Ганнибал
Шрифт:
Пацци не стал приближаться к доктору Лектеру, но подошел ближе к стене и почувствовал какой-то странный химический запах. И решил было, что это какой-то растворитель, который использовали реставраторы.
– Буквы можете разобрать? Там написано «Пацци» и еще довольно грубый стишок. Это ваш предок, Франческо, повешенный на стене Палаццо Веккьо, вот под этими самыми окнами, – сообщил доктор Лектер. Он смотрел прямо в глаза Пацци сквозь разделявший их луч проектора. – Кстати, синьор Пацци, еще одна вещь, связанная с вышесказанным. Должен вам сознаться, я серьезно
Доктор Лектер дернул огромное полотно вниз и набросил его на Пацци, Пацци упал, запутываясь в холсте, пытаясь высвободить голову, и сердце его бешено колотилось в груди, а доктор Лектер, мгновенно оказавшись позади него, с невероятной силой зажал его шею взахват и прижал пропитанную эфиром губку к холсту в том месте, где было лицо Пацци.
Ринальдо Пацци отбивался изо всех сил, ноги и руки запутались в холсте, ноги в тряпке – но он все же сумел дотянуться рукой до пистолета, и когда они вместе с доктором покатились по полу, попытался направить свою «беретту» назад под удушающим его полотном; и, уже проваливаясь в крутящийся мрак, он нажал на спуск и прострелил себе бедро…
Выстрел из девятимиллиметрового пистолета, да еще под холстом, произвел не больше шума, чем завывания и грохот, доносившиеся снизу. На лестнице никто не появился. Доктор Лектер затворил огромные двери, ведущие в Салон Лилий, и запер их на засов…
Немного тошнило и не хватало воздуха. Пацци пришел в себя, ощущая во рту привкус эфира и тяжесть в груди.
Он обнаружил, что по-прежнему находится в Салоне Лилий, и понял, что не может пошевелиться. Ринальдо Пацци был весь спеленут холстом и веревками и стоял прямо, как старинные башенные часы, привязанный к ручной тележке, на которой рабочие привезли сюда кафедру. Рот его был заклеен. Тугая повязка остановила кровотечение из огнестрельной раны в бедре.
Наблюдая за ним, облокотившись на кафедру, доктор Лектер вспомнил, что и сам он был точно так же связан, когда его в психушке перевозили на ручной тележке.
– Вы меня слышите, синьор Пацци? Дышите глубже, пока еще есть такая возможность, это поможет вам – в голове скорее прояснится.
Доктор Лектер говорил, а руки его продолжали действовать. Он уже вкатил в салон большой полотерный агрегат и теперь возился с его толстым оранжевым силовым кабелем, завязывая на его конце с вилкой петлю, какую делают палачи для казни через повешение. Резиновая оболочка кабеля поскрипывала, пока он наворачивал традиционные тринадцать оборотов, как это делает профессиональный палач.
Дернув за вилку в последний раз, доктор завершил изготовление петли и положил ее на кафедру. Вилка торчала вбок.
Пистолет Пацци, пластиковые полоски для связывания рук, содержимое его карманов и его портфель лежали на подиуме кафедры.
Доктор Лектер копался в его бумагах. Он сунул себе за пазуху досье из жандармерии, в котором находились его permesso di soggiorno, разрешение на работу и негативы фотографий его нынешнего нового лица.
Здесь же лежали ноты, которые доктор Лектер давал синьоре Пацци.
– Лаура, если мне будет позволено называть ее Лаурой, должно быть, пользуется замечательным ночным кремом, синьор, – сказал он. – Просто великолепный крем. Сперва холодит, потом согревает. Запах флердоранжа. М-м-м-м! У меня за весь день маковой росинки во рту не было. Вообще-то печень и почки можно использовать на обед сразу же, прямо нынче вечером, но остальное мясо может повисеть с недельку при нынешних-то погодных условиях. Я не читал прогноз погоды, а вы? Полагаю, это означает «нет».
Если вы сообщите мне то, что меня интересует, коммендаторе, я вполне смогу уехать, не обедая, и синьора Пацци останется целой и невредимой. Я вам задам несколько вопросов, а потом посмотрим. Вы же знаете, мне можно доверять, хотя вы, я полагаю, вряд ли способны кому-либо доверять, хорошо зная самого себя.
Я еще в театре понял, коммендаторе, что вы меня опознали. Вы случайно не напустили в штаны, когда я склонился к руке синьоры Пацци? А когда я понял, что полиция так и не прибудет, стало совершенно ясно, что вы меня продали. Кому вы меня продали? Мэйсону Верже? Моргните два раза, если «да».
Благодарю вас, я так и думал. Я однажды позвонил ему по тому номеру, что указан на его развешанном повсюду объявлении, когда был еще далеко отсюда. Просто так, для развлечения. А его люди ждут нас снаружи? Так-та-а-ак. И один из них пахнет как протухшая свиная сарделька? Понятно. Вы говорили обо мне кому-нибудь в Квестуре? Вы один раз моргнули? Так я и думал. Теперь подумайте минутку и сообщите мне ваш код доступа к компьютерным файлам в Квонтико.
Доктор Лектер открыл свой нож, «гарпию».
– Я сейчас сниму вам ленту со рта, и вы мне все скажете. – Он поднял нож. – Не вздумайте кричать. Как вы полагаете, вы в состоянии удержаться от криков?
Голос Пацци был хриплым от действия эфира:
– Клянусь Богом, я не знаю код. Я плохо соображаю… Мы можем спуститься к моей машине, у меня там бумаги…
Доктор Лектер развернул тележку с Пацци, так чтобы тот смотрел на экран, и начал переключать туда и обратно изображения – с повесившегося Пьера делла Винья на повесившегося Иуду с выпущенными наружу кишками.
– Который лучше, как вы полагаете, коммендаторе? С кишками наружу или с кишками внутри?
– Код у меня в записной книжке.
Доктор Лектер поднес записную книжку к лицу Пацци и держал так, пока тот не нашел нужную запись среди телефонных номеров.
– И любой посетитель сайта может считывать информацию дистанционно?
– Да, – прохрипел Пацци.
– Благодарю вас, коммендаторе. – Доктор Лектер повернул тележку обратно и подвез Пацци к огромным окнам.
– Послушайте! У меня есть деньги! Вам же нужны деньги, чтобы скрыться. Мэйсон Верже никогда не остановится. Никогда! А вам нельзя возвращаться домой за деньгами, за вашим домом следят.