Гагарин
Шрифт:
Прошу Вас зачислить меня учеником вверенного Вам техникума, так как я желаю повышать свои знания в области литейного производства и принести как можно больше пользы своей Родине. Все требования, предъявляемые ко мне, обязуюсь выполнять честно и беспрекословно. 06.07.1951.
«Все требования, предъявляемые ко мне, обязуюсь выполнять честно и беспрекословно». Добавьте эти слова в копилку впечатлений о нашем герое, они очень показательны и служат ключом к пониманию гагаринского характера.
«Саратов нам понравился, – вспоминал Юрий Алексеевич. – Мы приехали туда в августе. Устроились в общежитии на Мичуринской улице, в доме № 21, – и сразу на Волгу. На берегах этой красивой реки родился великий Ленин. Мы долго стояли на пристани, любуясь быстротой течения, необозримыми далями. Эта картина гармонировала с нашим приподнятым настроением, ведь мы входили в новую, еще не изведанную жизнь, становились студентами. Все прибывшие в техникум волновались: как пройдут экзамены? А нам, люберецким, экзаменов сдавать не надо: у нас отличные оценки за семь классов. Единственно, что потребовалось, – сдать пробу по производственной практике. Но каждый из нас уже имел пятый разряд литейщика-формовщика, и, конечно, пробы сдали успешно. Вообще-то пробы сдавали все хорошо, ведь большинство будущих студентов прибыло в техникум с заводов. Многие были куда взрослее нас, приехали даже мастера, жаждавшие получить среднее техническое образование».
Внутри рабочих профессий существует определенная «разрядная» иерархия. Чем выше разряд, тем выше мастерство. В Советском Союзе существовало шесть разрядов, шесть квалификационных уровней, из которых шестой был наивысшим. Юрий и его товарищи, приехавшие вместе с ним в Саратов, имели пятый квалификационный разряд, то есть были хорошо подготовленными специалистами. Квалификационные разряды присваивались не автоматически («окончил училище – получай пятый разряд!»), а индивидуально, по знаниям и умениям. Литейщик пятого разряда должен был знать различные способы и правила плавки металлов, а также устройство машин, применяемых в литейном деле, и владеть умением отливки деталей сложной формы.
Юрий хотел учиться в Москве, там жили его родственники с отцовской стороны, а в Подмосковье – две сестры Анны Тимофеевны, то есть Москва не была для него совершенно чужой, но жизнь распорядилась иначе, забросив нашего героя в Саратов. В Ленинграде тоже не довелось поучиться, но зато в последний год обучения в техникуме Гагарин побывал на стажировке и на московском чугунолитейном заводе имени Войкова, и на ленинградском машиностроительном заводе «Вулкан» (оба эти завода не дожили до наших дней, но в свое время они входили в число ведущих предприятий тяжелой промышленности).
Саратовский индустриальный техникум считался одним из лучших в стране, а учебных заведений, готовивших техников-технологов литейного производства, вообще было не так уж и много, поэтому Гагарину особо выбирать не приходилось. Сыграла свою роль и договоренность администрации училища с администрацией техникума – куда лучше знать, что тебя ждут и готовы принять, чем ехать в неизвестность.
Быт учащихся в Саратове был примерно таким же, как в Люберцах. Двенадцатикоечная комната общежития, полное государственное обеспечение, стипендия, которая к последнему курсу вырастала с пятидесяти рублей до ста.
«Таких техникумов, как наш, по стране было немного, и они считались привилегированными, – вспоминал Леонид Романов, учившийся вместе с Гагариным. – Поэтому нас, кроме стипендии в пятьдесят рублей, обеспечивали бесплатной формой, общежитием и дармовым же питанием. Но кормили “элиту” рабочего класса хоть и бесплатно, но не обильно. Поэтому, как и нынешние студенты, по вечерам и выходным дням искали, где бы нам подработать. Помню: однажды отправился Юрий с друзьями на Волгу разгружать баржи с цементом. А когда вечером заявился, мы ахнули – вся спина у него была в запекшейся крови. И у других ребят, работавших с ним, тоже не лучше. Грузчицкому-то делу тоже учиться надо, а у Юры опыта не было. На улице лето, жара – он и снял рубашку, чтобы легче мешки таскать. Да вышло наоборот: их грубая ткань расцарапала кожу, ссадины разъело потом, и в итоге на Юрину спину было страшно смотреть. Позже опытные грузчики посоветовали для защиты накрывать спину мешковиной».
