Галилей
Шрифт:
Кардинал Барберини, встретив Дини, сказал, не дожидаясь вопроса: «Я не слышу, чтобы о деле синьора Галилея продолжали говорить, и если в дальнейшем он будет выступать как математик, то, надеюсь, неприятностей у него не будет».
Ему советуют отступить, да еще радоваться, что не стряслось худшего!
Питая к кардиналу Дини доверие, Фоскарини ознакомил его с весьма любопытным документом и разрешил изготовить список для Галилея. Это было письмо Беллармино к Фоскарини.
Недавно один клирик, возмущенный книжечкой кармелита, прислал ему свои возражения. Фоскарини ответил на них, но, желая выяснить мнение Беллармино по существу спора, послал тому как возражения, критика, так и свой ответ.
Беллармино высказал свое мнение, хотя и кратко, но решительно: «Во-первых, мне кажется, что вы, ваше священство,
Но очень опасно утверждать, продолжал Беллармино, что Солнце в действительности не перемещается с востока на запад, а движется Земля. Это значит не только дразнить всех философов и богословов, но и наносить вред святой вере, представляя слова писания ложными. Во-вторых, собор запретил толковать библейские тексты вразрез с общепринятым мнением. На это нельзя возразить, что-де движение Земли не вопрос веры. Если это не вопрос веры «в смысле объекта», то это вопрос веры «в смысле говорящего», ибо слова, подтверждающие покой Земли, изрекает устами пророков и апостолов сам дух святой. В-третьих, если бы даже существовало истинное доказательство недвижимости Солнца и движения Земли, «то и тогда необходимо было бы с большой осторожностью подходить к истолкованию тех мест писания, которые представляются этому противоречащими, и лучше сказать, что мы не понимаем писания, чем сказать, что излагаемое в нем ложно. Но я никогда не поверю в возможность такого доказательства, пока мне его действительно не представят». Можно показать, что гипотеза о центральном положении Солнца спасает явления, но он, Беллармино, очень сомневается, чтобы удалось доказать истинность такой системы. В случае же сомнения нельзя отказываться от толкования писания, данного святыми отцами. Да ведь и слова: «Восходит Солнце и заходит, и к месту своему возвращается…» написал не кто иной, как Соломон, говоривший по божьему вдохновению! Поэтому совершенно невероятно, чтобы он утверждал нечто противное доказанной истине или истине, могущей быть доказанной.
Друзья из наилучших побуждений тоже советовали Галилею не преступать границ. Начальственные лица, сообщали из Рима, заявляют, что Коперник рассматривал свою теорию лишь как отвлеченное допущение. Все они чистой воды перипатетики, и не надо их дразнить, оспаривая такую оценку Коперника, дабы не утратить добытого — возможности писать о движении Земли как математической гипотезе.
Эти советы выводили Галилея из себя. Его призывают согласиться с фальсификацией и спокойно смотреть, как выхолащивают великое Коперниково учение! Настроение его было мрачным. Почти всю зиму он опять провел в постели. Весна не принесла облегчения. Он по-прежнему находился «в окружении медиков и лекарств». Опасным проискам не видно конца. Враги твердят, что в книге Коперника есть положения, противные вере. Когда же он хочет вскрыть ошибочность этих утверждений, ему затыкают рот. А заявлять, что в книге Коперника содержится ересь, позволяют даже с церковных кафедр!
Галилей проклинает болезнь, которая не дает ему подняться. Не действовать через третьих лиц и писать письма — самому надо ехать в Рим, убеждать и доказывать! Велика опасность, что будет принято пагубное решение. А это именно и произойдет, если объявят, что Коперник, мол, никогда не считал истинным движение Земли и поэтому его теорией, ложной но существу, дозволено пользоваться лишь как гипотезой, удобной для расчетов. Как только он поправится, он поедет в Рим!
«Успокаивающие вести» вовсе не успокаивали. Копернику теперь, похоже, писал Дини, запрет не угрожает. Что же касается его, Галилея, мнения, то есть мнения о действительном движении Земли, то сейчас не время рассеивать заблуждения тех, кто полномочен вынести решение. Надо молчать и собирать доказательства, чтобы выступить с ними в будущем.
Несколько месяцев назад Галилей начал новое сочинение — «Послание к великой герцогине Христине».
В трудах отцов церкви, особенно у Блаженного Августина, Галилей отыскал много отрывков, оправдывающих его позицию. Церковь не должна принимать скоропалительного решения. Запретить учение Коперника — это значит запретить астрономию! Но Галилей понимал, что ни на Павла V, ни на его любимчиков кардиналов аргумент о судьбах науки впечатления не произведет. Он нашел довод значительно более действенный; осуждение Коперниковой теории нанесет ущерб католической церкви. Нельзя осудить книгу, достижения которой были положены в основу календарной реформы. Еретики-протестанты и так ее не признают, как же они возрадуются, если сами католики отвергнут Коперникову теорию!
Хотя новая работа Галилея и писалась в виде личного послания вдовствующей великой герцогине, предназначена она была, конечно, не только для тосканского двора и расходилась во многих списках.
Свои соображения относительно библейских текстов и движения Земли, а также удачно подобранные цитаты из отцов церкви Галилей через Чези посылал Фоскарини в Неаполь.
Тяжелая весна сменилась не менее томительным летом, а Галилей все еще не мог справиться с болезнью.
Уезжая из Рима, Фоскарини обещал быстро закончить и выпустить новое свое сочинение, но месяц шел за месяцем, а об издании книги ни слуху ни духу. Уж не решил ли Фоскарини, поразмысливши над письмом Беллармино, отступиться от опасной затеи?
Еще в начале апреля, сразу после рассмотрения показаний Каччини, инквизитору Флоренции был послан приказ допросить Хименеса и Аттаванти. Но дело затянулось. Хименеса следовало допрашивать первым, однако он уехал в Милан. После долгих проволочек дознание решили провести в Милане, но оказалось, что Хименес отправился на время в Болонью. Миланского инквизитора упрекали в нерадении, а он твердил, что по его сведениям Хименес давно уже в Тоскане.
Когда же выяснилось, что тот действительно во Флоренции, вновь произошла непредвиденная задержка. Тамошний инквизитор скончался, а его преемник не сразу вошел в Курс дел. Потребовалось новое предписание из Рима, чтобы Хименеса наконец допросили. Это имело место 13 ноября 1615 года, почти восемь месяцев спустя после показаний Каччини.
Хименес крайне удивлен вызовом в инквизицию. Разумеется, причина этого ему совершенно неизвестна!
— Знаете ли вы некоего доктора, проживающего во Флоренции, по имени Галилей, близко ли с ним знакомы и что о нем слышали?
За два года своего пребывания во Флоренции, отвечает Хименес, он никогда не видел Галилея. Однако то, что он слышал, заставляет его считать учение Галилея диаметрально противоположным истинной теологии и философии.
Ему предлагают выразиться яснее. Хименес говорит, что от учеников Галилея он слышал рассуждения о движении Земли и о том, что бог — акциденция, что бог наделен чувствами, смеется и плачет. Но он, Хименес, не знает, высказывали ли они собственное мнение или мнение своего учителя.