Галобионты

Беляев Иван

Степанов подошел к крайней гебуртационной камере и, как до него Тихомиров, попытался вглядеться в лицо, тонувшее в сине-зеленом свечении. Сколько раз он боролся с диким желанием открыть крышку и убедиться, что существо, покоившееся там в ожидании своего часа, будет именно таким, какое он хотел увидеть. Даже не хотел, это слово не вполне выражало его чувства. Он жаждал этого всем сердцем. В течение долгих лет Степанов шел к своей цели. Сколько мучений ему пришлось пережить, сколько жертв принести!

Разве он не заслужил отмщения? Не пора ли зазвучать праздничным звукам фанфар на его улице?

Степанов сам не замечал, что его дрожащая рука поглаживает крышку гебуртационной камеры в том месте, где располагалось небольшое оконце овальной формы.

„Какая ты будешь?“ – спрашивал он, пытаясь проникнуть взглядом сквозь кусок оргстекла. И сердце профессора билось так сильно, как бьется сердце мужчины, приближающегося к обладанию желанной женщиной.

ГЛАВА 6

– Сегодня мы снова будем нырять? – спросила Любовь, проснувшись и спускаясь вниз.

– Конечно! – с улыбкой ответил Алекс.

Улыбнувшись в ответ, она села за низенький столик. Алекс поставил перед ней блюдо с жареными бананами и половинку папайи.

– А на обед у нас сегодня будут лангусты.

– Ты уже успел их наловить?

– Нет, этим мы с тобой и займемся после завтрака, если ты не против.

– Я не против, – ответила Любовь, отодвигая тарелку с недоеденными бананами и приступая к папайе, – наоборот, мне нравится твоя идея.

Все еще улыбаясь, он смотрел на девушку, с аппетитом уплетающую сочную сладкую ярко-оранжевую мякоть. Любови нравилась папайя, Алекс знал это, и всегда выбирал для нее самые спелы плоды и обязательно очищал мякоть от косточек, не забывая заливать ее лимонным соком.

Они жили на атолле уже третью неделю. И с каждым днем Алекс все сильнее привязывался к своей подруге. Он надеялся, что и Любовь отвечает ему взаимностью, но никогда не спрашивал ее об этом. Иногда ему в голову приходила мысль, что если бы он осмелился заключить ее в свои объятия и сказать ей ласковые слова, то она наверняка не отвергла бы его. Но делать этого было нельзя. Он не принадлежала ему и он боялся, что так будет всегда. Алекс – всего лишь ее телохранитель, который должен поставлять девушке еду, ограждать от опасностей, и скрашивать существование. Облегчение приносило лишь то, что никто не запрещал ему духовной близости с Любовью. Он так полюбил эти долгие сидения у океана под светом яркой тропической луны. Они говорили часами. Любовь слушала его внимательно, чуть-чуть склонив голову к его плечу, он ощущал на своей коже легкое прикосновение ее пышных золотистых волос.

Но больше всего Алексу нравилось, когда они с Любовью плавали. Тогда он мог брать ее за руку и тянуть за собой в прохладную глубину. Порой их тела соприкасались и Алекс чувствовал в теле необъяснимый, но странно приятный трепет. Любови тоже нравилось погружаться с ним в теплую водную гладь. Это было видно по ее светящимся радостью глазам и счастливой улыбке, которой она награждала его всякий раз, когда они входили в море. У нее были лучистые голубые глаза, опущенные длинными темно-золотистыми ресницами, загнутыми вверх. Взгляд этих глаз сводил с ума. А от улыбки, такой открытой и ласковой, на сердце становилось светлее.

Алекс часто задумывался над их жизнью. Порой ему казалось, что это тихое, беззаботное существование наедине с тропической природой крошечного островка, затерянного в Карибском море, чем-то схожа с жизнью Адама и Евы в Эдеме.

Но было одно существенное отличие. Алекс отнюдь не являлся неискушенным Адамом, напротив, ему было открыто очень многое, иногда он даже склонялся к мысли, что если бы создатель подарил ему меньше знаний, в душе царило бы больше спокойствия. Любовь же походила на мифическую Еву, как никакая другая земная девушка. Чистота и наивность ребенка граничили в ней с с чуткостью умудренной опытом женщины. Любовь обладала редчайшей способностью наслаждаться каждым мигом существования, но при этом она щедро дарила радость и тепло всему, что окружало ее. А поскольку единственным человеком, находившимся рядом с ней был Алекс, львиная доля тепла и радости доставалась ему.

Днем, когда Любовь, утомленная знойным солнцем тропиков, ложилась в хижине у ручья, чтобы прикорнуть часок в тени, Алекс собирал плоды авакадо, чтобы приготовить их с креветками, потому что это блюдо было у нее одним из самых любимых. По вечерам они с удовольствием лакомились устрицами или омарами. Алекс готовил замечательный крабовый суп. Раза два за все это время он добывал мясо косули и дикобраза и они с Любовью устраивали нечто вроде барбекю. Алекс никогда не позволял ей самой заниматься готовкой. Но когда Любови наскучивало сидеть рядышком и наблюдать за его хлопотами, она вставала и начинала развивать бурную деятельность: приносила воду из ручья, или нарезала незрелые плоды авокадо для похлебки.

А однажды Алекс попотчевал Любовь мясом кобры. Она ела с удовольствием, но только до тех пор, пока Алекс не сказал ей, что это.

– Какая гадость, – Любовь брезгливо сморщила свой маленький чуть вздернутый носик, – я не буду есть мясо ядовитого существа.

– Но тебе же нравилось, – со смехом заметил Алекс.

– Нравилось, но теперь не будет нравиться. Ненавижу ядовитых змей. По-моему, они самое гадкие создания, какие только есть на свете.

– Если бы это было так… – задумчиво обронил Алекс.

– В разве есть еще кто-то хуже, чем змеи?

Алексу очень бы хотелось сказать Любови, что нет никого, опаснее и страшнее змей, но он знал правду и не мог обманывать девушку.

– Мы с тобой еще очень многого не видели, – произнес он мягко, так как затрагивал очень щекотливую тему, – надеюсь, что ты и не увидишь.

– Я видела скорпионов, змей, акул…

– Ты не видела людей, – вырвалось у Алекса.

– Ты хочешь сказать, что люди страшнее змей, акул и скорпионов?

– Только некоторые из них. Люди бывают разные. Я знаю злых, жестоких и кровожадных, которые любят убивать. Но верю, что есть и другие, добрые и справедливые. Правда, я лично таких никогда не видел, но уверен, что они есть.

– Конечно, есть, – уверенно сказала Любовь, – например, ты.

Алекс пораженно посмотрел на нее. Ему пришлось призвать не помощь все свое самообладание, чтобы сдержаться и не сказать ей всей правды. И все же он задал один вопрос:

– Почему ты так решила, ведь тебе же не с кем меня сравнивать?

– Почему не с кем? – возразила Любовь. – Я прекрасно помню одного человека. Он требовал, чтобы я называла его Хозяином. Он показался мне злым и жестоким.

При воспоминании об этом на лицо девушки набежала мрачная тень. Алекс никогда еще не видел ее такой.