Гамп и компания
Шрифт:
– Хотелось бы, – говорю.
– Война – не очень приятная вещь, – продолжает он. – Но когда приходит время на ней воевать, идти туда должны именно мы. В мирное время мы говно копаем, но в военное: «Марш вперед, труба зовет…» Спасители отечества и всякая такая ерунда.
– Может, это верно для тебя и сержанта Кранца, – говорю, – но для нас со Сью это не так. Мы народ мирный.
– Да, но когда сигнал дают, ты всегда на месте оказываешься, – говорит Ден. – И не думай, что я этого не ценю.
– Я точно буду рад, когда мы домой прибудем, – говорю.
–
– Чего?
– Я сказал: «Едрена вошь». – Он смотрит на приборную панель.
– А в чем дело? – спрашивает сержант Кранц.
– Нас на прицел взяли.
– Что? Кто?
– Кто-то взял нас на мушку. Самолет. Прикидываю, это наверняка один из наших.
– Из наших?
– Ясное дело. Ведь никаких иракских ВВС уже не осталось.
– Но зачем? – спрашиваю.
– Едрена вошь! – снова говорит Ден.
– Чего?
– Они пальнули!
– В нас?
– В кого же еще? – говорит Ден и начинает по-всякому крутить танком. Но тут раздается мощный взрыв, который буквально разносит танк на куски. Нас всех разбросало в разные стороны, а кабина наполнилась дымом и огнем.
– Прочь отсюда! Прочь! – орет Ден.
Я вылезаю из люка и тянусь за сержантом Кранцем, который оказался как раз позади меня. Потом я тянусь за стариной Сью, но он лежит в задней части кабины, раненый или чем-то придавленный. Тогда я нагибаюсь, чтобы ухватить Дена, но ему не дотянуться до моих рук. Какое-то мгновение мы смотрим друг другу в глаза, а потом он говорит:
– Проклятье, Форрест, мы почти добрались…
– Идем, Ден! – ору я. Пламя уже расползлось по всей кабине, а дым все гуще и гуще. Я изо всех сил тянусь вниз, чтобы до него добраться, но без толку. Ден вроде как улыбается и смотрит на меня снизу вверх.
– Ну что, Форрест, чертовски славную войну мы себе устроили, правда?
– Скорее, Ден, хватайся за мои руки! – завопил я.
– Увидимся, приятель, – только и говорит он, а потом танк взрывается.
Меня швырнуло в воздух и малость опалило, но в остальном я особых ранений не получил. И все-таки я не мог в это поверить. Я встал и просто стоял там, наблюдая за тем, как сгорает наш танк. Я хотел вернуться и попытаться их вытащить, но знал, что все это уже без толку. Мы с сержантом немного подождали, пока весь танк не выгорел, а потом он говорит:
– Ладно, идем, Гамп. До дома путь долгий.
Той ночью весь путь назад по пустыне я чувствовал себя так ужасно, что даже не мог заставить себя заплакать. Два лучших друга, какие только могут быть у человека, – вот и они тоже ушли. Одиночество было таким ужасным, что просто не верилось.
По лейтенанту Дену и Сью устроили небольшую службу на базе ВВС, где стояли наши истребители. Я не мог удержаться от мысли, что один из этих пилотов в ответе за все, что произошло, но прикинул, что ему и самому сейчас, должно быть, страшно паршиво. Да и в конечном счете нас не должно было там быть, если бы нам не пришлось возвращать Саддама в Багдад.
На бетонированную
Мы с сержантом Кранцем стояли в небольшой группке, и один раз он повернулся ко мне и сказал:
– А знаешь, Гамп, они, эти двое, хорошими солдатами были. Даже этот обезьян. Он никогда никакого страха не показывал.
– Может, он был слишком тупой, чтобы понимать, – говорю.
– Может. Вроде тебя, да?
– Наверное.
– Я буду по ним скучать, – говорит сержант Кранц. – У нас чертовски славная поездка получилась.
– Угу, – говорю. – Чертовски славная.
После того как капеллан что-то там такое сказал, была дана команда оркестру, который сыграл отбой, и взводу автоматчиков, который дал салют из двенадцати автоматов.
После этого генерал Шайскопф подходит и обнимает меня за плечи. Наверное, он заметил, что у меня глаза наконец слезиться начали.
– Мне очень жаль, рядовой Гамп, – говорит он.
– Всем остальным тоже, – говорю.
– Послушай, я так понимаю, эти парни были твоими друзьями. Мы не смогли найти их личных дел.
– Они были добровольцы, – сказал я.
– Что ж, – говорит генерал, – возможно, ты захочешь забрать вот это. – Один из его адъютантов подходит с двумя маленькими баночками, и на верху каждой – крошечный пластиковый американский флажок.
– Наши люди из похоронной регистрации говорят, что это будет подходяще, – говорит генерал Шайскопф.
Я взял банки и поблагодарил генерала, хотя не знал, за что, а потом ушел, чтобы найти свое подразделение. К тому времени, как я вернулся, ротный писарь уже меня искал.
– Где ты был, Гамп? У меня важные новости.
– Это долгая история, – говорю.
– Ну, догадайся, что? Ты больше не в армии.
– Вот как?
– Точно. Кто-то прикинул, что у тебя криминальный послужной список. Черт, да тебя с самого начала нельзя было в эту армию допускать!
– Так что же мне теперь делать?
– Пакуй свое говно и убирайся отсюда к черту, – был его ответ.
Так я и сделал. Выяснилось, что той же ночью я должен лететь на самолете в Штаты. Не было времени даже переодеться. Я положил баночки с прахом Дена и Сью в свой вещмешок и в последний раз получил увольнительную. Когда я добрался до самолета, он был только наполовину заполнен. Я сам выбрал себе сиденье сзади, отдельно от остальных, потому как моя одежда… ну, на ней был запах смерти, и меня это смущало. Мы летели высоко над пустыней, луна была полная, а по всему горизонту плыли серебристые облака. Внутри самолета было темно, и я уже начал чувствовать себя чертовски одиноко и подавленно, но потом вдруг посмотрел на сиденье по другую сторону от прохода – а там Дженни, просто сидит и на меня смотрит! У нее тоже вроде как грустное выражение на лице, и в этот раз она ничего не говорит, а просто смотрит на меня и улыбается.