установки».
Можно представить (или невозможно представить), что за эти десять минут испытал наш герой. «Восток-1» состоял из сферического спускаемого аппарата и конического приборного отсека. Разделение этих отсеков было предусмотрено через 52 секунды после включения ТДУ и через 10 секунд после ее штатного выключения. Была предусмотрена блокировка разделения в том случае, если полного торможения не произошло и спусковой аппарат продолжал находиться на орбите, поскольку в приборном отсеке были расположены основные источники питания и большая часть систем, обеспечивающих полет.
По техническим причинам, а которые мы углубляться не станем, расчетный тормозной импульс 136 м/с не был выработан и потому разделение отсеков оказалось заблокированным. Но конструкторы космического корабля работали по принципу двойной подстраховки. Была предусмотрена возможность аварийного разделения отсеков при срабатывании температурных датчиков, расположенных на приборном отсеке. При вхождении в атмосферу корпус начинал разогреваться от трения об воздух, и как только его температура достигла 150 °C, датчики дали команду на разделение.
«Началась заключительная часть полета, – вспоминал Гагарин, не вдаваясь в лишние подробности. – Корабль стал входить в плотные слои атмосферы. Его наружная оболочка быстро накалялась, и сквозь шторки, прикрывающие иллюминаторы, я видел жутковатый багровый отсвет пламени, бушующего вокруг корабля. Но в кабине было всего двадцать градусов тепла, хотя я и находился в клубке огня, устремленном вниз.
Невесомость исчезла, нарастающие перегрузки прижали меня к креслу. Они все увеличивались и были значительнее, чем при взлете. Корабль начало вращать, и я сообщил об этом “Земле”. Но вращение, обеспокоившее меня, быстро прекратилось, и дальнейший спуск протекал нормально. Было ясно, что все системы сработали отлично и корабль точно идет в заданный район приземления. От избытка счастья я громко запел любимую песню:
Родина слышит, Родина знает…Высота полета все время уменьшалась. Убедившись, что корабль благополучно достигнет Земли, я приготовился к посадке».
Пламя, бушующее вокруг корабля, было вызвано вхождением в плотные слои атмосферы. Гагарин не был готов к этому и потому передал на Землю: «Я горю, прощайте, товарищи!» Но, к счастью, все обошлось. В 10 часов 55 минут 12 апреля 1962 года Юрий Гагарин благополучно приземлился близ деревни Смеловка, расположенной юго-западнее города Энгельса. «Чувство огромной радости переполняло меня, – писал в воспоминаниях Юрий Алексеевич. – Я был счастлив от сознания того, что первый полет человека в космос совершен в Советском Союзе и наша отечественная наука еще дальше продвинулась вперед».
«Через пять лет можно будет по профсоюзной путевке летать в космос», – сказал Гагарину и Титову Сергей Королев вечером 11 апреля. Полет Гагарина не просто проложил дорогу в космос, он приблизил его на расстояние вытянутой руки, перевел космические полеты из области фантастики в реальность. Шутка Королева воспринималась как шутка лишь отчасти, ведь события в космической отрасли развивались стремительно. В октябре 1957 года на орбиту был запущен первый спутник, а уже в апреле 1961 года в космос полетел и вернулся обратно человек. При таком прогрессе за три с половиной года вполне можно было ожидать скорых полетов по путевкам. Ну пусть не через пять лет, а через пятнадцать. А в том, что человек в ближайшем будущем побывает на Луне и Марсе сомнений вообще не было – что тут лететь-то? Хорошее было время, мечтательно-вдохновенное.
Вот еще один штрих к портрету нашего героя. Благополучно приземлившись, пообщавшись с колхозниками и проезжавшими мимо военными, Гагарин устроил тщательный осмотр приземлившегося неподалеку спускаемого аппарата и порадовался тому, что все было в полном порядке, годным для повторного использования. Многие бы в такую минуту стали осматривать корабль, тем более что в прямые обязанности это не входило? Но гагаринский подход к любому делу состоял из ответственности и добросовестности, помноженных на стремление достичь наилучшего результата.
Первый секретарь Центрального комитета КПСС Никита Хрущев прислал Гагарину телеграмму, в которой поздравил его с завершением космического полета, а вскоре состоялся телефонный разговор Гагарина с Хрущевым, соответствовавший советскому канону общения руководителя государства с героем. После обсуждения совершенного Гагариным подвига, Хрущев расспросил его о семье и о родителях. Невозможно поверить, будто он не знал всех деталей биографии нашего героя, ведь кандидатура первого космонавта утверждалась на самом верху, но разговору положено было носить задушевный характер.