Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра

Богданович Александр Г.

Приобщив революционную тематику в область своих оперативных изысканий, Новосад столкнулся с неожиданным.

Все началось с сообщения агента, который доносил, что во время празднования одной из побед на фронте заведующий отделением Полтавского госпиталя врач Ковалев, при провозглашении здравицы за государя императора (что надлежало бы сделать ему, как старшему из присутствующих), вышел из столовой и вернулся лишь тогда, когда крики «ура» смолкли. У присутствующих сложилось впечатление, что поступок врача носил характер умышленного нежелания разделить провозглашенные тосты.

С учетом уже имевшихся сведений о связях врача с мазепинцами и лицами революционных убеждений,

его откомандирование как неблагонадежного элемента было вопросом времени.

Однако для прапорщика, как уже профессионального контрразведчика, важнее была вербовка объекта, а не его наказание. Он решил включить врача в свой агентурный список, на что и получил благословение Ширмо-Щербинского. Оказавшись перед выбором возвратиться на родину под надзор полиции или стать тайным сотрудником контрразведки, Ковалев выбрал последнее. Как и все агенты во Львове, новоиспеченный источник, в числе прочего, был ориентирован на поиск орудующей во Львове «банды военных». После очередного случая нападения бандитов в форме армейских казаков Ковалев сообщил, что накануне в госпиталь поступили и вскоре скончались от ран два унтер-офицера казачьих войск. Их имущество – черные бурки, черкески и кинжалы – исчезло. Получив важный сигнал, Новосад плотно занялся заведующим хозяйственной частью госпиталя и был чрезвычайно озадачен, когда среди связей заведующего неожиданно обнаружил поручика Чухно.

Анализируя свое открытие, прапорщик сразу вспомнил массивный золотой перстень в виде черепа в сейфе Чухно, когда по указанию начальника вскрывал сейф в отсутствие поручика. Перстень был удивительно похож на тот, что он видел на пальце покойного Савроня. Но тогда он отбросил свои подозрения, сочтя их абсурдными.

Сейчас же он решил поделиться своими домыслами с рассудительным Корецким. Тот воспринял все крайне серьезно и посчитал благоразумным до полной ясности ничего не предпринимать и начальству не докладывать.

Глава 53

В Перемышле

Юго-западный ветер подхватил лениво оторвавшийся от земли шар и понес в сторону города. Через некоторое время парение в безмолвной тишине нарушили дождевые капли, громко застучавшие по оболочке шара. Намокнув и остыв, шар начал резко спускаться. Белинский напряженно смотрел вниз сквозь рваные облака, страшась увидеть стремительно приближающиеся крепостные форты. Мелькнула мысль избавиться от «балласта», но дождь утих так же внезапно, как и начался, и полет продолжался. Наконец внизу показалась широкая полоса леса. Капитан открыл клапан; опускаясь, шар врезался в крону большого дерева. Стропы запутались в ветках, и корзина, не достигнув земли, повисла в воздухе. Это совсем не походило на картину катастрофы с трагическим исходом для пассажиров. Но Белинский посчитал делом бесперспективным распутывать стропы и, не тратя драгоценного времени, отправился в путь.

Уже светало, когда он, минуя неухоженный лес и мокрые перелески, вышел к дороге, ведущей к внутренним крепостным укреплениям. Отмыв в придорожной канаве хромовые сапоги, капитан вышел на шоссе. В сторону города двигалась повозка, доверху груженная деревянными ящиками. Капитан дал знак крестьянину-обознику, или, как их здесь называли, форшпану, остановиться.

Без особых объяснений залез и уселся рядом с ним на козлы и велел ехать дальше.

– Вье-о-о! – прикрикнул крестьянин на лошадей и потянул вожжи.

Белинский оглянулся: по надписям на ящиках можно было понять, что там находится артиллерийская оптика.

Чтобы выяснить, куда и зачем груз и отчего в такую рань на дороге столько транспорта, капитан угостил крестьянина сигаретой

и по-простецки завел общий разговор. Но развязать ему язык в нужном направлении не получилось. Тот не выходил за тему своей нелегкой доли: уже месяц, как вместо лошадиного мяса выдают банку консервов и четверть фунта хлеба, и домой, в родное село Филипковец Борщевского уезда, придется возвращаться без подводы и коней. Получить за них от военных обещанную компенсацию тоже нечего надеяться.

При въезде в город обозный поток застопорился, скрип колесных осей смолк. Белинский соскочил на землю и пошел дальше пешком, мельком осматривая повозки. Все они были гружены военным скарбом: палатки, полевые телефоны, велосипеды, шанцевые инструменты, запчасти к пулеметам…

Вскоре он увидал причину затора: поперек дороги стояла огромная фура со сломанной осью. Обозник стаскивал с нее тяжелые мешки со скобами.

Подъехавший «мерседес» попытался было объехать повозку по обочине и застрял. Шофер отчаянно нажимал на газ, но колеса упрямо вращались на месте, скользя по жирной грязи и все больше соскальзывая к канаве.

– Leutnant, – окликнул Белинского из окна автомобиля полковник, – helfen Sie uns [200] .

Вместе с подоспевшим обозником капитан стал выталкивать автомобиль на дорогу.

– Danke [201] , – поблагодарил полковник.

– Macht nichts [202] , – ответил капитан.

– Wenn Sie sich in die Stadt – setzen [203] , – предложил австриец.

Белинский открыл дверь и уселся рядом с шофером.

200

– Лейтенант, помогите нам (нем.).

201

– Спасибо (нем.).

202

– Пустяки (нем.).

203

– Если вы в город – садитесь (нем.).

Полковник был не один: рядом с ним сидел какой-то военный чиновник. Не обращая внимания на капитана, они продолжили эмоциональный спор по поводу того, где и как лучше проложить узкоколейную дорогу в городе к реке. Это избавило Белинского от лишних вопросов.

Вскоре впереди показалась караульная застава. Службу несли два офицера и солдат. Капитан весь подобрался. Ему была неведома действующая система пропусков, и он намерен был действовать по обстановке. Автомобиль остановился, и к ним подошел лейтенант. Разглядев в окне полковника, он отдал честь и дал отмашку солдату поднять шлагбаум.

Вскоре за заставой открылась панорама лежащего в долине Перемышля.

Еще совсем недавно в этом симпатичном уездном городке текла спокойная мирная жизнь. Его жители – поляки, евреи и русины – торговали лесом и льном, мололи зерно и выпекали хлеб. Здесь действовал нефтеперегонный завод и процветал народный промысел: умельцы искусно вырезали курительные трубки.

Треть населения Перемышля, как и Львова, в первые дни войны покинула город, однако вскоре он стал значительно пополняться беженцами с востока.