Галактическая полиция (Кора Орват 1)
Шрифт:
– Смотря где встретимся, - равнодушно ответил Покревский.
– Или ты меня к стенке, или я тебя.
Никто не говорил о смерти, болезни, вирусе - словно это была выдумка Коры. Кора села на скамейке - чуть не закричала - так онемела нога - и сказала:
– Если увидите людей, предупреждайте, чтобы не подходили!
– Ладно уж, - сердито ответила Нинеля.
– Опять ты тут каркаешь!
Конечно, они не хотят об этом думать!
– Сколько времени?
– спросила Кора, словно на руке ее не было часов.
– Седьмой час, - сказал профессор. Его тоже не позвали.
Инженер
– Вы-то знаете, что ничего страшного не будет, - сказала Кора.
– Именно я и опасаюсь больше всего, что нас раздумали посылать туда. На Землю.
– Что вы говорите?
– удивился профессор.
– Что вас заставляет так думать? Солдат потянул инженера за рукав.
– Сейчас, - сказал тот миролюбиво, - только два слова скажу... Раз они поняли, что мы догадались о вирусе и их плане, то им нет смысла отправлять нас туда. Зачем? Чтобы мы предупредили всех об опасности и провалили план? Так что теперь все зависит от того, куда нас поведут. Если отправят подальше от виллы "Радуга", значит, решили пустить в расход. И это логично. Им хватит и тех, кого они уже послали. Те же - невинные агнцы. Они сейчас обнимаются с соотечественниками.
– Их всего двое, - сказала Кора, будто это что-то меняло.
– Хватит, - сказал солдат, - пошли. Машина ждет.
– Так что на их месте я бы нас ликвидировал или дал возможность мирно помереть от чумы... закончил инженер.
И быстро пошел к выходу, не оборачиваясь, словно уже был не знаком с Корой и профессором. Но Кора не оценила генерала Лея. Не успела закрыться дверь за инженером, как вошли еще две медсестры.
– Пошли, - сказала первая и показала пальцем на Кору.
Этого надо было ждать, но расставание с профессором, такое окончательное, испугало Кору.
– Не надо, - взмолилась она.
– Пожалуйста, можно мы останемся вдвоем?
– Нельзя, - сказала медсестра.
– Скорее. Она потащила Кору за руку. Девушка стала отбиваться - это было нелепо, потому что той на помощь пришла вторая медсестра. Они подхватили Кору вдвоем и вытащили в коридор.
– До свидания, Кора, - сказал Калнин вслед.
– Я надеюсь. Всегда остается надежда.
К своему крайнему удивлению, через три минуты Кора оказалась в собственной камере. Дверь захлопнулась. Все что угодно - но этого она не ожидала. Она уселась на койку. Господи, почему в такой момент можно хотеть есть?
Ведь завтра этому организму не понадобится никакая пища. Как он не понимает? Кора искренне злилась на свой желудок. Потом легла. Время текло медленно и состояло из звуков - они доносились сквозь окошко под потолком, забранное решеткой и находившееся вровень с землей.
Далеко-далеко раздался гудок - наверное, парохода. Какая-то птичка присела на ветку куста возле решетки и спела Коре небольшую песенку. Раздались голоса - в отдалении ссорились солдаты из-за того, что один из них не хотел идти за одеялами... Но никто не подходил к окну, чтобы разъяснить будущую судьбу Коры.
Наверное, думала Кора, я должна сейчас прокручивать в памяти свое детство, вспомнить сладкие картины Детского острова... Потом пришло страшное понимание: в ней живет и размножается вирус - болезнь... вот сейчас внутри ее рушатся бастионы, прорываются плотины - злобная посторонняя сила врывается в домики и храмы, уничтожая мирных обитателей... что за бред у меня в голове? А что должно быть, если мне всего двадцать лет и я еще не начинала жить на свете, а меня хотят убить! Кому-то нужна власть, кто-то боится остаться без добычи - я у кого-то стою на пути. Почему же мы, кролики, всегда стоим на пути у волков? Надо бы взбунтоваться... показать свои длинные передние зубы... Кора снова задремала и проснулась ночью от головной боли. И головная боль была такой особенной, тягостной и чужой, что она с обреченной ясностью поняла: началась болезнь.
Она постаралась подняться - так хотелось пить. Но слабые ноги держали ее с трудом. Она пошла к двери, оперлась о нее, чтобы перевести дух, и потом стала стучать в дверь. Но ее удары глохли - дверь была обита поролоном и обтянута пластиком...
– Пить!
– закричала Кора. Но ей только показалось, что она кричит. Почему болезнь началась так рано?.. Кора побрела к окну - окно открыто. Кто-то услышит и придет. Кто-то остался на свободе. Он придет...
И пока Кора брела по стенке к окошку, она поняла, что профессор был прав: ее оставили умирать, как оставили умирать Мишу Гофмана. Она оказалась ненужным для опытов кроликом. Что за опыт, если кролик догадался, что его заразили? Пускай лучше подыхает в одиночестве.
– Помогите!
– закричала Кора в открытое окно. Там было тихо. Лагерь спал...
Кора ощупью возвратилась на койку. Она еще не сдалась, но была близка к этому. Надо дождаться... дождаться... И она снова забылась.
В следующий раз она пришла в себя от резкого света, ударившего в лицо. Свет убежал - это был луч фонарика.
– Проверьте ее, доктор, - послышался глухой голос
полковника.
– И проверять не надо, - ответил незнакомый
голос.
– Вторая стадия.
– Тогда несите ее.
Кору стащили с постели - она понимала, что руки людей, кладущих ее на носилки, затянуты в резиновые перчатки, - они ее боялись! Она была страшно заразной.
– Пожалуйста, - прошептала она, - дайте мне пить... вы понимаете пить.
– Скоро напьешься, - ответил полковник Рай-райи.
– Приедешь домой к мамочке и первым делом попросишь напиться... А ну, несите ее!
Кора почувствовала, как носилки поднялись и стали покачиваться. Ее несли вверх... потом щекам стало прохладно от ночного воздуха... ее несут... куда несут? Почему так темно?
– Посторонитесь!
– кричал кто-то спереди.
– Подальше, подальше, особо опасный груз! Кому говорят - в сторону!
Здание административного блока было освещено очень ярко, и этот свет Коре был неприятен - отвратительный белый свет!
– Выключите, - попросила она, но никто не услышал. И воды не давали? А что они обещали? Они обещали, что мамочка напоит ее. А где мамочка?
Коре было дурно, и она мечтала о забытье, чтобы ничего не слышать и не чувствовать... Но как назло забытье не наступало, и она все слышала и видела.
Она даже разглядела тех, кто нес ее, - они были в длинных, до полу, блестящих балахонах, в масках и шлемах - ни одного сантиметра открытого тела.