Галера чёрного мага
Шрифт:
Джиннарин долго думала, перед тем как ответить.
— Мы делаем это потому же, что и волк в своей стае. Он беспокоится о ее благополучии, а мы заботимся о членах нашего общества. Разрешить преступнику разгуливать на воле означает дать ему возможность творить зло. Поэтому преступнику и нельзя позволять оставаться на свободе, иначе он причинит вред как всему обществу, так и отдельным его членам.
— Хорошо сказано, пикса. Но позволь спросить тебя в таком случае, что ты скажешь о насилии над детьми? Если власть есть зло, тогда и власть над детьми тоже зло?
— Ну, Эльмар. Дети — это особый случай. Они
Эльмар кивнул, соглашаясь:
— Скажи мне теперь, Джиннарин, какова природа зла? Джиннарин принялась ходить взад и вперед по каюте.
— Я думаю, Эльмар, то, что лежит в сердцевине зла, и определяет его природу. Каждый из нас должен быть свободен распоряжаться своей собственной судьбой. Только при особых обстоятельствах нам следует предоставлять ограниченный контроль над нашими судьбами кому—то другому, таких обстоятельствах, как, скажем, защита от общего врага, когда один должен вести, а другие следовать. В отсутствие этих обстоятельств никому не должно быть позволено вмешиваться в чужую жизнь. Зло — это когда кто—то для собственного удовольствия пытается выдернуть нашу судьбу из наших собственных рук, лишить нас свободы выбора, овладеть нашей физической, эмоциональной, духовной и интеллектуальной жизнью. И это, Эльмар, и есть природа зла.
Старец улыбнулся и покачал головой:
— Ты могла бы стать хорошей ученицей. Джиннарин смутилась и покраснела:
— Я так понимаю, что верно определила сущность зла.
Улыбка исчезла с лица Эльмара, и он повысил голос:
— Не будь нахальной, пикса. Это начало. И все. Просто начало.
Джиннарин вытянулась во весь свой небольшой рост.
— Что же я упустила? — потребовала она.
— Многое, детка, многое.
— Что же?..
— Ну, например, ты говорила о том, что возможно отказаться от своей свободы при неких особых обстоятельствах, предоставляя власть какому—то лидеру. Здесь ты ступила на очень скользкую почву, потому что особые обстоятельства для одного совершенно не являются таковыми для другого. Всегда следует спрашивать: «Кто назвал эти обстоятельства особыми?» и «Действительно ли эти обстоятельства настолько ужасны, что мне следует подчинить мою свободную волю диктату другого. И если это так, то тогда — кому?»
Это всего лишь одна проблема, имеются другие.
Хотя ты упоминаешь ложь, обман, воровство, ты вовсе не говоришь о страсти, алчности, корыстолюбии, обжорстве, наркомании и тому подобном. Являются ли и они злом? Что ты скажешь о расточительстве, нерадивости — всегда ли они зло или в некоторых случаях извинительны? Как быть с ненавистью, страхом, завистью, ленью и ревностью? Бывает ли зло здесь, а добро там? А споры между Адоном и Гифоном, — была ли одна сторона абсолютным добром, а другая абсолютным злом?
И последнее, детка.
— Но, Эльмар, — запротестовала Джиннарин, — ты просишь меня определить практически все проблемы этики, религии, философии — всего!
Старец кивнул:
— Вот именно, Джиннарин. Понимаешь, любое определение должно быть проверено на всех относящихся к делу случаях и изменено при обнаружении недостатков. — Эльмар печально улыбнулся. — Возможно, Джиннарин, ты в конечном итоге вернешься к своему первоначальному определению зла, которое заключается в том, что зло — это плохо.
Они вошли в гавань Арбалина поздней ночью, через почти два месяца после отплытия с Райвена. Эльмар попрощался с командой и капитаном Дэлби и, с вещевым мешком на плечах, волоча за собой Рукса, сошел по трапу на берег.
— О боги! Ты слышал?
— Что?
— Он разговаривал со своим рюкзаком.
— И что же он сказал ему?
— Что рад избавиться от обязанности ухаживать за лисом.
Эльмар арендовал отдельно стоящий домик на краю города, у самого леса. Мудрец везде, где мог, намекал, что Рукс — это его добрый друг… и внезапно и почти мгновенно охота на лис стала утраченным искусством на всей территории островного государства Арбалин.
Старец очень скоро стал заметной фигурой на гаванских доках, ибо ежедневно приходил в город в надежде что—нибудь услышать об Араване и его быстром «Эройене».
Но ни одна душа не знала ни когда появится судно, ни порта его нахождения. Эльмар смог лишь выяснить, что иногда корабль отсутствовал по нескольку лет и последний раз его видели в Арбалине два года назад. Тогда он простоял у причала всего неделю. Когда же он вновь бросит якорь в арбалинской гавани, можно только догадываться.
Эльмар ждал и волновался. Джиннарин продолжали преследовать кошмары — высокий хрустальный замок над бирюзовым морем, поражаемый молниями черный корабль и какой—то надвигающийся кошмар.
Тянулись дни, старец разгуливал по ночам возле своего домика и пристально всматривался в далекую гавань или поднимал взгляд на сияющие в вышине звезды и громко бормотал:
— Где же ты, корабль эльфа?
Глава 7
Переход
ЛЕТО, 1Е9574
Араван повертел головой, пытаясь понять, откуда доносятся приглушенные густым туманом всплески. Этим утром не было ни малейшего ветерка, паруса «Эройена» обвисли, корабль медленно дрейфовал к востоку. Где—то поблизости находились Клыки Дракона — выступающие из моря крутые утесы, и, чтобы уберечь беспомощный «Эройен» от столкновения со скрытыми в тумане скалами, им предстояло вскоре бросить якорь… но сделать этого не удалось, ибо неожиданно возникла опасность совсем другого рода.
Араван осторожным жестом подозвал Бокара, и вооруженный топором гном шагнул в сторону капитана. Бокар, имея рост четыре фута и шесть дюймов, был значительно ниже эльфа, но в полтора раза шире в плечах. Не говоря ни слова, Араван указал на корму по правому борту. Бокар кивнул и зашагал к морякам и воинам и молча указал им в том же направлении. Вооруженные до зубов, они ждали — гномы, одетые в кожаные нагрудники и темные стальные шлемы, прикрывающие лицо, и люди, без брони, но с абордажными саблями в руках.