Галилей
Шрифт:
Поскольку у пятен общее движение, то и причина этого должна быть одна. Если их не переносит сам шар Солнца, то тогда они принадлежат очень близкой от его поверхности концентрической сфере. Однако расчеты показывают, что расстояние от этой сферы до поверхности Солнца должно быть меньше сотой доли его диаметра. Тогда эту концентрическую сферу следовало бы рассматривать как атмосферный покров Солнца. Эта ли атмосфера, которой принадлежат пятна, является собственно носителем движения, в то время как находящееся внутри «незапятнанное» Солнце пребывает в покое, или же само Солнце, вращаясь вокруг оси, несет с собой атмосферу и пятна, сие остается в известной мере нерешенным. Однако соображения механики делают для него, Галилея, более вероятным последнее.
Очень знаменательным считает Галилей сам факт, что Солнце вращается вокруг своей оси. Многое еще неясно о связи движения планет с вращением Солнца, но одного нельзя не признать: только что открытое вращение Солнца наилучшим образом соответствовало бы его положению в центре планетной системы.
Эти исследования, по мысли Галилея, имеют важное значение не только для астрономии. В изменчивости и преходящности солнечных пятен он сразу же увидел сильнейшее доказательство ложности тезиса о неизменяемости неба, о несравнимости вещей земных и небесных. Небо так же подвержено переменам, как и грешная наша Земля!
Тем временем от кардинала Конти пришел ответ. Галилей спрашивал, благоприятствует ли священное писание принципам Аристотеля относительно строения вселенной. Если имеется в виду нетленность неба, пояснял кардинал, то писание, несомненно, не благоприятствует Аристотелю, скорее наоборот, ибо святые отцы полагали, что небо подвержено разрушению.
После подобных разъяснений Галилей мог чувствовать себя уверенней. Завершая второе письмо к Вельзеру, он назвал там учение о неизменяемости небес несовместимым с Библией.
«Рассуждение о телах, пребывающих в воде» всполошило перипатетиков. Надо немедля отвечать! В конце августа 1612 года были изданы «Соображения относительно «Рассуждения» господина Галилея» некоего «Неизвестного академика». Книга открывалась предисловием Артуро д'Эльчи, попечителя Пизанского университета. Ответ Галилею, писал д'Эльчи, «Неизвестный академик» изложил по-латыни. Тогда к нему, попечителю, стали обращаться с просьбами перевести и выпустить эту работу, где защищается доктрина, издавна исповедуемая здесь самыми знающими философами. Так он и сделал. «Неизвестный академик» был встревожен дерзостью Галилея. Тот же человек, который пытался с помощью зрительной трубы отвоевать место на небесах для своего учения о Луне и звездах, стремится теперь и в подлунном мире захватить владение для нового учения о телах, пребывающих в воде! С этим нельзя мириться! «Неизвестный академик» побивал Галилея цитатами. Опытам он не доверял и удивлялся, когда их результаты не согласовывались с древними текстами. Тем хуже для опытов!
На полях его книжки Галилей заметил: «Если в невежестве своем мы будем удивляться, что змеи, не имея ног, передвигаются, то ведь от этого они ничуть не начнут двигаться медленней и, тем паче, не станут недвижимы».
Хотя книжка и была написана в сравнительно спокойном тоне, «Неизвестный академик» все-таки не удержался и забил тревогу: «Время шуток, господа перипатетики, прошло! Теперь посягают на честь и положение вашего князя. Галилей с развернутыми знаменами решительно идет на приступ утеса доктрины перипатетиков, доныне непобедимой и славной!.. Кто ведает, сколько юношей с живым умом, жаждущих много знать, соблазнившись новизной учения, неосмотрительно сойдет с ровного и надежного пути перипатетической философии на другой путь, полный поворотов, который все в мире представляет по-иному! Мешкать нельзя, расплачиваться придется опустелыми аудиториями университетов!» Призыв спасать университетскую науку звучал воинственно и громко. Дело ведь идет не о какой-то частной лжедоктрине, а об отражении натиска, который угрожает всей системе и ее представителям. «Неизвестный академик» знает, что он не одинок. Куда более испытанные бойцы готовы выступить во всеоружии. Это не объявление войны. Она уже шла. «Неизвестный академик» что было мочи трубил сбор и торопил соратников перейти
Ситуация для Галилея была из щекотливых. Под именем «Неизвестного академика» скрывался, как выяснилось, Артуро д'Эльчи. Он выдавал себя за переводчика книжки, хотя был ее автором. Сам попечитель счел долгом постоять за Аристотеля!