А вот по культурно-развлекательной части Саратов значительно опережал Люберцы – здесь можно было ходить не только в кино, но и в театр, имелись оперный и драматический. В то время театральные билеты стоили относительно недорого – место на задних рядах амфитеатра обходилось от трех до пяти рублей. Гагарин вспоминал, что в Саратове он прослушал «Русалку» Даргомыжского, «Кармен» Бизе, «Пиковую даму» Чайковского, но, пожалуй, наибольшее впечатление на него произвела опера Глинки «Иван Сусанин», основная темой которой – борьба русского народа с интервентами. Эта тема была хорошо знакома человеку, проведшему часть своего детства в оккупации, а, кроме того, «Иван Сусанин» впечатляет масштабностью постановки. И это не просто так. 21 февраля 1939 года на премьере этой оперы, ставшей советской адаптацией изначальной оперы «Жизнь за царя», побывал Иосиф Виссарионович Сталин. Бедность постановки произвела на него отрицательное впечатление, которое вылилось в замечание: «Почему на сцене так темно? Нужно больше света, больше народу!» Критика была учтена.
Из кинокартин Гагарин выделял «Повесть о настоящем человеке», снятую режиссером Александром Столпером по одноименному произведению Бориса Полевого. Главный герой «Повести» Алексей Мересьев «списан» с реального летчика Алексея Петровича Маресьева, который при попытке совершить вынужденную посадку в лесу упал с высоты тридцати метров, получил переломы обеих ног и ползком пробирался к своим на протяжении восемнадцати суток. Это уже подвиг, но главный подвиг был впереди – после ампутации обеих ног в области голени, Маресьев вернулся в строй, добился отправки на фронт и добавил к трем сбитым до ранения фашистским самолетам еще семь! «Алексей Маресьев… был посильнее полюбившихся мне героев Джека Лондона, – пишет Гагарин, – он был ближе мне по духу и устремлениям. Я частенько прикидывал про себя, как бы поступал, доведись мне попасть в такой же переплет, как Маресьеву. С детства я любил образ Овода, созданного Этель Лилиан Войнич в одноименном романе. Это был любимый герой мальчишек… Я любил Овода, но Маресьева полюбил сильнее. Он был моим современником, жил вместе с нами на одной земле, и мне хотелось встретиться с ним, пожать его мужественную руку».
Встреча Юрия Гагарина с Алексеем Маресьевым состоялась в апреле 1961 года, вскоре после полета нашего героя в космос. Есть фотография, на которой Гагарин пожимает руку своему кумиру. К ней так и просится подпись «Преемственность поколений».
Поражает читательский кругозор юного Гагарина. Наряду с обязательными произведениями, входившими в школьную программу, вроде «Войны и мира», он читал произведения Виктора Гюго, Чарльза Диккенса, Жюля Верна, Артура Конан Дойля, Герберта Уэллса, Генри Лонгфелло… И если интерес семнадцатилетнего парня к творчеству Верна или Конан Дойля выглядит в порядке вещей, то Гюго, Диккенс или Лонгфелло – это весьма серьезные авторы, особенно Лонгфелло с его эпической, философской «Песнью о Гайавате». В то же время неудивительно, что в своих воспоминаниях Юрий Гагарин упоминает о «Песни», ведь сильный, храбрый, мудрый и справедливый Гайавата является подлинно народным героем, заботящимся о счастье людей.
Помимо учебы, Юрий активно занимался общественной работой – был членом бюро комсомольской организации литейного отделения и секретарем местного спортивного общества «Трудовые резервы». Здесь нужно сделать пояснения, чтобы было понятно, чем именно занимался наш герой. Всесоюзное добровольное спортивное общество «Трудовые резервы» было создано в 1943 году для приобщения к занятиям спортом учащихся школ и средних образовательных учреждений. У студентов вузов существовало свое спортивное общество под названием «Буревестник». В качестве секретаря отделения «Трудовых резервов», Гагарин занимался организацией спортивных мероприятий, а как член бюро организовывал мероприятия по комсомольской линии. Работы хватало. Кроме того, Юрий был председателем физического кружка, который вел Николай Иванович Москвин, педагог строгий и требовательный, не делавший никому поблажек. Примечательно, что второй по счету доклад, который наш герой сделал в кружке, был на тему «Циолковский и его учение о ракетных двигателях и межпланетных путешествиях». «Свой доклад я закончил словами Константина Эдуардовича: “Человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство”, – вспоминал Гагарин. – Прочел и почувствовал, как сердце мое дрогнуло и забилось сильнее. Все члены нашего кружка были поражены силой и глубиной мысли ученого. На эту фразу, похожую на формулу, обращал мое внимание еще Лев Михайлович Беспалов в гжатской средней школе. Но тогда я не понимал ее значения так, как понял теперь. И может быть, именно с этого дня у меня появилась новая болезнь, которой нет названия в медицине, – неудержимая тяга в космос. Чувство это было неясное, неосознанное, но оно уже жило во мне, тревожило, не давало покоя».