Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
Офицеры гарнизона даже в первые месяцы осады не отказывали себе в удовольствии посещать рестораны, кафе и полковые собрания. В безупречно подогнанных мундирах, в перчатках без единой морщинки и начищенной до зеркального блеска обуви, они наслаждались беседами за чашкой кофе, играли в шахматы и карты, обсуждали победы и поражения на военном и любовном фронтах.
Связь с внешним миром поддерживалась посредством телеграфа и аэропланов. Солдаты – ежемесячно четыре человека от взвода – могли посылать родным открытки. Местная типография Кноллера по-прежнему печатала газеты на немецком, польском и венгерском языках. Помимо статей из столичной прессы, публиковались повести и рассказы офицеров гарнизона, убивающих скуку литературными упражнениями. Не прекращал работу городской театр, устраивались концерты, а на площадях оркестры играли модные мелодии
Но вот аэропланы стали прилетать реже – русские сбивали их. Не пришла на выручку «венгерская колонна», на которую возлагали большие надежды, неудачами закончилась пара вылазок. Дух защитников крепости стал падать.
Однажды русские артиллеристы сбили самолет, вылетевший в Вену, и он упал внутри оборонного кольца. Подоспевшие к месту катастрофы солдаты-чехи нашли среди обломков секретный доклад генерала Кусманека с изложением истинной ситуации. Весть о критическом положении крепости быстро распространилась среди военных. Чехов повесили, но дисциплина среди защитников крепости дала трещину – увеличилось число перебежчиков к русским, солдаты все чаще игнорировали издаваемые десятками приказы. Офицеры уже не чувствовали себя привилегированным сословием; вместо кафе и ресторанов теперь их чаще можно было видеть на площадях города, выменивающих у солдат паек. А с продуктами становилось все туже, толпа голодных горожан, выпрашивающих еду возле казарм, росла. Большая часть лошадей уже была перебита, мясо выдавалось только частям на передовых позициях, из расчета одна восьмая фунта в день на человека. Госпитали были забиты больными: тиф, цинга, дизентерия ежедневно косили сотни людей. Чтобы скрыть этот ужас, хоронить позволялось только ночью.
Автомобиль спустился к реке Сан, отделявшей район Засанья от старого города, и остановился на набережной, застроенной красивыми двух– и трехэтажными домами. Белинский поблагодарил полковника и быстро направился к мосту через быструю реку, которая в том году не замерзала даже в январе.
«Ну что ж, начало вполне успешное: я в городе, – подумал он. – Следующий шаг – встретиться с агентурой».
Полковник Пневский предупреждал, что из всех агентов, которыми располагала армейская разведка в Перемышле, наиболее важные сведения мог дать шрайбер [204] – старший полковой писарь Ян Шерауц. В самом начале войны он попал в плен наступающей армии Рузского. Его тут же завербовали и перебросили снова к австрийцам, в части армии Данкля, отступающие к Перемышлю.
204
Шрайбер – писарь (нем.).
Отыскать шрайбера предполагалось с помощью двух довоенных агентов – инженера коммунальной службы Якоба Воронецкого и доктора Морица Пфайфера. Кроме них капитан держал в памяти имена еще нескольких агентов из числа беженцев. Однако расчет на этих бедолаг был слабый, ведь большинство из них влачили жалкое существование на постной похлебке и куске черствого хлеба в специальных приютах, устроенных комитетами бездомных.
Легче всего представлялось найти инженера коммунальной службы, проживавшего в собственном доме на улице Гродской. Былые заслуги этого агента сводились к добытой им схеме местной полевой железной дороги в тридцать верст, на самом деле не представлявшей оперативного интереса.
Белинского предупредили, что с инженером следовало вести себя крайне осторожно: посланный к нему связник не вернулся.
Центральная улица Мицкевича красовалась новыми домами, магазинами и ресторанами. Резким контрастом этому были кучи конского навоза на дороге и облезший пес, гонявшийся за воробьями, прилетевшими позавтракать.
«Продутовые запасы в городе еще не исчерпаны», – усмехнулся Белинский, вспомнив слова крестьянина-обозника о том, что солдаты-мадьяры охотно покупают у населения собак и кошек по десять и пять гульденов соответственно.
