Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
– Пожалуй, мне известна только одна разумная причина, – отшучивался Белинский, – я никогда не плюю через левое плечо и тем самым не порчу отношений с нечистой силой. Ведь там, кажется, стоит дьявол.
Сумаров же попросил капитана честно высказать свое мнение: смог бы он выполнить задание, если бы вместо капитана в крепость послали его?
– Безусловно, может, даже лучше меня, – с самым серьезным видом отвечал капитан, – но, видно, у вашего ангела-хранителя были причины не пускать вас в крепость.
Не дожидаясь своих вещей и не переодеваясь, Белинский поспешил показать офицерам разведывательных групп места хранения австрийского оружия и имущества. Выходя
С трудом узнав «Лангерта» в новом одеянии – помятой и пыльной форме лейтенанта австрийской пехоты, Сучков воскликнул:
– Белинский?! Я думаю, ваша капитанская форма к концу войны так и останется неношеной.
– Я надеюсь, ротмистр, это не сарказм, а вы просто мне завидуете, – ответил капитан.
– А знаете, для зависти есть основания, – серьезно заметил Сушков, – ведь, в отличие от всех нас, у вас будет богатый материал для будущих рассказов о своих приключениях.
– Соглашусь, если, конечно, мое самое последнее приключение закончится так же успешно. А какими судьбами вы здесь?
– Командирован в распоряжение генерал-квартирмейстера Одиннадцатой армии. Слушайте, капитан, коль случай позволил встретиться с вами – окажите услугу: дайте дельный совет. – Он взял Белинского за локоть и отвел в сторону. – Я здесь с особым поручением, в штабе об этом в курсе только полковник Пневский. Скажу вам доверительно, это касается высочайшего приезда в Перемышль. Мне надлежит подобрать в городе временную резиденцию для государя и Верховного. Я сделал ошибку – предложил местный епископский дворец, вы сами понимаете – в этом католическом дупле… Еще большей глупостью с моей стороны был выбор самого богатого дома в центре старого города, хозяин которого сбежал, – оказалось, что владелец дома еврей! Что бы вы мне посоветовали? Вы же все здесь уже знаете.
– Я думаю, с учетом нынешнего времени, будет благоразумно разместить его где-нибудь в более скромном жилище.
– Но у него же свита тридцать человек! – поднял брови Сучков.
– Ну, тогда лучше комендантского дома вы не найдете, а трапезную для свиты устройте в гарнизонном клубе.
– Неплохая идея, – задумался ротмистр.
Город оживал на глазах. В воздухе еще стоял запах дыма и гари от догорающих складов и изредка кое-где еще рвались фугасы, а по балкам и доскам налаженного саперами пешеходного сообщения по железнодорожному мосту уже ринулись беженцы с узлами. Со стороны «лошадиного кладбища» доносились выстрелы – это казаки отпугивали желающих поживиться уже несвежей кониной. Заработали некоторые магазины. Представители Всероссийского Земского союза и Красного Креста расставили на улицах котлы, в которых варилась каша для населения. Все дороги и шоссе вокруг города казались синими от австрийских мундиров. Пленных наспех разделяли по национальности и, досмотрев их рюкзаки и карманы, под конвоем казаков отправляли в Радымно. Офицерам было разрешено пока оставаться в черте города и даже иметь при себе сабли. С беспечным видом они прогуливались по улицам города и сидели в кофейнях. Внешне они не проявляли никаких признаков огорчения по поводу своей судьбы. Некоторые из них даже охотно заговаривали и дружелюбно беседовали с русскими военными. Жители также радушно встречали победителей и с готовностью оказывали им услуги.
Через два дня Белинский получил приказ возвратиться во Львов. Железная дорога во Львов уже была восстановлена. Накануне отъезда капитана принял полковник Пневский.
– А ведь вам очень повезло, капитан, – объявил он, – наш бывший агент – инженер коммунальной службы Якоб Воронецкий оказался провокатором. Мы только что получили свидетельства того, что именно он
Поблагодарив капитана за службу и пожелав всего доброго, полковник попросил выполнить последнее поручение:
– Я посчитал своим долгом удовлетворение личных просьб трех пленных офицеров австрийского штаба за их особо полезную помощь в эти два дня. Речь идет об их встрече с родными на вокзале во время проезда через Львов. Соизвольте проследить, чтобы офицеры конвойной службы предоставили им такую возможность. С Бобринским этот вопрос согласован. Это капитан Мишкевич, проживающий во Львове на Лычаковской, пятьдесят семь, майор Патер с улицы Пястов, три и капитан Кубик с улицы Бема, двенадцать.
Белинский со своей стороны заметил, что не мешало каким-то образом отблагодарить за «полезную помощь» и монахиню Францисканского монастыря Флору.
– Безусловно, – согласился полковник, – вместе с настоятельницей женского монастыря госпожой Стояновской и доктором Робертом Памперлем представим это в виде благодарности за внимательное отношение к нашим раненым.
– А что с нашим шрайбером? – полюбопытствовал Белинский.
– О, наш вице-фельдфебель Шерауц жив и здоров, – оживился Пневский, – он «надежно укрылся» где-то в городе и готовится в скором времени снова «пробиваться» к своим.
Глава 55
Львов после падения крепости
Ошеломляющую новость о падении Перемышля жители Львова восприняли с недоверием – уж слишком велика была убежденность в незыблемость крепости. И лишь развешанные по городу российские флаги убедили в правдивости этого печального известия. Для многих это было серьезным потрясением, крушением надежд, причиной глубокой депрессии. Ходили слухи о самоубийствах. Часто можно было видеть, как кто-то срывался и начинал публично поносить последними словами коменданта Кусманека за его несостоятельность, неспособность правильно распределить жизненные ресурсы и сохранить дисциплину в крепости. Военное мастерство и настойчивость русских в расчет не брались.
Власти вяло реагировали на подобные проявления враждебности.
– «Спешить нечего, – сказала лисица, ухватившись за заднюю ногу зайца», – выразился по этому поводу начальник Львовского жандармского управления полковник Мезенцев. – У нас будет время с ними разобраться.
Конечно, антипатию к русским испытывало далеко не все население города, толпа русофилов после победного известия долго оглашала площадь у здания губернатора приветственными криками и принимала активное участие в официальном праздновании – шествии по улицам военных со штандартами и портретами царя и великого князя Николая Николаевича в сопровождении полицейских и жандармов.
Наступившая Пасха отвлекла внимание горожан от темы Перемышля, а последующие вести с фронта: «русские на подступах к Кракову, армия Радко-Дмитриева [214] заняла главный хребет Карпат – Бескиды, армия Брусилова успешно спустилась с перевала…» – заставляли постепенно свыкаться с мыслью о том, что русские пришли всерьез и надолго и теперь следует задумываться о собственной судьбе. Как следствие, многие начали изучать русский язык, и те, кто когда-то учился в российских гимназиях и университетах, получили возможность хорошего заработка. Но частных курсов не хватало, и власти объявили набор на трехмесячные курсы учителей.
214
Радко-Дмитриев – русский и болгарский генерал, герой Балканской войны.