Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
Их беседу прервал Ширмо-Щербинский, которому срочно понадобилась какая-то ведомость о хозяйственных расходах отделения, хранящаяся в сейфе Чухно, который в это время находился в отъезде. Документ, очевидно, и в самом деле был крайне необходим, так как он положительно воспринял предложение Новосада открыть сейф отмычками, оформив все соответствующим актом.
Новосад блистательно справился с задачей, после чего с гордым видом обратился к Белинскому:
– Павел Андреевич, а разве это не искусство? Разве вы сейчас не стали свидетелем исполнения истинного произведения искусства? – Он многозначительно поднял отмычки. – Чтобы открыть замок, мне, как и музыканту, сейчас потребовалась пластичность пальцев, концентрация слуха, осязания и, согласитесь,
К тому же необходимо острое зрение, чтобы следить при работе за координацией рук. Правда, это необходимо только мне, еще новичку. Войцеховский «видел» внутренность замка пальцами и ушами.
Белинский с улыбкой наблюдал за прапорщиком.
– Как скрипачу важно правильно держать смычок, – с увлечением продолжал прапорщик, – мне нужно правильно держать отмычку. А это не менее сложно, ведь давление на нее следует осуществлять исключительно пальцами и запястьем, но ни в коем случае локтем или плечом. А звук!.. – театрально воскликнул он. – Этот желанный хлопок, который издают поддающиеся штифты! Хотите, я воспроизведу его на другом инструменте? – уже собрался он направиться к массивному австрийскому несгораемому шкафу Корецкого.
– Нет, не стоит, – остановил его Белинский, – я уже оценил твое богатое воображение и фантазию. Прими мои аплодисменты за исполнительское мастерство.
Твой оригинальный путь к совершенству и в самом деле впечатляет.
Белинский взглянул на часы и стал убирать со стола документы: он собирался сегодня поехать к Анне. Его мучила неизвестность – ее телефон молчал, и он не знал, успела ли она получить его письмо, написанное еще в госпитале, которое взялась бросить в почтовый ящик на Кохановского одна из госпитальных сестер.
Когда он добрался до особняка Червинских, уже смеркалось. Свет горел только в нижнем окне. Он долго звонил, пока наконец не вышла пожилая русинка – служанка, оставленная хозяевами присматривать за домом.
Вся семья, по ее словам, уже две недели как выехала. Капитан спросил ее про свое письмо. Она как-то странно посмотрела на Белинского и, опустив глаза, ответила, что его письмо отправила вслед за ними по адресу гостиницы в Бухаресте, где они остановились, ожидая визы в Австрию.
Капитан возвращался в мрачном настроении – придется ли еще когда-нибудь свидеться? Смущало еще то обстоятельство, что его письмо будут читать цензурные чиновники, которых наверняка шокируют откровения российского офицера.
– Капитан, – окликнул его знакомый голос, когда он шел по Карла Людвига. У дверей готеля «Бристоль» [144] стоял улыбающийся Грудский. – Я ожидал увидеть вас уже в орденах, а вы, я вижу, особенно и не спешите приступать к службе? – оглядел он с ног до головы одетого в цивильную одежду капитана.
Белинский ответил улыбкой и пожатием руки.
– Помнится, мы договаривались встретиться во Львове и отобедать в «Жорже»? – не выпускал его руки Грудский.
144
Отель «Бристоль», № 19–21, – до 1939 года, потом отель «Першотравневий», теперь там магазины.
– Я, право, не знаю… – попытался уклониться капитан от неожиданного предложения человека, состоящего под наблюдением охранки.
Но Грудский был непреклонен:
– Да бросьте, капитан, в наше время такие встречи не могут быть случайными – это судьба, что и следует непременно отметить. Позвольте пригласить вас в мою гостиницу, тут в ресторане тоже неплохо кормят.
Белинский сдался: в конце концов, час-другой ничего не решает, а пара рюмок коньяка только развеет невеселые мысли.
Они зашли в ресторан, выбрали столик у окна, сделали заказ.
– Вы по-прежнему занимаетесь своими исследованиями среди гражданского населения? – спросил капитан.
– Да, хотя официально
– И насколько ваши поездки результативны?
– Весьма, – самодовольно кивнул Грудский. – В столице можно заметить явные изменения. Кое-кто из министров решился наконец открыто признать, что преследования евреев в Галиции имеют место. Правда, в целом правительство еще бессильно что-либо предпринять – вы же знаете, в Ставке главнокомандующего не любят, когда гражданские вмешиваются в их дела. А как вы, капитан? Расскажите, ведь вы, кажется, направлялись в штаб армии Брусилова? Или вас перехватили гражданские ведомства губернатора Бобринского? Кстати, вы не слышали, ходят слухи, что он сдает дела Федору Трепову? Попробуйте этот замечательный хлеб – его пекут в Куликове, и так пекут, как нигде…
Они продолжали беседовать, не обращая внимания на человека с характерной внешностью филера, который прохаживался по мостовой мимо окна, бросая на них изучающие взгляды.
Глава 40
Обыск на Юра
Санкция на повторный обыск в палатах Шептицкого поступила незамедлительно. Рано утром одиннадцатого февраля 1915 года в арку резиденции греко-католических епископов с фигурами святых римской и греческой церквей въехали автомобили с жандармами. Вся униатская юридика [145] была оцеплена полицейскими. Викарию было приказано снять замки в подвальных помещениях, куда тотчас препроводили Геца. Он указал место, и саперы принялись за работу. Вскоре в проеме взломанной стены показалось помещение размером пять на полтора метра, до потолка заваленное деревянными сундуками, корзинами и чемоданами с церковной утварью: подсвечниками, столовым и церковным серебром с гербами митрополии, наперсными крестами, панагиями… Под всем этим, уже в земле, оказались еще восемь металлических ящиков, заполненных документами. Все обнаруженное было поднято в библиотеку митрополита, и жандармские офицеры занялись поисками «политико-пропагандистской переписки» хозяина дворца.
145
Юридика – административно независимые части городов и пригородов, которые принадлежали феодалам, церкви или монастырям.
Даже беглый осмотр документов показал, что цель обыска достигнута. Материалы носили явно политический характер: секретная переписка графа с эрцгерцогом Францем-Фердинандом, деятелями националистического «Союза освобождения Украины» в Вене, командующим легионом сечевых стрельцов. Здесь же было послание императору Францу-Иосифу, в котором Шептицкий представлял свой план переустройства «русской Украины» в духе казацких традиций под протекторатом Вены:
«Как только победоносная австрийская армия вступит на территорию русской Украйны, нам предстоит решить тройную задачу: военной, правовой и церковной организации края… эти области возможно полнее отторгнуть от России и придать им характер области национальной, от России независимой, чуждой державе царей…»
Участвующие в обыске Белинский и Новосад просматривали документы церковно-исторического характера. Но в старопечатных книгах и рукописях, папских буллах, хартиях и грамотах польских королей и австрийских императоров, восходящих к XVI веку, не было и намека на историю с «дьявольской лягушкой».
Оставив Новосада за чтением родовых бумаг графа, Белинский решил поближе ознакомиться с епископской резиденцией и монастырским садом. Он прошелся по митрополичьим палатам, представлявшим собой настоящий музей восточного церковного искусства, и через ажурную браму с каменными вазами вышел в сад. Перед ним открылся огромный парк с тремя террасами, крещатой планировкой опоясывающий дворец. Казалось, что все здесь: камни, ограда, старые деревья, земля и даже воздух были пропитанны духом пережитых веков.