Шедшим навстречу офицерам капитан старался отдавать честь по всей форме, чтобы, не приведи господь, не угодить в комендатуру для наложения взыскания от какого-нибудь ретивого полковника.
Чтобы не обгонять идущий впереди военный патруль, он задержался у большой цукерни и заглянул через витрину, –
– Hundert zwanzig Haller [205] , – послышалось рядом.
205
– Сто двадцать геллеров (нем.).
Усатый старик в конфедератке с пачкой газет в руках протягивал ему старый номер венской Reichpost, но капитан выбрал местную Kriegsnachrichte.
Из-за поворота вышла колонна военных в серо-синих мундирах и направилась в сторону гарнизонной церкви Яна Крестителя.
– Renen und gliederrecht! [206] – покрикивал идущий сзади капрал, но солдаты его не слушали, шли не в ногу, медленно и вяло.
– Zum Gebet [207] , – проводил их сочувственным взглядом старик, а Белинский подумал: «Не особое ли это богослужение перед последним решающим боем?»
206
– Равняй ряды и шеренги! (нем.)
207
– На молитву (нем.).
Пройдя Францисканскую, он попал в район еврейского гетто – убогий, с кривыми, запутанными переулками квартал. Двери и низкие окна домов внутри были защищены тяжелыми деревянными ставнями. Грязные ребятишки на заборе, завидев его, наперебой начали попрошайничать. Когда он проходил мимо корчмы, оттуда выскочил долговязый еврей с короткими пейсами и стал предлагать купить «почти задаром» офицерский парадный мундир. Наконец он нашел Гродскую и дом инженера. Прошел пару раз мимо. Розовые кальсоны из солдатской ткани, развешанные во дворе вместе с шелковым трико, насторожили. Он решил не спешить заходить в дом, а понаблюдать немного издалека. Отойдя к тумбе с афишами городского театра, капитан раскрыл газету и стал читать воспоминания какого-то капитана о «зверствах дикарей казаков» во время пребывания в российском плену.
Вскоре к дому подъехала доверху нагруженная мешками и коробками бричка. Из нее быстро выскочил ротмистр и нетерпеливо застучал в дверь:
– Амелия, открой скорей!
На пороге появилась молодая женщина с плиткой шоколада в руках. Офицер стал поспешно заносить в дом поклажу. После чего бричка уехала, но уже без ротмистра.
Заходить в дом при таких обстоятельствах капитан посчитал неоправданным риском. Это осложняло его миссию, ведь именно на инженера коммунальных служб возлагалась надежда подобрать высотный объект в районе Татарского кургана или Винной горы, с которого можно было бы осуществлять передачу световых сигналов.
Теперь эта непростая задача ложилась на него.
Но сначала все же надо получить сведения от Шерауца. Найти его можно было через второго агента – доктора. Но как найти его? Ходить по госпиталям? Город небольшой, можно привлечь внимание патруля военной жандармерии. Слава богу, до сих пор ему удавалось избежать с ним встречи. А что, если задействовать монахиню? Тем более ее монастырь совсем рядом – в центре, возле кафедрального собора.
Монахиней была сестра милосердия Францисканского монастыря, принявшая в постриге имя Флора. Ее брат, лейтенант девятого пехотного полка, был схвачен казаками под Галичем с пачкой листовок, что по условиям военного времени означало расстрел. Тем более что листовки содержали крайне вредоносную дезинформацию – в них говорилось, что государь император якобы высочайше повелел объявить, что «по случаю начавшихся мирных переговоров военному начальству приказать уволить всех семейных нижних чинов и немедленно приступить к их отправке в сборные пункты в Варшаву, Вильно и Киев. Если же начальство задержит и не отправит, как приказано, – чинам надлежало следовать пешком самостоятельно до указанных сборных пунктов». Но лейтенант не был казнен: он клятвенно обещал, что его сестра в Перемышле ради его спасения выполнит любое задание русских. Его письмо сестре переправили в Перемышль с беженцами, и теперь капитану предстояло проверить, насколько эта милость к пленному австрийцу была оправданна.