Галилей

Штекли Альфред Энгельбертович

Галилей пишет Вельзеру, что уже восемнадцать месяцев наблюдает солнечные пятна, однако сложность проблемы и невозможность вести непрерывные наблюдения мешают ему прийти к окончательному решению. Он, естественно, воздерживается обнародовать открытие, если не исследовал проблемы до конца, ибо, объявляя о чем-нибудь новом, должен быть более осмотрительным, чем другие. Шум, с которым отвергали его открытия, заставляет скрывать и замалчивать каждое новое воззрение до тех пор, пока он не находит самых сильных доказательств. Ведь любую, даже извинительную ошибку поставят ему в вину как заслуживающее смерти преступление!

Поэтому пока он ограничивается

разбором аргументации Апеллеса. Солнце — наичистейшее небесное тело, уверял Апеллес, и поэтому-де неуместно допускать, что на нем могут быть пятна еще более темные, чем на Луне. Характернейшее умозаключение!

«Только до тех пор, — пишет Галилей, — следует называть Солнце наичистейшим и наисветлейшим, пока на нем не было замечено ничего темного или нечистого; когда же оно предстанет перед нами отчасти нечистым и покрытым пятнами, то почему мы не должны говорить, что Солнце покрыто пятнами и нечисто? Имена и атрибуты должны соответствовать сути вещей, а не суть вещей — именам, ибо вещи существовали прежде,чем имена».

Темнота Апеллесовых «пятен» еще не доказывает, что по своей материи они подобны Луне и планетам, ибо плотные облака могли бы явиться причиной именно таких явлений, какие наблюдаются. Апеллес полагает, что пятна не могут находиться на поверхности Солнца: тогда бы, мол, наблюдалось их возвращение. Этого следовало бы ждать наверняка лишь в том случае, возражает Галилей, если бы неизменность их была доказана. Однако на самом деле пятна постоянно изменяются, одни исчезают, другие возникают. Совокупность наблюдений заставляет думать, что пятна находятся скорее на поверхности Солнца и перемещаются в результате его вращения вокруг собственной оси. Нет оснований считать пятна небесными телами, ибо они не обладают ни постоянством формы, ни периодичностью движения.

Предположение Апеллеса о множестве маленьких планет между Солнцем и Меркурием само по себе вероятно, но их движение должно было бы быть тогда равномерным и значительно более быстрым, чем наблюдаемое у пятен. Если уж сравнивать, то лучше вопреки Апеллесу сравнивать солнечные пятна с облаками. Нельзя спутники Юпитера и «троякий» Сатурн причислять к той же категории, что и «пятна-звезды». Фантастической гипотезе Галилей противопоставляет расчеты и наблюдения. Спутники — это действительно небесные тела и совершенно отличны от пятен.

Что касается откровений Апеллеса относительно Венеры, то его, Галилея, поражает подобная позиция. Неужели тот не слышал об открытии фаз Венеры или не удостаивает их вниманием? Ведь лучшего доказательства вращения Венеры вокруг Солнца и не найдешь!

Увиденные в телескоп солнечные пятна зарисовать было нелегко. Отсутствовала уверенность, что они изображены достаточно точно. Исследование оказалось в тупике — и тут Галилею помог Бенедетто Кастелли. Он предложил простой и надежный способ зарисовки солнечных пятен. Изображения получались в одном и том же масштабе, ясные и точные. Это сразу же сдвинуло работу с мертвой точки.

Новые наблюдения и рисунки, сделанные предложенным Бенедетто методом, укрепляли давнюю уверенность Галилея, что пятна находятся на поверхности Солнца. Пятна на «чистейшем и совершеннейшем» небесном теле! Галилей был полон торжества.

Сообщая Чези, что он пришел к твердому мнению относительно солнечных пятен, Галилей писал: «Эта новость, боюсь, станет похоронным звоном или, скорее, смертным приговором для псевдофилософии, ибо уже видны знамения на звездах, Луне и Солнце, и я жду

вестей, что перипатетики вынуждены будут совершить великие подвиги, дабы удержать неизменяемость небес, которая не знаю где теперь может найти спасение и прибежище, если уже само Солнце очевиднейшими доказательствами свидетельствует против этого. Поэтому надеюсь, что гористость Луны станет, для перипатетиков шуточным щекотанием по сравнению с муками в виде облаков, паров и обилия дыма, которые постоянно возникают, движутся и исчезают на самом лике Солнца».

Мысль о совершенстве и неизменности неба была достоянием не только перипатетиков, но и церкви. А это требовало большой осторожности. Галилей не хотел, чтобы на него со всей силой обрушились богословы. Он решил разведать, какова может быть реакция Рима на новое его открытие, и написал кардиналу Конти.

Продолжая исследовать солнечные пятна, Галилей пребывал в радостном настроении. Ученым схоластам до сих пор очень везло — кометы и новые звезды, подрывавшие веру в доктрину о неизменности и совершенстве небес, появлялись и вскоре исчезали. Пятна же на Солнце будут им вечной пыткой. Природа наконец отомстила упрямцам, не желавшим видеть света истины!

Он борется со старыми догмами не для того, чтобы переубедить десяток университетских профессоров. Он понимает, что начатую им борьбу надо вести не, в аудиториях, где верховодят схоласты. Свое призвание Галилей видит в приобщении к новым взглядам широкого круга людей. Пусть те, кто лишен предубеждений, чей взор не затуманен маревом схоластики, сами выступают свидетелями истины! Поэтому и на латинское сочинение Апеллеса Галилей отвечает по-итальянски. Конечно, итальянский язык послужит помехой многим европейским ученым, но дело идет об утверждении принципа — новая наука должна говорить на языке, понятном твоему соотечественнику, не искушенному в латыни.

Он хочет, признается Галилей, чтобы люди, которые не могут читать латинские книжки, убедились: природа наделила их зрением не в меньшей степени, чем философов, дабы они могли видеть ее творения; дала она им и разум, дабы их постичь!

Теперь он считает решенным, писал Галилей во втором письме к Вельзеру, что пятна находятся или на самой поверхности Солнца, или на крайне незначительном от нее расстоянии. Это не звезды и вообще не плотные тела, а преходящие образования. Одни пятна возникают, другие расплываются, одни существуют очень короткое время, другие — более длительное. Очертания их чаще всего абсолютно неправильные, постоянно меняющиеся. Чернота их тоже то увеличивается, то уменьшается. Нередко пятно дробится на три или четыре, либо несколько пятен сливаются в одно. Помимо этих беспорядочных изменений, пятна обладают и всем им присущим общим движением: равномерно перемещаются они по телу Солнца. Наблюдения этого перемещения показывают, что тело Солнца совершенно шарообразно и что оно вращается вокруг собственной оси. Полный оборот совершается примерно за месяц.

Этому вовсе не противоречит, что не удается заметить возвращения пятен. Он все же думает, что в случае, если пятна возникают поблизости от западного края Солнца и во время перемещения по его невидимой для нас стороне увеличиваются, то их можно увидеть вторично у восточного его края. Он считает, что большое пятно, уменьшаясь, может неоднократно проходить по видимому полушарию. Сам он много раз наблюдал, как после исчезновения особенно большого пятна оно, хотя и в измененной форме, появлялось именно там, где его ждали.