Галерные рабы
Шрифт:
Несколько дней он пролежал в лихорадке. Знахари умерили его муки травяными настоями.
Когда Человек по имени Слон — уже не Слоненок — выздоровел, его впервые допустили на священный танец, доступный лишь тем мужам, кто имел подобные знаки.
На церемониальной площадке воины собрались в полдень, развели под большим деревом костер и затанцевали под удары тамтамов и звучание голосов, всегда оставаясь лицом к солнцу. Одобряемые соплеменниками, они не останавливались десять часов кряду, пока у них не начали разрываться икры. Их стали одолевать видения священных леопардов и ужасные
Так Человек по имени Слон сделался настоящим йагом. Он освоил их боевое искусство, привык убивать без раздумий. Однако кое-какие обычаи перенимать отказался: не ел поверженных врагов, несмотря на уговоры и заверения, что только это поможет ему стать сильным воином и заслужить благорасположение духов.
Самым лучшим бойцом и охотником он стал и без человеческого мяса.
Пытался он нарушить и второй закон: не позволил уничтожить своего первенца, рожденного от молодой уветки. Он взял в жены именно ее, так как в их венах текла кровь общего отца Нджвалуи. Человек по имени Слон тайно стремился блюсти заветы родного племени: король обязан иметь наследника только от сестры.
Вождь йагов пытался его переубедить, потом внезапно уступил. Младенца не тронули.
Через два дня Человек по имени Слон ушел на охоту. В отсутствие отца ребенка бросили крокодилам.
И Человек по имени Слон покинул йагов, взяв с собой жену-уветку. Он не желал оставаться в племени, которое отказывало мужчинам в их главном предназначении — продолжать род. Нельзя просто так, не выращивая потомства, бросать семя в женское лоно, это страшнейший грех, за него накажут духи. Он ушел открыто, предупредив йагов, что небо готовит им скорое мфекане в отместку за их черные дела.
Йаги не тронули дерзкого, ибо ведали его правоту. Их целью было спастись от мфекане, и пророчество Человека по имени Слон вселило смятение в их умы. Они не решились убить провидца и усугубить гнев духов, грозивший обрушиться на племя.
Почти год пробирался изгой с запада, края смерти, на восток, страну жизни. Жена его перешла в мир иной от укуса мамбы, сам же он целым и невредимым вышел к краалям зулусов…
А может, не вышел? Может, все происшедшее в селении Нделы было только сном, навеянным духами?! Разве четыре года назад он не сидел вот так же ночью у костра, не прислушивался к разговорам предков?
Его охватило странное томление, ему показалось: все, что происходит сейчас с ним, уже происходило. В глазах потемнело, окружающий мир сузился до точки размером с муравья. Потом тьма отхлынула из сознания, как вода из опрокинутого кувшина. Взгляд упал на острие огромного копья, изобретенного им самим. Мбенгу убедился: это не сон, он действительно водил в битву зулусское импи.
И понял Могучий Слон, что духи послали ему предупреждение: вскоре произойдет нечто очень важное.
Мбенгу ожидал, что это случится на следующее утро. Но «скоро» для мертвых совсем другое, чем для живых. Не через день — через поллуны показались развалины каменного крааля высотой с баобаб.
Он достиг и собственными глазами обозрел невиданное! От
Мбенгу дошел до безбрежного озера и выпил, не поморщившись, целую горсть воды, горькой и соленой, как вкус смерти.
Он нашел старого знакомца-торговца, хотя и не знал языка, на котором изъяснялись местные жители: просто называл его имя каждому встречному и направлялся в сторону, куда ему указывали.
Мбенгу был рад поговорить с купцом на языке нгуни, обменяться новостями. Торговец повеселел, узнав, что Мбенгу теперь сам себе хозяин, очистился от магических уз, которыми его связал обряд усыновления, и не имеет ничего общего с племенем зулу. Он с готовностью обещал гостю показать внутренности большой лодки и оружие меднолицых пришельцев.
— Никто так мало не знает, как тот, кто ни о чем не спрашивает и ничем не интересуется, — одобрительно кивал головой купец в ответ на вопросы Могучего Слона.
Любезность хозяина простиралась так далеко, что он угостил Мбенгу «горячей водой» — волшебным пивом белых человекообезьян.
— Чем больше ты его выпьешь, тем скорее очутишься на лодке арабов — так называют себя меднолицые, — смеялся торговец, подливая резко пахнущую жидкость в глиняную чашу, которую Мбенгу держал в руке.
— А белые существа, их я увижу?
— Сейчас их здесь нет, но я попрошу вождя меднолицых, и он отвезет тебя на пастбища белых людей. Учти, туда долго плыть!
— Ничего, я потерплю! Я сильно хочу туда попасть!
— Это всецело совпадает и с моими желаниями! — хохотал хозяин, снова наполняя чашу. — Ты обязательно попадешь в далекие земли за великим озером, если, конечно, не умрешь в дороге. Правда, не думаю, что тебе там понравится… Но ты должен выпить еще, а то магическое снадобье плохо сработает…
Могучий Слон вливал в себя обжигающую влагу кувшин за кувшином. Она валила с ног, странно веселила, как настойка из дурманящих трав, какими Тетиве приводила себя в транс, как пиво, какое варили зулу, только «горячая вода» действовала куда быстрее. Однако Мбенгу был крепок, и на лице купца нетерпение уже сменялось беспокойством: сколько еще надо влить в этого гиганта, чтобы он запьянел?
Мбенгу хотелось обнять хозяина, отблагодарить за доброту. Затем ему вдруг возжелалось сразиться, он попытался выйти из хижины, дабы найти соперника под стать. Купец сунул ему еще кувшин и строгим тоном приказал выпить его содержимое разом.
Мбенгу послушался — и магическое снадобье одолело его тело, выпустило душу наружу.
Дикое поле, сентябрь 1604 года
Отблески костра высвечивали лик мурзы, придавая ему сатанинский облик. Знатный ногаец шипел и плевался пуще дикого кота, коему ущемили хвост. На Сафонку он воззрился с удивлением непомерным, будто перед ним возник Хизыр-Гали-Ассалям, по арабски — волшебник Хызр, единственный из мусульманских святых, которому всемилостивейший Аллах позволяет появляться перед людьми.