Ганнибал. Бог войны
Шрифт:
– Это точно, – согласился Коракс. – По возможности засылать надо говорящего по-гречески и заслуживающего доверия человека.
– Нам нужен надежный сиракузский дезертир! – усмехнувшись, заявил Витрувий. – А еще лучше – римлянин.
– Никто из наших для этого не годится, – сказал собеседник.
– Почему же? Недавно ты заявлял, что у тебя пара человек говорит по-гречески.
Квинт насторожился. Видимо, Витрувий говорил про него – и кого-то еще?
– Креспо? – спросил Коракс.
– Вот один.
– Он определенно храбр, но акцент его выдаст. Через час после появления такого
Марий говорит по-гречески? Квинт и не догадывался.
– Марцелл предпочел бы двоих, – сказал Витрувий.
– Верно. Акцент Мария еще туда-сюда, но у Креспо хуже.
Последовала короткая пауза – Квинт гадал, не заговорила ли в Кораксе совесть.
– И все же он бы мог подойти. Я намекну полководцу.
В солдате забурлил страх. Отправка в Сиракузы была равнозначна смертному приговору. Даже для собственного уха его греческий заметно отличался от того, на котором говорил тот сиракузский командир, Клит. Он попытался разозлиться на Коракса, но не получилось. Это была не вредность со стороны центуриона – он просто делал то, что нужно Марцеллу и войску. По большому счету было не так важно, если он сам и Марий погибнут там… Проклятье! Мотнув головой Урцию, Квинт на цыпочках сделал несколько шагов от палатки Коракса, а потом, громко топая, чтобы было слышно, снова подошел к ней. Они вышли из-за угла и отсалютовали. Боец с облегчением понял, что никто из центурионов ничего не заподозрил.
– Я рад, что не говорю по-гречески, – пробормотал Урций, пока они пошли дальше.
– Ну и ладно, – собрав весь свой стоицизм, произнес Квинт. – Если прикажут стать сраным шпионом, я выполню свой долг.
– Сделай приношение Фортуне. Может быть, пронесет, – посоветовал Урций, похлопав его по плечу.
Юноша состроил гримасу. По своему опыту он знал, что дары богам не влияют на будущее, но промолчал.
Обоим пришлось вынести град ругательств за задержку, но вскоре установилась тишина, когда Плацид начал рассказ. Однако он оставил равнодушным Квинта, поскольку его голову заполняли мрачные мысли о Сиракузах. Когда рассказ закончился, юноша все еще сидел, размышляя.
Марий подтолкнул его.
– Прекрасная история, а?
– Да, – с рассеянным видом согласился Квинт.
Приятель пристально посмотрел на него.
– Да ты ни слова не слышал! Что с тобой?
– Ничего, – ответил тот, но Марий не отставал.
Через некоторое время Квинт сдался. В конце концов, Мария это тоже касалось, и товарищи не изменят своего мнения о них к худшему из-за того, что они не хотят отправляться на самоубийственное задание. Впрочем, к его удивлению, лицо Мария просветлело от такой перспективы.
– Откуда ты знаешь по-гречески? – спросил Квинт.
– Я вырос в Бруттии. Даже теперь во многих маленьких городах на побережье основной язык – греческий.
Урций тихо присвистнул.
– Я знаю, Марий, что у тебя одному Гадесу известно какие взгляды на жизнь, но хотеть взяться за такое…
– Мой срок еще не пришел, – самоуверенно осклабился тот. – К тому же, говорят, сиракузские женщины ошеломительны – и так же легки в поведении!
– Он опять думает о своем члене… Человек не видит беды, пока она не грянет. Ставлю дидрахму, что ты вернешься, так и не засунув его ни в одну сиракузскую бабу. – Урций протянул руку.
– Идет! – Марий пожал ее.
– Уговор дороже денег, – предупредил Квинт, не удержавшись от улыбки. – Без обмана!
– Договорились. Пусть Вулкан расплющит мой член, если не сдержу слова!
– Вот это было бы противно. Твой член так мал, что Вулкану не так просто будет его отыскать, – ухмыльнулся Урций.
Лицо Мария на мгновение стало серьезным.
– Дело не в бабе. Вообразите, какие нас ожидают опасности! А если все получится? Наверняка будет большая награда, и мы сможем несколько месяцев пить.
Квинт постучал по лбу.
– Ты свихнулся.
Марий рассмеялся, и юноша понял, что, несмотря на свой страх, он не был бы так уж счастлив, если бы Мария отправили на задание одного. Плохо это или хорошо, он – его товарищ.
– Все равно ничего такого не будет, – сказал Марий. – Марцелл наверняка найдет кандидатов получше.
Пара дней прошла без событий, и тревоги начали затихать. Наверняка командующий нашел людей для секретного задания. И когда однажды утром Коракс куда-то пропал, оставив свою манипулу Витрувию, Квинта это не обеспокоило. Собрания центурионов были обычным делом, а рвение Витрувия не оставляло времени для размышлений. Вскоре он устроил одним гастатам серию марш-бросков в полном вооружении, а другим велел сражаться друг с другом тяжелыми деревянными мечами, какими обычно пользовались рекруты. Некоторым даже пришлось бороться в доспехах – как сказал Витрувий, чтобы освежить навыки рукопашного боя. Солдаты не были рады – мало кто из центурионов истязал своих солдат таким образом, – но взялись за упражнения с готовностью, потому что Витрувий ничуть не уступал Кораксу в приверженности строгой дисциплине. Если он замечал, что кто-то недостаточно старается, того ожидало нечто похуже упражнений.
Квинт с Урцием и остальными заканчивал серию марш-бросков, когда услышал, как кто-то зовет Мария и его. Еще оставалось четыре забега, но их звал сам Витрувий. Они трусцой пустились к младшему центуриону, стоявшему с опционами. У Квинта возникло нехорошее предчувствие, когда он заметил рядом с Витрувием солдата. На нем был самнитский нагрудник из трех пластин, означавший, что он из социев. Осознание пришло мгновением позже. Коракс был у Марцелла, а это был экстраординарий, один из отборных солдат союзников, служивший в охране консула.
Уже с отчетливой тревогой Квинт сказал:
– Ты звал нас, центурион?
– Оба пойдете с этим солдатом. Марцелл хочет вас видеть.
– В таком виде?
Квинту совершенно не хотелось видеться с командующим римскими силами в Сицилии – которого он видел лишь однажды, да и то издали, – вот так, с раскрасневшимся лицом и вспотевшему. Даже Марий смотрел уже не так бодро, как мгновение назад.
– Да, – коротко сказал Витрувий. – Сейчас.
– Слушаюсь!
Квинт отсалютовал и посмотрел на бородатого самнита, не намного старше его самого.