Гамма-воин
Шрифт:
В квартире ничего не тронуто — даже запасной мобильник со сдохшей батареей лежал там, где Артем его оставил. Они продемонстрировали свои возможности. Теперь дома оставаться опасно. Тарасов механически сунул заляпанный полигонной грязью тренировочный костюм в стиральную машину, прошел на кухню, включил холодильник. Есть не хотелось: ужина, наскоро проглоченного в уличном кафе, до утра хватит. А оружия он по привычке не захватил…
По телевизору шли новости. Показывали недавние события на границе. Бойко тарахтели всезнающие столичные журналисты. Камеры выхватывали то пограничный
«В полицию, что ли, заявить?» — пришла Артему пошлая мысль, и он тут же отогнал ее, представив недовольные физиономии муниципальных ментов, которых оторвали от честного бизнеса на соседнем авторынке. Своими силами надо, майор, только своими…
Легонько урчала стиральная машина, смывая с одежды липкую подмосковную грязь. Дом теперь казался чужим, ненадежным, заброшенным. Тарасов выключил телевизор, заварил крепкий кофе и долго курил, наблюдая, как колечки дыма смешиваются с ароматным паром. Через полчаса, развесив на балконе выстиранный костюм, Артем запер дверь квартиры и потопал по лестнице — лифт, по обыкновению, чинили.
Сегодня, идя по вечерней Москве, Тарасов чувствовал себя в меньшей безопасности, чем совсем недавно под минометным обстрелом. Он смешался с вечерней толпой, но остро чувствовал свою обособленность, отчужденность — явный признак надвигающейся опасности, если уж пользоваться старинными приметами, на которые богат спецназ.
«Где ты, где ты, армейская контрразведка?! — мысленно патетически вопрошал Артем. — Какого черта российский майор должен трястись за свою дешевую жизнь здесь, в черте столицы?!»
— Ваши документы!
Парочка ментов, двигавшаяся по бровке тротуара навстречу, видимо, ощутила нездоровые флюиды, исходящие от Тарасова. Артем молча протянул офицерскую книжку с примятым корешком.
Сержант уныло полистал документ, пытливо взглянул в лицо Тарасову, козырнул, кивнул товарищу, и патруль продолжил свой маятникообразный путь от конца бульвара до утыканной автомобилями стоянки перед «Рамстором».
Леденящий холодок страха, который Артем ощущал еще несколько минут назад, сменился злой и холодной решимостью. Сейчас ему хотелось встретиться лицом к лицу с теми, кто желает его смерти. «Покажись! Ну покажись, мразь! — твердил про себя Тарасов. — Покажи свои рожки!» Но толпа была, как всегда, текуча и безмолвна.
Волнение его нарастало — как однажды в темном ущелье, когда на колонну обрушились очереди крупнокалиберных пулеметов, и грохот от рикошетящих от брони пуль смешивался с воплями раненых и шипением взлетающих в чужое небо сигнальных ракет… Все было как тогда, только сейчас враг неизвестен, а значит, вдвойне опасен… Уж лучше бы началась война. Вторжение. Лучше бы «Гамма» сейчас с боем рвалась к недостижимому Тифлису, а боевой комбат сидел бы в головной машине и, надев на трещащую от забот и грохота взрывов голову наушники, отдавал резкие, как удары хлыста, приказы…
Звонок мобильного телефона вывел Артема из транса. Номер, высветившийся на дисплее,
— Да, я слушаю, — сглотнув слюну, глухо проговорил в трубку Тарасов.
Услышанное оглушило его, накрыло взрывной волной.
— Тема, прости меня, пожалуйста! — пропел лживый девичий голосок. — Я тебя напугала, наверное?
— Анька, ты?! — ошалело спросил Артем, застыв посреди тротуара наподобие соляного столба. — Ты?!
— Ну да, я, — отозвалась девица. — Ты меня уже простил, да?!
— За что, черт?! — начал раздражаться от глупого разговора Тарасов.
— Ну, за записку дурацкую… Я со всеми поссорилась и пьяная была… Зашла сумку свою забрать — я ее на балконе забыла… вот… И написала тебе… Я сильно злая на тебя была, понял?!
— Я понял тебя… Завтра давай созвонимся…
Он отключил связь. Картинка в голове сложилась — словно включили верхнее освещение. И стало все ясно, как в конце запутанного фильма. Артем рассмеялся — отрывисто и громко.
Торопливая толпа, как живая, качнулась, обтекая странного человека с мобильным телефоном, зажатым в кулаке. А когда Артем присел на лавочку, чтобы переварить свои оглушительные чувства, мобильный снова зазвонил:
— Майор Тарасов? Добрый день! — Голос был мужской, приятный. — Генерал Ларичев просил передать вам его личную просьбу. Завтра в «Президент-отеле» состоится пресс-конференция. Будут генералы из Генштаба, из округа… Устроители просили пригласить настоящего боевого офицера, и Ларичев порекомендовал вас…
— Спасибо, я буду, — ответил Артем. — В котором часу?
Для него так и осталось непонятным, решил Ларичев поиздеваться или на самом деле не нашел, кого послать на пресс-конференцию.
Пресс-конференцию в «Президент-отеле» собирали наскоро — в ответ на многочисленные враждебные выпады западной прессы, — и поэтому собравшиеся выглядели помятыми и чрезмерно суетливыми…
Артем приехал в центр на метро. У самого «Президент-отеля» ему встретился кортеж из черных служебных «Волг» с генералитетом на борту. «Большие звезды» приехали, чтобы отчитаться перед массмедиа о проделанной работе. Это было генералам не впервой: первая и вторая чеченские войны научили их честно врать на пресс-конференциях. А на закуску был приготовлен простой майор Тарасов, герой и хороший человек.
Артем нарочно оделся в гражданское — явиться в форме ему не приказывали. Проходя мимо генералов, беседующих в окружении пестрых свитеров и либерально-небрежных журналистских причесок, Тарасов кивнул мельком взглянувшему на него Ларичеву и прошел на свое место за длинным, уставленным микрофонами столом.
— Вы знаете, что говорить? — сунулся к Артему полковник из свитских и протянул распечатанный на принтере лист.
Тарасов сунул шпаргалку в карман, не прочитав.
Дали сигнал к началу пресс-конференции. Генералитет рассаживался в соответствии с занимаемой должностью. Артему нравилось наблюдать за начальством, собравшимся для пресс-конференции: вот капитан из свиты ловко отодвинул стул перед генерал-полковником из Генштаба. Вот еще один военачальник, колыхнувшись в проходе, подал руку Ларичеву, и тот ответил жарким рукопожатием…