Галлоуэй, мой брат
Шрифт:
— Дружок, — сказал он, — мой тебе совет — удовлетвориться этим. Если ты возьмешь половину банка, этого тебе хватит на дорогу, и это гораздо больше, чем ты заслуживаешь. И не заставляй меня читать из Библии над твоим трупом. Ты даже не особенно ловок в том, что тут проделывал, так что будь и этим доволен.
Игрок осторожно опустился на стул.
— Ладно, — сказал он Лиггиту, — подолам так пополам.
Тем временем вошел конюх и остановился в дверях.
— Я переложил ваше седло на чалую. А вашу лошадь я подержу у себя, пока вы не вернетесь.
— Спасибо.
Высокий
После его ухода в помещении стало тихо, наконец игрок перевел дух. Посмотрел на конюха.
— Вы знакомы с этим человеком?
— Нет, сэр, но мне приходилось видеть его раньше. Пару раз я его видел. Это был Логан Сакетт.
Игрок посмотрел себе на руки — они дрожали. Потом перевел взгляд на тело напарника.
— Ох и дурак же ты! — тихо сказал он. — Бедный, Богом проклятый дурак…
Удаляющийся стук копыт растаял в тишине, потом из-за стойки выбрался бармен.
— Джим, — сказал он конюху, — бери его за ноги.
Глава 13
Погода изменилась, стало жарко, и ехать с подветренной стороны от гурта стало сущей пыткой — от животных волнами накатывало тепло. Никому не хотелось наслаждаться этим долго, и мне не больше других.
Почти все время мы с Шэдоу по очереди ехали вожатыми, потому что только мы знали дорогу. Это была нелегкая работа. С наступлением жары животные стали раздражительными, идти они не хотели, а если уж шли, то не хотели идти куда следует.
Они видели горы неподалеку и хотели отлежаться в каком-нибудь тенистом каньоне возле проточной воды; я и сам бы не прочь так, но необходимость заставляла продолжать путь.
Индейцы, которые следовали за нами вдоль обрывов Меса-Верде, исчезли. Может, они добрались до такого места, где уже было невозможно ехать вдоль обрыва, а может, у них что-то другое было на уме. Я изо всех сил надеялся, что они не собираются напасть. По такой жаре только драться не хватало.
Дорога впереди немного сужалась, а дальше снова расширялась, к северу и к югу от нее местность была изрезана холмами и оврагами, а впереди лежала река Манкос. Я остановил коня, пропуская гурт мимо себя и ожидая, пока подъедет Пармали.
В первый раз я увидел его покрытым пылью. Но самую малость. Он придержал лошадь, мы дали стаду пройти, а потом он сказал:
— Мы их еще будем поить по эту сторону Манкоса? Ты как будто говорил, что здесь есть ручей…
— Если он не пересох.
— Ну, если пересох, тогда придется ждать до Манкоса.,. Смотри!
У Пармали была винтовка в руке, и он поднял ее, показывая на что-то. Это приближались индейцы, спускались по склону с Меса-Верде… да нет, это не военный отряд. Их всего семеро… нет, вон и восьмой.
Это был Пороховое Лицо.
— Не беспокойся, — сказал я Пармали. — Это те индейцы, которых я нанял.
Пороховое Лицо остановился, остальные собрались вокруг него. Двое из них были совсем мальчишки, лет по четырнадцать, не больше.
— Мы
Я начал было приветствовать их как положено, но тут у меня появилось какое-то предчувствие.
— Пороховое Лицо, — сказал я, — вы нам больше поможете, если до ночи будете держаться в стороне. По-моему, — добавил я, — кто-то хочет разогнать наш скот, а потом украсть его. Когда мы остановимся на ночь, три человека будут сторожить стадо, а потом, когда пройдет половина ночи, они лягут спать, а трое других выедут им на смену. Я хочу, чтобы вы сейчас спрятались, а ночью проехали и помогли охранять стадо.
Я подумал и добавил еще:
— Стадо — это мясо на зиму для вас, как и для нас, и еще на много зим. Если скот угонят, мне нечем будет кормить вас.
— Мы следить, — сказал он. — Ты ехать.
Они растаяли как дым, не оставив после себя ничего, кроме россыпи следов. Любой, кто наблюдал за этим со стороны, решил бы, что они пытались выклянчить бычка, а мы их прогнали.
Мы остановили стадо на ночь у небольшого ручейка милях в пяти к западу от Манкоса. Вокруг было много хорошей травы. Коровы попаслись вдоволь, потом легли. Пармали, Мансон и Тайлеры, два брата, выехали на первую ночную стражу, а мне, Нику Шэдоу и метису Чарли Фарнуму досталась вторая.
Была одна из тех тихих, прекрасных ночей, когда треск сломанной веточки можно услышать за полмили. Но я ничего не слышал. Я устал как собака, мне хотелось искупаться, и был такой голодный, что никак не мог оторваться от еды. Наконец я отошел в сторону, забрался под теплое одеяло и мгновенно уснул.
В час ночи меня разбудил Пармали.
— Нам один час осталось дежурить, — сказал он, — пока все тихо. Поднимается ветер, так что будьте повнимательнее.
Натягивая сапоги, я спросил:
— Кого-нибудь из индейцев видели?
— Нет. А что, должны были увидеть?
— Нет, наверно. Они, видимо, забрались в лес поглубже и спят без задних ног.
Но я просто шутил, и Парм это понимал. Индейцы были где-то здесь, они все видели и все слышали.
Я присел у огня и все моргал — пытался прогнать сон, пока наливал себе в кружку кофе. Это был настоящий «шестизарядный кофе» — горячий, черный, как дымоход в преисподней, и такой крепкий, что револьвер плавал бы. Я взял ломоть хлеба, немного вяленого мяса и начал жевать, пока Ник Шэдоу продирал глаза.
Когда ему приходилось вставать среди ночи, он вечно бывал злой как черт и неразговорчивый. А я ночью всегда чувствовал себя хорошо и поднимался в любой час без затруднений. Зато и засыпал я тоже без затруднений в любой час, лишь бы случай подвернулся, вот только случай нечасто подворачивался.
Чарли Фарнум, тот вообще в любое время предпочитал помалкивать, так что они с Ником друг другу под пару были. А у меня хватало мозгов не распахивать кормушку. Вот и сидели мы вокруг костра и молча пялились в огонь, как три чурбана, пока кофе из нас сон понемногу выгонял. Через некоторое время я поднялся и пошел бросить седло на маленькую соловую лошадку, на которой ездил по ночам.