Тираж «Рассуждения о телах, пребывающих в воде» был раскуплен мгновенно. Эта следовавшая за «Звездным вестником» книга Галилея вызвала всеобщий интерес «Он, правда, обещал «Систему мира», но и здесь было немало поразительных мыслей! Среди прочего тут были опубликованы результаты вычислений времени обращения каждой из Медицейских планет вокруг Юпитера и упоминание о наблюдении солнечных пятен.
Вскоре возникла необходимость второго издания. Галилей внес в книгу ряд существенных дополнений. Он не пропустил мимо ушей воинственного призыва д'Эльчи, но и не подумал отказываться от переиздания. В сентябре 1612 года его «Рассуждение» снова появилось в книжных лавках. А вскоре вышло в свет еще одно направленное против него сочинение. Трубный голос «Неизвестного академика» был услышан. На этот раз опровергнуть Галилея взялся Джорджо Корезио. Знаток греческой словесности, ничего не понимавший в существе спора, пытался во что бы то ни стало спасти престиж Аристотеля. В подлиннике, мол, речь идет не вообще об иголке, тонущей в воде, а об очень большой и толстой игле. Опять вместо рассмотрения опыта ему предлагали спорить о текстах! Корезио умудрился в небольшой книжке нагромоздить кучу ошибок.
Позже, когда Бенедетто прислал ему в Сельву свои «Ошибки Джорджо Корезио», Галилей с удовольствием прочел рукопись и сделал ряд добавлений. Воздавая но заслугам самонадеянному греку, Бенедетто не стеснялся в выражениях. Галилей находил это естественным. Разве следует церемониться с бездарью, если тот норовит намалевать свои художества поверх хорошей картины?
В октябре 1612 года Галилею вручили посылку: Апеллес осчастливил ученый мир новой работой. Она называлась «Более обстоятельное исследование о солнечных пятнах и планетах, блуждающих вокруг Юпитера». Апеллесу были уже известны возражения, высказанные Галилеем в первом письме к Вельзеру, и в его взглядах произошел известный сдвиг: ему-де в результате наблюдений стало ясно, что пятна постоянно меняют свои очертания. Наблюдения, как явствовало из рисунков Апеллеса, проводились теперь более тщательно. Однако основных своих ошибок он так и не понял. Даже в изменчивости пятен Апеллес узрел довод в пользу того, что они не принадлежат Солнцу. Это не пятна, а планеты! Он шел еще дальше и готов был признать, что фиксированные звезды тоже меняют свою форму и лишь из-за отдаленности кажутся нам круглыми. И все это только лишь для того, чтобы любой ценой спасти незапятнанность Солнца и нетленность небес! Его совершенно не смущало, что, спасая один тезис, он губил несколько других.
Еще одно открытие делает Апеллес — находит у Юпитера пятый спутник. Тот, правда, виден был всего десять дней и исчез. Возможно, он больше никогда и не вернется. И это естественно, рассуждает Апеллес, ибо иллюзия думать, будто наблюдаемые спутники Юпитера — это одни и те же небесные тела, вращающиеся по определенным орбитам. Нет, они такой же природы, что и планеты, принимаемые за пятна. Рядом с Юпитером все время появляются разные звездочки! Поэтому и тщетны все попытки найти периоды их обращения.
Во второй книге Апеллеса нет прямых нападок на Галилея, но она еще больше, чем первая, проникнута духом неприязни. Прежде он говорил о месте Венеры, не упомянув об открытии ее фаз, а теперь перечеркивает его работу по исчислению орбит Медицейских звезд! Он оспаривает мнение Галилея о пепельном свете Луны и уверяет, будто тело Луны прозрачно. Ему, видимо, очень не понравилось то, что Галилей писал Вельзеру о своих первых наблюдениях солнечных пятен. Апеллес по-прежнему мнил себя первооткрывателем и весьма прозрачно намекал на «тех, кто хочет присвоить чужое добро».