Галерные рабы
Шрифт:
Вербовщик понимающе кивнул. Приятно встретить разумного невольника, который, даже в дерьме сидя, старается не упустить свою выгоду. Из таких неплохие наемники получаются. Их йени-чери в свои ряды охотно принимают: блоха блоху не съест.
— Это хорошо, что ты стремишься возвыситься из низкого положения, в каком находишься. Человек без стремления — глина, учит мудрость предков. И еще говорят: идешь в чужой дом, сначала найди выход. Посему я тебе расскажу о том, что тебя ждет, если ты вступишь в «новое войско». Но — коротко, чтобы не задерживать твоего славного хозяина.
Знай, о любознательный невольник: йени-чери набирают в основном из девширме, «дани кровью» — детей мужского пола, коих берут у христиан, подвластных империи, или полонят при взятии новых стран. Их называют свободными — чилик. Однако мальчиков нужно долго воспитывать, потому нанимают и взрослых пленных-добровольцев. Таким дают наименование пенджик — несвободные.
— Это что ж, выходит, я опять в рабах останусь?
— Мне нравится твое беспокойство о будущем. Сказано: кто не думает об исходе дел, тому судьба не друг. Но утешься. Различие лишь в том, что чилик имеют право на наследование имущества, а пенджик — нет, во всем остальном они равны. Попасть в «новое войско» — большая честь. Йени-чери, а их при дворе около четырех тысяч, охраняют священную особу султана и в Серале — султанском дворце, и в шепире — полевом шатре, закрывают его своими телами в бою.
— А сколько им дают на корма?
— Простой воин получает один золотой на десять дней. Кроме того, каждому в год выделяют один золотой на лук, хазуку — верхнюю одежду, восемь локтей полотна на рубашки и три локтя — на большие штаны.
— И так всю жизнь?
— Если отличишься в бою, тебя назначают юз-баши, а то и торбаджи. Значит, станешь предводителем десятка или сотни, будешь получать золотой на два дня. А можешь дослужиться и до помощника янычар-аги, который командует большим отрядом йени-чери. Ему выдают золотой в день!
— А коли я стану этим… янычар-агой?
— Как обширны твои аппетиты, человек из северной страны! Трижды три раза прав мудрейший из мудрых Али Сафи, изрекший: «Обжора тот, кто один кусок жует, второй в руке держит, в третий взглядом впивается». Однако, по здравому рассуждению, ты не столь уж неправ. Многие бывшие рабы добились высоких званий алай-бея, полковника, или янычар-аги, жалованья десять золотых в день и права ездить на коне!
— Разве янычары совсем не имеют конницы?
— Нет, лишь их аги и помощники ездят на лошадях, остальные — пехота: стрельцы из мушкетов, луков, самострелов, пушкари.
— А как жить-то придется?
— Поначалу поучишься воинскому ремеслу в школе Аджами Огхлан. Если умеешь хорошо сражаться, тебя в ней долго не продержат, быстро определят в орту. Там будешь есть из общего священного котла, ночевать в казармах. Коли повезет в походах, быстро защеголяешь в добротных одеждах, цветных шелковых поясах, сможешь похвастать дорогим оружием, красивым долбандом — это такой высокий головной убор с пучками перьев наверху. Житье привольное, не пожалеешь! Правда, жениться нельзя, семьи и дома заводить — тоже! И еще учти: упражняться в боевом искусстве придется чуть ли не каждый день!
— Такое мне любо! Согласный я!
— Что ж, теперь слово за твоим хозяином. Сколько хочешь за раба, эфенди? [131]
— Триста золотых, досточтимый Нури-бей!
Сафонка аж рот разинул от непомерной цены, однако вербовщик лишь радостно улыбнулся, предчувствуя любимое развлечение — долгий, хороший, упорный торг.
— Побойся Аллаха, доблестный Будзюкей-мурза! С одной христианской головы в султанате берут джизье, подушный налог, всего в сорок серебряных аспров — то есть один золотой!
131
Эфенди (тур.) —господин.
— Только с тех, кто сам не зарабатывает…
— Даже тех, кто работает, облагают лишь вдвое большим налогом! Мальчик, пригодный для йени-чери, стоит всего-навсего пять золотых. А я предлагаю тебе… в шесть раз больше!
— Покуда мальчика будут обучать десять лет, он съест на полтыщи золотых да на столько же сносит одежды. Он может легко заболеть и умереть в новом месте, и тогда все расходы на него пропадут. Да и выйдет ли из него прок в конце концов, только святой Хызр заранее определить способен. А я продаю тебе испытанного бойца. Знаешь, скольких нукеров он мне стоил? Пятерых! И ушел бы от нас, когда бы я сам его не полонил! Тигр лютый, а не урус! А я сумел его поймать и приручить!
«Вот брешет — не подавится, цену набивая», — поморщился Сафонка.
— Так что, сам понимаешь, — заключил Будзюкей, — дешевле, чем за двести пятьдесят золотых, такого силача уступить просто глупо.
— Какой он воин — слишком молод еще, опыта набраться не успел! Его не то что испытанный йени-чери, а любой слабосильный азеп-пехотинец одной левой побьет. Ну-ну, не гневайся, благородный мурза, — торопливо добавил купец, видя, как побагровело лицо Будзюкея, — я не думал обвинять тебя во лжи, просто турецкие бойцы самые сильные в мире…
— Настолько сильные, что слабейший из них одной левой рукой свалит багатура, с которым не справились пять моих отборных торгутов? Ты смеешься надо мной. Нури-бей!
— Вовсе нет, славный мурза! И чтобы доказать тебе свое уважение и подтвердить полное доверие к твоему рассказу, я куплю невольника — заметь, себе в убыток! — за целых сорок золотых…
— Э нет, купец! Ты усомнился в моих словах, теперь я должен доказать свою правдивость. Сразись с урусом тупым оружием. Если победишь, я сам заплачу тебе шестьдесят золотых, а его продам в каменоломни!
— Аллах акбар! Ты, видно, хочешь, чтобы я очутился в маристане? [132] И не от руки этого юноши — ты знаешь, мне приходилось сражаться, хоть я и не воин, а купец, некогда мечтавший стать ученым и поэтом, — а от непосильной для моих лет перегрузки. Но предложением твоим я воспользуюсь. Пусть бьется с моим телохранителем. Он обучался у наставников Аджами Огхлан и был у них на неплохом счету. Темир! — возвысил голос торговец.
Из стоявшей неподалеку кучки слуг Нури-бея отделился крепыш с иссеченным шрамами лицом. Одет он был по-монгольски: чекмень из верблюжьей шерсти, перетянутый поясом, нагрудник из шкуры жеребенка, мягкие сапоги, на голове заимствованная у кипчаков шапка-боряк, отороченная лисьим мехом.
132
Маристан (араб.) — мусульманская больница.